Чтение 67–й страницы книги ~Поиски вымышленного царства~

Образ Джамухи строится автором на обратном принципе, нежели образ
Тэмуджина, причем литературный параллелизм выдержан необычайно четко.

Все, что касается личности Джамухи, автором расценивается необычайно
высоко, причем это мнение автор вкладывает в уста Тэмуджина как основание
для прощения Джамухи. Но о политической программе Джамухи автор говорит
весьма глухо, намеками и полунамеками. Он безапелляционно заявляет, что
"Джамуха разграбил его же возводивший в ханы народ" (¦144), забывая, что
даже после этого большая часть монголов шла за Джамухой, а не за Чингисом.

Очевидно, автор пытается дискредитировать мероприятия Джамухи, которые как
будто были вполне понятны, так как организованная конфедерация распадалась
и воины дезертировали. Интриги, проводимые Джамухой в кераитской ставке,
автор осуждает, но устами кераитских Ванхана и Гурин-баатура, т.е. врагов.
Очевидно, что в 1240 г. Джамуха продолжал оставаться фигурой одиозной для
некоторых кругов монгольской правящей верхушки, и поэтому автор сугубо
осторожен; он не хочет слишком чернить Джамуху, но боится его обелить.

Отношение автора к сыновьям Чингисхана скептическое, чтобы не сказать
больше. Джучи он не любит и охотно передает сплетню о его незаконном
происхождении. В Чагатае он отмечает только свирепость, а вялый и безликий
Угедей изображен пьяницей, бабником и жадюгой, огораживающим свои охотничьи
угодья, дабы звери на убежали в уделы его братьев. Но Угедей и в
действительности был личностью слабой, а все дела при нем вершил Елюй
Чуцай. Что же автор пишет про Елюя Чуцая? Ни одного слова! Это так же
странно, как если бы историк Людовика XIII забыл упомянуть Ришелье.

ПРАВО НА НЕДОВЕРИЕ

Итак, мы видим, что наш анализ открыл ряд загадок источника. существования
которых мы вначале не замечали. Ключ к раскрытию их один и тот же:
политическая тенденциозность автора. Отсюда становятся понятны и
хронологичные пропуски, и оговорки, и двойственное отношение к великим
теням, и повышенный интерес к внутренней истории сравнительно с внешней.
Непонятно только, с кем же боролся, с кем полемизировал автор, настроенный
патриотически и монархически?

Но тогда наш основной и наиболее полный источник - не героический эпос
[є27], так как это поэма без героя, не исторический трактат [є28], так как
он лишен хронологической последовательности, и не "изборник" [є29], потому
что принцип отбора фактов антидидактичен. Очевидно, перед нами политический
памфлет XIII в.

Цель сочинения состояла в том, чтобы представить перед читателями в 1240 г.
монгольскую историю с определенной точки зрения и привить им определенную
политическую концепцию. Поэтому название "Тайная история" надо признать
более удачным, так как такова же Historia arcana Прокопия Кесарийского
[*115]. Название же "Сокровенное сказание" имеет несколько иной смысловой
оттенок, фольклорный, с чем я не согласен.

Для того чтобы разобраться в направленности "Тайной истории", необходимо
исследовать эпоху ее создания, т.е. 1240 г., и расстановку политических
группировок, к одной из которых примыкал автор "Юань-час биши". Что же
касается интересующего нас времени - эпохи восхождения Чингисхана на
престол, то следование за тенденциозной трактовкой событий уводит
исследователя с пути анализа, ибо талантливый писатель всегда сумеет
навязать свою концепцию доверчивому читателю.

Вот по этой причине следует отнестись с сомнением к бытующему ныне
пониманию восхождения на трон Чингисхана как консолидации монгольских
племен и феодалов под властью способного военного вождя. Если бы дело
обстояло так просто, то не было бы нужды в хронологических пропусках, а обе
версии - "официальная" и "тайная" - одинаково повинны в них. Не было бы
столь большого разброса в описаниях событий, иногда диаметрально
противоположных, но зато было бы объяснение того удивительного факта, что
маленький бедный народ за полвека покорил полмира. Очевидно, источники не
собирались сообщать правду, и историки, доверяя им, сконструировали "ложную
историю монголов". Этот негативный вывод я считаю очень важным.

Проведенный разбор показывает, что оценки и социологический анализ эпохи
возвышения Чингисхана возможны лишь после проверки сведений, сообщаемых
источниками, путем строгой исторической критики, как внутренней, так и
компаративной. Установить, кто из монгольских витязей боролся за
установление феодальных отношений, а кто против, можно только тогда, когда
будут вскрыты мотивы их деятельности, а именно они тщательно затушеваны
авторами источников. Распространенный метод аргументации цитатами уводит на
ложный путь, подсказанный тенденцией, скрытой в источнике. Кроме того, при
отмеченном нами разнобое в описаниях событий всегда можно подобрать цитаты
для поддержки противоположных взглядов. Именно поэтому научные споры на эти
темы не дали до сих пор результатов.

Вопрос о степени достоверности сведений "Юань-чао би-ши" следовало бы
решить монголистам-филологам. Однако за последние 30 лет, истекших с выхода
в свет перевода С.А.Козина, эта проблема даже не ставилась. Все споры о
замечательном источнике, введенном в научный оборот, ограничивались
деталями перевода, не влияющими на смысл, который остался не раскрытым.
Историки же окрестных стран затрагивали Чингисову проблему в той мере, в
какой она касалась их сюжетов [є30]. Поэтому мне, историку Срединной Азии,
пришлось заняться источниковедением в аспекте установления достоверности
источников не филологическим, а чисто историческим путем [*116].

Единственной надежной опорой для обобщений является логика событий, когда
их последовательность и взаимосвязь установлены. Только этим способом могут
быть исключены предвзятые точки зрения авторов XIII в., до сих пор
создающие почву для бесплодной полемики о причинах и значении описанных ими
событий.

ВЫВОД

В какую сторону лгал автор "Тайной истории", или иначе: ради кого он тратил
талант и силы? У нас есть только одна нить - хронология, но это нить
Ариадны. Сочинение было написано в 1240 г. на фоне нарастающего конфликта
борьбы четырех неоформленных партий: военной старомонгольской, миролюбивой
монгольской, бюрократической - китаефильской и воинственной несторианской.
К какой партии примыкал наш автор?

Сразу можно исключить последнюю. Автор не несторианин. Во всем произведении
есть только одно упоминание о христианстве кераитов, и то ироническое, в
хвастливых речах одного из друзей царевича Сангума: "Все мы, втайне
домогаясь сына, моления и курения приносим, Абай-Бабай твердим, вознося
молитвы" (174) (Абай-Бабай - значит "авва - отче"). И больше нигде наш
автор не снизошел до внимания к чужой вере, тогда как о своей он говорит
много. Это, пожалуй, самый трудный вопрос, а в остальном творческий облик
создателя "Тайной истории" ясен.

Уже отмеченные военные симпатии нашего автора и неупоминание имени Елюя
Чуцая дают нам возможность с полной уверенностью определить его
политическую настроенность [*117].

Резко отрицательна характеристика Гуюка, который "не оставлял у людей и
задней части, у кого она была в целости" и "драл у солдат кожу с лица",
"при покорении русских и кыпчаков не только не взял ни одного русского или
кыпчака, но даже и козлиного копытца не добыл" (¦277).

Вместе с этим характеристика Тэмугэ-отчигина всегда положительна: "Отчигин
- малыш матушки Оэлун, слывет он смельчаком. Из-за погоды не опоздает,
из-за стоянки не отстанет" (195). В грязной истории с убийством Теб-Тенгри
автор стремится выгородить не Тэмуджина, а Отчигина. Он подчеркивает, что
Отчигин был всегда любимцем высокочтимой Оэлун-экэ.

Этого достаточно для того, чтобы считать, что автор "Тайной истории"
принадлежал к "старомонгольской партии". Поэтому он и обеляет Джамуху,
представляющегося ему носителем древнемонгольской доблести и традиций,
уходящих в прошлое. Поэтому он защищает его от обвинения в измене
монгольскому делу устами самого Чингисхана, будто бы предлагавшего ему
"быть второй оглоблей" в телеге государства, другом и советником (¦200).
Именно поэтому он восхваляет предательства Джамухи по отношению к кераитам
и найманам, потомки которых в 1240 г. объединились вокруг Гуюка,
ненавидимого и презираемого автором. И не случайно говорит он устами
Джамухи, что тот, "стремясь мыслью дальше анды", остался круглым сиротой с
одной женой - "сказительницей старины" [є31]. Ведь это неправда! Друзья и
соратники Джамухи в то время еще не сложили оружия. Мужественные меркиты и
неукротимый найманский царевич Кучлук держались до 1218 г., а Джамуха попал
в плен случайно, из-за измены своих воинов. Но что до этого автору "Тайной
истории"! Ему надо прославить древнюю монгольскую доблесть и изобразить
кераитов и найманов беспечными, изнеженными хвастунами, чуть ли не трусами,
за исключением некоторых богатырей, вроде Хадах-баатура (¦¦185, 189, 195,
196), обласканного за доблесть самим Чингисханом (¦185). Потому он
замалчивает роль Эльчидай-нойона в казни Джамухи, ибо ему пришлось бы
отметить, что этот друг Гуюка был также любимцем Чингисхана, а тогда