драться теперь? Кого же еще нужно победить, и зачем, и где, чтобы добиться
наконец, чтобы стать тем сильным и властным, тем бестрепетно-великим,
какого из него хочет сделать Семен - друг, слуга или змей-искуситель? Кого
еще надо задавить, расточить, рассеять, чтобы наконец ощутить ее, эту
власть, власть силы, власть, никому не дающую отчета ни в чем и ни в ком,
от Бога ли или дьявола данную, самим ли взятую, но безмерную, в которой
только и можно, верно, найти покой и забыть про себя самого!
поведет ее за руку по ковровой дорожке от пристани сюда, к Городцу, к
терему княжому. Будут тесниться глядельщики, будут толковать, сколь
прекрасная княгиня Андреева, ахать, умиляться, шептать: <Из писаных
писаная!> И сам он будет любоваться ею, как всегда, больше на людях, чем
дома, в своем терему, - словно чужое стороннее обожание возвышало Феодору
в его глазах... А может, так и есть? И она войдет сюда - высокие плечи - и
скажет: <Здравствуй, князь!> И взглядом спросит о дворцах, о мраморах и
яшмах разноличных, о пышности кесарския земли... У нее тоже ничего нет,
кроме этого. Нет сына, что успокоил бы женщину, нет прочного дома. Одна
только власть и жажда власти, что сжигает, сушит ее тело, ставшее уже
чужим и жестким в постели, что сжигает ум и душу. Когда-то Семен намекал,
теперь и она первая сказала ему, что он глуп, ибо упустил Дмитрия, что
брата следовало казнить, только тогда станет безопасен престол. Сказала и
не ужаснулась ни душой, ни видом. Сказала и скажет вновь... Что же не идет
Семен?!
сжаться в кулаки, разжались. Сжатые кулаки неприличны князю. (О, он
научился, и они доиграют эту игру до конца!) Семен входит. Он в дорогом и
долгом платье, оплечье в виноцветных лалах, лицо озабочено.
только город оборонить, с Костромы и Нижнего не снимешь, чернь забунтует.
Федор Черный в Сарае. Без него ярославцы не вступятся. Сами - одни не
управим. Надо опять в Орду.
стояли по всем дорогам. Андрей, мало надеясь на крестное целование, забрал
с собою старейших новгородских бояр с их дружинами (и для защиты в пути, и
как залог, чтобы не перекинулись к брату). Посадника, Смена Михайловича, с
ратью отправил в Торжок встречать и переправлять в Новгород хлебные обозы,
что не сумел задержать Дмитрий. Прочих бояр Андрей отпустил назад, лишь
дойдя до Владимира, откуда сам через Городец уехал в Орду.
пристани, княжой двор - все огонь взял без утечи. Осталась единая каменная
церковь Козьмы и Демьяна да груды дымящихся бревен, среди которых суетливо
рылись уцелевшие жители. Теперь только случайные осыпи золы на обрывах
оврагов напоминали о том пожаре. Вновь по Волге тянулись амбары и клети,
восходя вверх по берегу, толпясь, поражая бревенчатым изобилием опор и
подрубов, вздымались по склонам, обжимая даже княжой двор, утесненный
постройками горожан. И вс° строились, строились, строились, выкидывая
слободы за Волгу, туда, на устье Тверцы, где город был когда-то, еще до
Ярослава Всеволодича. Перенесенный на правый берег, он теперь снова лез
туда, ближе к новгородским пределам, к несносному, вечно враждебному
Торжку, передовой заставе Великого Новгорода. Здесь, в стыке путей
торговых, шла постоянная, хоть и не объявленная, купеческая война. Но уж
вверх и вниз по Волге город рос без удержу, выкидываясь пригородами,
торговыми рядками, и княжество росло точно так же: протягиваясь сильно
вверх, до Зубцова и Ржевы, до литовского рубежа, и вниз, до Кашина, и за
Кашин еще. И только ростовский Углич становился преградой этому
суетливо-деловому, буйному и напористому движению Твери и тверичей. Но
зато в городах и княжествах и вниз по Волге, аж до самого Сарая, спроси в
любом рядке торговом: самый частый - тверской гость. Гость деловитый,
разбитной, настырный и богатый, гость тороватый и гордый собой, своим
княжеством. Князь у тверского гостя свой. В тереме княжом и Святослав
Ярославич, покойного князя сынок, и вдова, мачеха Святослава, Ксения.
(Даром что новгородская боярыня, давно уже стала своя, тверская. Сынка
ростит, Михайлу, резов растет сынок, и статен, красовит, и в наученье
книжном скор-толков... Охо-хо, не схлестнуться бы им со Святославом на
матерых-то годах!) И Ксения примет гостя тверского, и обласкает, и
расспросит о землях заморских, ордынских и дальних, Бухаре, Персии,
Железных воротах, про ясов-касогов, про Кафу тороватую, про Царьград.
Вызнает и новгородские тайности, и ганзейские новости, и смоленские,
литовские ли дела. Паче послов купец - гость торговый - в княжом терему!
Он и книжник в Твери, он и строитель, и храмоздатель, торговый человек,
гость!
тучнеют боярские и княжеские стада. И мужик в лесах да на лугах, крепкий
сидит мужик, деловой, расторопный; на праздниках - дракун и °рник, в бою -
наступчив и яр, с таким мужиком, да как не выстать на переды с им!
владимирский, дед нынешнего Дмитрия, отец Александра. Великим князем был,
в очередь свою, и сын его, тверской князь Ярослав Ярославич, что сидел на
Твери, и на Новом Городе, и на владимирском золотом столе. Со смерти
Ярослава прошел едва какой десяток лет, не забыли тверичи, ни бояре, ни
горожане, ни купцы - гости торговые давешней чести.
пределы, за Волгу, на Медведицу, на Пудицу... Идут и идут. Дале-то куды
бежать? Там уж север, новгородские места, а туды еще, к Белозеру, Вологде,
- не ближний свет, без князя не досягнешь. Да и к родным местам здесь
словно бы ближе. И густела Тверь. Строилась. Богатела, сильнела. Ждала.
подсказать можем. Чинно, без этого кругу да шуму, что в Новгороде Великом!
У них там бояре не поладят - кажен год Торговою сторону водят на Софийску
али наоборот да бьютце на Великом мосту. В Твери не так! Все-то по
братствам, да по улицам, да по ремеслу. Старшие мастеры есть, купецкая
старшина. Поговорят тихо, любовно, сами промеж себя. Ко князю чинно
придут, сядут, бороды огладят: так и так, скажут, князь-государь,
сударь-батюшка! Холопы мы тебе верные, а только с Новым Городом нонче торг
прервать - всяко дело подорвать. Ты уж помилуй, посуди, с боярами посиди,
а торговли нас не лишай, на казну свою, княжеску, руки не подымай. Митрий
Саныч сам по себе, с братцем урядят, нет ли, а мы сами по себе, нас лонись
пограбили, ноне опять того не хотим! Да и за старое добро еще не вс°
собрали серебро. А хлеб ноне дорог в Новгородской земле, тверскому гостю
рады, привечают, дак примечай, зазывают - не зевай! Так-то, князь!
говорили, и намекали, и с поклонами ходили уже к нему... Но решила все
баба матерая, Ярославова вдова, Ксения Юрьевна. Хоть не кажной-то знает, а
решила она. Верное дело! Посуди сам: к ней бояра новгороцки ездили?
Ездили! Кланялися? Кланялися! Дары дарили? А кто был-то? Из пруссов, из
бояр софийских, батюшка ейный, Юрий Михаилыч! Почто приезжал? Не с има?!
Да ты слушай! Не с има! С има! Заодно ж! В таку пору да в годах своих
престарелых дочку задумал поглядеть, княгиню великую? Не поверю, что
просто так! Были речи там, всякие были речи! Нам-то с того что, нам
любота, торгуем! А только она, баба, всему тому причина. И рать Святослав
повел на Митрия с ейного совету! Она с норовом, баба-то, матера, матеруща,
така - не подступи! Ей бы сынка-то повозрастее, дак и пасынка свово, князя
бы Святослава подобрала под себя! Ета женка всем княгиням княгиня!
Дочку-то старшую за волынского князя Юрья выдает! Ну! Сваты уж приезжали.
По рукам ударено. Волынь - не ближний свет... То-то! Теперь, коли и Литва
навалится, вместях ее бить: мы отселе, они оттоль. Думашь, не затем? Затем
не затем, а и затем тоже! Туды бояр посылывала, знаем, сами помогали. Тоже
и наш гость там не последний человек!
что ли? Робко как-то словно!
он с нами, чудеса!
бежит туда с Рязани. Селы густо стоят окрест города, и торговля крепка, не
обманчива. Есть что продать, есть на что и купить. Бобра бьют да соболя
еще под самой Москвой! А и хлебом Бог не обидел, и лен, и шерсть - знай
торгуй.
нему тоже!
теперича промеж Митрия с Андреем круто надо поворачиваться!
в любовь, поминали Даниле его бытье новгородское и то, что в прошлое
розмирье с великим князем обошлось-таки без крови... Амбары и княжеский
житный двор ломились от хлеба, льна, кож, скоры. Ключники и посольские
жалобились, что без новгородских гостей все погниет да попортит иное моль,
иное мышь поест, да и куда новину ту девать? Он сам не чаял дождаться
купеческих обозов. На переяславских беглецов, что нынче ворочались к
Василенко Иван
Каменистый Артем
Ильин Андрей
Конан-Дойль Артур
Андреев Николай
Березин Федор