вспомнила все, что случилось накануне, и ощутила себя невыразимо несчастной.
Так начался краткий, но незабываемый период ее жизни в саванне.
бедняком и поэтому имел всего лишь одну жену - сварливую, обжористую и ленивую,
как все бедняцкие жены. Ее будили коровы, скудное вымя которых переполняло
прибывшее молоко, она, в свою очередь, будила Верку, и они на пару отдаивали
два десятка горбатых, полудиких буренок, затем переходивших на попечение Ингбо
и других пастухов.
отправлялась за водой к источнику, отстоявшему от деревни почти на километр.
Иногда ей приходилось пережидать там гиен, нахально лакавших воду. Всех других
животных она умела отгонять криками и комьями земли. За день она делала по
пять-шесть таких ходок.
детей, каменным пестиком толочь зерно в каменной ступе, отскребать жир и мездру
от звериных шкур, поддерживать огонь в очаге, жарить лепешки, отгонять мух от
спящего Ингбо.
кашей да молоком, смешанным со свежей кровью, добываемой из яремной вены живых
коров. Сначала Верку воротило от такой пищи, но пришлось привыкать - голод не
тетка. Ходила она теперь в халате на голое тело и босиком - остальные свои вещи
берегла на будущее. Особо Верку в семье Ингбо не притесняли, но ее жизнь не шла
ни в какое сравнение с жизнью толстозадой бухгалтерши и грудастой продавщицы,
ставших к тому времени старшими женами вождя племени и колдуна соответственно.
На Верку эти новоявленные аристократы смотрели свысока и даже обглоданной
костью никогда не поделились.
заката, ни дня ни ночи, ни лети ни зимы. Жизнь была не жизнь, а тягучий,
нескончаемый сон.
охотников и скотоводов, почти лишенный отвлеченных понятий. Из монотонных
песен, заменявших африканцам и радио, и газеты, и светские сплетни, она узнала,
что солнце, как известно, являющееся отрубленной головой великого охотника,
отыскало наконец свое тело и на небо больше никогда не вернется, что великая
река постепенно мелеет и во многих местах ее уже можно перейти вброд, что
бегемоты уходят куда-то в неведомую даль, что в саванне появились неизвестные
животные, спаривающиеся с зебрами и антилопами, что от этих животных пошел
повальный мор и обожравшиеся падалью стервятники не могут взлететь с земли.
на еврейку женщина, ни слова не понимавшая по-русски и все время молившаяся
Деве Марии. Среди военной добычи стали попадаться металлические нагрудники,
каски с высоким гребнем и длинные прямые мечи.
недавно кичившиеся своими несметными стадами, превращались в бесправных
попрошаек. А вскоре неведомые хвори навалились и на людей.
харкали сгустками крови, в их груди свистели и клокотали неведомые злые духи.
Верка с ужасом наблюдала, как от обыкновенной крапивницы с людей лоскутьями
слезает кожа, как простой герпес, который и лечить-то смешно, вызывает у
африканцев тяжелые экземы, неудержимый понос, гнойные отеки и слепоту, как
банальный грипп в считанные дни перерастает в пневмонию.
детей - двое.
вновь погружалась в тупую лень и животное обжорство (есть она могла все, даже
жирных личинок, живущих под корой деревьев, и едва вылупившихся птенцов
китоглава и марабу). Смерть в этом мире не считалась непоправимым несчастьем.
Люди уходили не в небытие, а в счастливые заоблачные просторы, где никто не
знает нужды, где всегда удачная охота и никогда не скудеют пастбища.
условным промежутком времени между пробуждением и отходом ко сну), когда
заболел самый младший в семье Ингбо, Веркин любимец Килембе, которого она шутки
ради научила петь песенку о новогодней елке, Снегурочке и Деде Морозе.
одышка и резкая боль при глотании. Он лежал пластом, хрипло дышал и смотрел на
взрослых жалобными глазами теленка, над которым мясник заносит остро отточенный
нож. Колдун, недавно потерявший своего собственного ребенка, отказался просить
у богов за Килембе.
лимфатические узлы, распухшие до размеров грецкого ореха, мельком заглянула в
воспаленный зев, забитый серой слизью. Не нужно было иметь высшее медицинское
образование и опыт врача-педиатра, чтобы поставить безошибочный диагноз -
дифтерия. Жить мальчику осталось недолго, а умирать он должен был в страданиях,
куда более мучительных, чем страдания висельника.
цели бродить по зловеще затихшей деревне. Совершенно случайно ноги принесли ее
к той самой хижине, хозяин которой в свое время получил в качестве трофея
фельдшерский чемоданчик, содержащий все инструменты и медикаменты, положенные
бригаде "Скорой помощи" согласно приказу министра здравоохранения товарища
Петровского.
Верка нырнула в хижину.
в горшках молоко уже покрылось пушистой плесенью. В углу на грязной циновке
лежала мертвая девочка лет десяти, на лице которой мухи уже справили свои
незамысловатые брачные обряды.
что окружало его здесь, примерно так же, как мельхиоровая вилка отличается от
деревянных палочек для еды. Хозяева, не справившиеся с замками, просто вспороли
бок чемоданчика.
термометра. Вокруг были разбросаны всякие забавные штучки: стеклянные
флакончики, баночки, тюбики, склянки, шприцы и пакетики. До самых последних
минут девочка играла с предметами, которые могли бы спасти ее.
Ингбо, где уже парил невидимый для человеческого взгляда бог смерти, войны,
молнии и грабежа Шонго, уводивший души умерших в свои владения.
инвентаризации своих сокровищ. На дне чемоданчика оказалось немало битого
стекла, рассыпанных порошков и рваных бинтов, но ампулы с противодифтерийной
сывороткой и антибиотиками, к счастью, уцелели.
обряд: в кипятке варятся какие-то загадочные побрякушки, затем превращающиеся в
огромного бескрылого и безногого комара с прозрачным брюхом и длинным тонким
жалом; это жало пьет бесцветную жидкость из стеклянных сосудов, плюется ею, а
потом жадно вонзается в ягодицу почти уже неживого ребенка.
кусок домотканой материи, в которую полагалось завернуть мертвое тело сына.
вставала к нему - колола сыворотку, пенициллин, атропин. От шума кипящей воды и
позвякивания вскрываемых ампул супруги Ингбо просыпались и испуганно пялились
на бледнолицую колдунью.
нараспев произнес фразу, суть которой ему никогда не суждено было понять: "В
лесу родилась елочка, в лесу она росла..."
же самое проделала его тучная жена. Это означало, что оба они признают над
собой полную власть великой колдуньи и просят ее не гневаться за прошлое.
незримо витала тень беспощадного Шонго, облетела всю деревню. Когда изнывающая
от безделья Верка выходила прогуляться (теперь она была отстранена от любой
черной работы), попадавшиеся на ее пути африканцы прикрывали свои лица локтем и
подобострастно кланялись. Встретиться взглядом с колдуном или колдуньей здесь
считалось такой же плохой приметой, как и наступить на хвост спящему льву.
пригласили на аудиенцию к вождю. К тому времени он стал уже обладателем сразу
двух белых женщин, заплатив колдуну за продавщицу дюжину самых толстых
африканок из своего гарема, целое стадо коров и множество другого менее ценного
скарба.
логово отличается от барсучьей норы - и там и тут одинаково грязно, везде царит
полнейшая антисанитария, зато совсем другие масштабы. Домочадцы вождя - жены,
дети, прислужники и прихлебатели, - узнав о приближении колдуньи, бросились вон
и попрятались кто где.
Кроме них двоих, в доме находились только презабавная ручная обезьянка да
всякая мелкая живность вроде мух и сколопендр.
шкуру.
мужественный человек, не раз в одиночку ходивший на льва, отважился бы
продемонстрировать ее симптомы незнакомой женщине.
Василенко Иван
Никитин Юрий
Херберт Фрэнк
Акунин Борис
Свержин Владимир
Скальци Джон