схватившиеся два степных рода, то по крайней мере остановить убийство
детей я смогу. Пусть я спасу не всех. Но - кого спасу, того спасу. Ты не
понимаешь меня?
этом.
Познания проскользнуло нечто похожее на гнев.
же легкостью, что и хлеб за обедом!
приносят вести одна страшней другой. Харад, обезумев, налетел с войной на
Умбар. Нестроение в Рохане. Назревает смута в Гондоре. Тебе этого мало?!
густой бороде.
юг. Я никогда не вмешивался в великую Пляску Сил, теперь же прошу тебя об
одном...
перед твоей мощью?
Срединное Княжество, окажется бессмысленным. И хоры Айнур грянут раньше,
чем мы будем готовы.
водилось.
становлюсь уязвимым для Силы Валар. Теперь ты понимаешь?..
словно оно дало резкий сбой.
Гномам... а там их потайными путями - на Дальний Юг. Медлить нельзя. То,
что не удалось Олмеру Великому, вполне может сотворить безвестный пройдоха
с юга. Терпение Сил Мира испытывать нельзя. Бить так бить!
Позади - страшный Гондор. Позади бесплодные, выжженные земли между
Андуином и Харненом, где в зарослях безраздельно властвовали шакалы.
Позади Умбарский залив и гордая крепость в кольце неприступных стен.
Позади харадские охотники за рабами, их ловчие соколы и своры псов-ищеек.
Миллога, никогда и не помышлявшего ни о каких странствиях, как видно,
хранила сама всемогущая Судьба. Он избегал одну опасность за другой, даже
и не подозревая о том, привыкнув слепо доверять инстинкту пса, своего
верного поводыря.
никогда не утруждать работой, пока что выходило совсем по-иному. Именно
пес отыскивал пропитание в этих небогатых добычей местах, честно делясь
пойманным зверьем с ховраром. Миллог, в свою очередь, пытался ловить рыбу,
и иногда снасти не оставались пустыми.
над их давно потерявшим всякий смысл старанием посмеялся бы любой
здравомыслящий - ну не бред ли: искать в _Хараде_ тело утонувшего на
Энедвэйтском Взморье! Но для Миллога, похоже, эти соображения ничего не
значили. Сам он ни о чем подобном не задумывался; а пес если и задумывался
- то не умел говорить.
него псу. - Что есть-то будем? Второй день никакой охоты...
- оно нежилось себе под солнечными лучами. По невесть откуда взявшимся
соображениям Миллога, погода и место как нельзя лучше подходили для рыбной
ловли; а пес, хоть и мог бы поспорить, увы, довольствовался лишь лаем и
визгом. Повернувшись к Морю, он глухо рычал, оскалив зубы и вздыбив
шерсть.
место... Вода рядом, и тенек, и все такое... Отдохнем, а завтра дальше
двинемся!
берега.
узкая туманная полоска - словно облачко решило придержать свой бег и
отдохнуть на водной глади. Правда, облачко это почему-то стало очень уж
быстро расти, приближаясь, и спустя совсем немного времени во всей своей
грозной красе показалась исполинская зеленоватая волна - казалось, до
самого неба. Миллог окаменел. Пес в ужасе заметался по берегу; но потом,
бешено рыча, намертво встал возле ног ховрара, показав внушительные клыки.
Он был готов к бою. Миллог же стоял, выронив немудреную снасть и широко
разинув рот, парализованный, обездвиженный ужасом, - исполинская волна,
несущаяся на сушу, должна была смести все на своем пути; укрыться на
низком, пологом берегу негде. Оставалось только ждать гибели...
собирается тратить силу в бессильной ярости, смывая в Великое Море жалкий
мусор. Она мало-помалу теряла быстроту и напор, гребень ее опускался - и
вместе с ним замедлял ход дивный белоснежный корабль под странными косыми
парусами, очень напоминавшими развернутые крылья готового взлететь лебедя.
Нос корабля был выгнут подобно шее гордой птицы, навершие его украшала
лебединая же голова.
намереваясь пристать к берегу.
готовый биться до последнего и встретить смерть как подобает воину -
лицом, а не спиной. Волна тем временем совсем исчезла - словно и не было
никогда грозного вала, мчащегося к берегу точно сам Ульмо...
остановился, с легким плеском упали якоря. Казалось, от белых парусов и
бортов исходит мягкое сияние, заметное даже сейчас, ярким безоблачным
утром. Легкая серая лодочка летела по водной глади, словно невесомая
пушинка; двое гребцов на носу и на корме едва-едва шевелили длинными
веслами. Кроме них, в лодке сидели еще двое - в легких накидках с
капюшонами, защищавшими от яростного южного солнца.
панический, небывалый ужас, слепой, бессмысленный, от которого люди
бросаются в пропасти или закалывают себя, чтобы только избавиться от
нестерпимой муки. Ноги его приросли к прибрежному песку.
прыжку. Глаза его вспыхнули алым огнем, самым настоящим пламенем,
превратившись в два пламенеющих карбункула.
следить за ней, не в силах не то что сдвинуться с места, а и просто
отвести взгляд. Пот лил с него точно дождевые капли - он стал похож на
ходячего мертвеца.
стараясь не замочить ног, выбрались на песок. Мужчина, немолодой, в полном
расцвете сил, - и женщина, о которой менестрели сказали бы что-нибудь
вроде: "Прекрасна, как сама Любовь!" Дивные золотистые волосы, казалось,
хранят отблеск иного, иномирового света, иномирового блаженства, открытого
лишь немногим...
оттолкнули лодку. Легкое суденышко стрелой полетело прочь; несколькими
взмахами гребцы подогнали его к борту дивного корабля, поднялись на борт -
и судно, немыслимым для парусника образом развернувшись, быстро пошло
прочь, на глазах исчезнув во внезапно сгустившейся дымке. Пришельцы
остались на берегу.
бы ее юной. Мудрость веков читалась в ее взоре. Мудрость бессчетных веков,
боль и надежда, горе и радость. И не было Смертного, которого этот взгляд
оставил бы равнодушным.
Движения его казались быстрыми и порывистыми; и он, и его спутница не
имели при себе оружия. Проходя мимо остолбеневшего Миллога, чудные