Чтение 67–й страницы книги ~Гонители~

Ранняя смерть - великая беда, Но произошла она оттого, что человек был
счастлив.

- Ну а можно ли избежать бед и напастей?

- Наше великое учение гласит: хочешь чего-то добиться - не рвись к
желанному, иначе только достигнутое обернется своей противной стороной.
Начинай с того, чего не хочешь, и оно само по себе перейдет в свою
несходность, и тогда достигнешь желаемого. Другими словами, если хочешь
что-то взять - отдай.

- Я понял ваше учение, и оно мне по душе. Ваш Алтан-хан разбогател
сверх всякой меры, и на его благополучии взросла беда. Пусть все отдаст
мне и снова станет счастливым!- Неприметно, про себя, усмехнулся.- Я же
все делаю по вашему учению. Начал с того, чего не хочу. Желая покоя и
мира, веду войну. Боорчу, доведи до всех: монастырей не разорять,
служителей богов и духов не трогать и дани с них не требовать. Молитесь,-
мудрые, за меня.

Подумал, что, возможно, зря разогнал мудрецов Джучи. Должно быть, и в
их рассуждениях было немало интересного. Правда, сама по себе любая
мудрость - лошадь без узды, может увезти совсем не туда, куда хотел бы
уехать... Особенно если своего умишка не много.

Стало смеркаться, и слуги принесли светильники. В двери заглянула
Хулан, видимо, хотела напомнить, что ждет его. Но он разговаривал с
гонцами, и жена ушла, ничего не сказав.

Вести от Мухали и Джэбэ были и впрямь хорошие. Мухали почти без потерь
взял два города. Потери, конечно, были. Погибло немало перебежчиков, но
они - не в счет. Одни гибнут, другие приходят. Важно сохранить своих
воинов. Кривоногий, невидный из себя, совсем не багатур, его Мухали все
больше выделяется среди других нойонов. Это он первым стал принимать к
себе людей Алтан-хана - сотников и тысячников. Не отбирал у них ни оружия,
ни воинов. Пришел - служи. Хан относился к этому неодобрительно.
Предатели, они и есть предатели. Мухали думал иначе. Переметнувшиеся сотни
и тысячи он кидал на стены городов, заставляя обагрять руки кровью своих
же соплеменников, и путь назад им был заказан...

От Джэбэ пришла вовсе радостная весть: Восточная столица Алтан-хана в
его руках. Джэбэ долго сидел под этим большим и хорошо укрепленным
городом. Все его попытки овладеть стенами были отбиты. И он схитрил.
Снялся, ушел. На радостях жители Восточной столицы устроили празднество,
распахнули ворота. А Джэбэ воротился. Дав воинам по несколько заводных
лошадей, он за одну ночь пробежал расстояние в два дневных перехода и
легко взял город. Молодец Джэбэ!

Елюй Люгэ тоже хорошо укрепился. Он прислал подарки и смиренно просил
позволения владеть Ляодуном, именуясь впредь ваном государства Ляо. С этим
потомком киданьских императоров недавно свиделся. Умен, хитер, ловок.
Заранее ко всему приготовился и разом отхватил от владений Алтан-хана
огромный кусок. И тем хорошо помог ему, хану. Но с таким человеком надо
быть всегда настороже. Сегодня он хочет стать ваном Ляо, завтра замыслит
сесть на место Алтан-хана... Как быть с ним? Легче всего отказать. Но это
будет неразумно. За свое владение Елюй Люгэ будет драться злее, и кидане,
какие еще служат Алтан-хану, скорее покинут своего господина. Как говорил
этот старец с бородавкой? <Хочешь что-то взять - отдай>.

- Друг Боорчу, скажешь завтра Шихи-Хутагу, пусть заготовит грамоту на
титул вана. И чтобы все было как это в обычае Алтан-хана - разные
величавые слова, тамгой подтвержденные. А Елюй Люгэ пусть пришлет сюда
своего сына. Так будет спокойнее.

- А не лучше ли послать к этому вану кого-то из нойонов соправителем?

- Что ж, ты придумал неплохо. Подбери человека... И как думаешь, не
пора ли нам двинуться поближе к Чжунду?

Все дела были свершены. Он чувствовал себя умиротворенным и немного
вялым от усталости. Но Хулан сейчас всю усталость сгонит...

- Да, Боорчу, заготовьте завтра повеление моему брату Хасару. Быть ему
во главе тумена под началом Мухали. Довольно ему бездельничать.

- А не приставить ли его к вану?

- Что ты! Не выйдет из Хасара соправителя. Через три дня раздерется с
Елюй Люгэ, и все нам испортит.

Они вышли из юрты. Кругом горели огни. И как огни воинского стана,
мерцали звезды. Казалось, вся вселенная - его. Стоит сказать слово,
взмахнуть рукой.- все огни погаснут и ночь наполнится топотом копыт.

XIII

Опальный сановник Хэшери Хушаху жил в маленьком селении под Чжунду.
Заняться ему было нечем. От безделия и неумеренных выпивок он обрюзг, стал
раздражителен. Слуги боялись громко разговаривать, ходили на носочках, и в
доме стояла недобрая тишина.

Перемен в своей судьбе Хушаху не ожидал. И был очень удивлен, когда
император прислал за ним нарочного и свою легкую повозку на красных
колесах. Хушаху умылся, домашние лекари натерли его тело свежающими
снадобиями, слуги облачили в дорогой халат, прицепили к поясу меч.

С припухшими веками, но бодрый явился он в императорский дворец.
Дорогой думал, что его старый недруг Гао Цзы свернул себе шею... Однако
Гао Цзы был у императора. Жилистый, тонкогубый, он посмотрел на Хушаху
ничего не выражающим взглядом. Кроме Гао Цзы, у императора были
главноуправляющий срединной столицей коротконогий, сутулый Туктань и
болезненно бледный, со страдальческими глазами князь Сюнь. Пока он
припадал к ногам императора, все молчали, но, едва распрямился, продолжили
начатый разговор. Хуанди не сказал ему ни слова. Будто и не было
оскорбительной ссылки. Утопив полное тело в подушки сиденья, Юнь-цзы
держал на коленях свиток бумаги,- карту своих владений. Твердая бумага
скручивалась. Концы свитка угодливо подхватили с одной стороны Гао Цзы, с
другой - Туктань. Сутулому Туктаню почти не пришлось нагибаться, а Гао Цзы
сгорбился так, что под шелком халата обозначился гребень хребтины.

- Вот крепость Цзюйюгуань. Грязный варвар брать ее, как видно, не
намерен. Обошел и движется сюда, к городам Ю-чжоу и Чу-чжоу. Из этого
становятся понятны его намерения - подбирается к Чжунду,

Жирный палец с розовым лакированным ногтем ползал по бумаге, Хушаху
ощутил прилив ненависти и отвращения к императору. Изображает из себя
великого воителя и провидца. Не государством бы тебе править, а дворцовыми
евнухами. Этот откормленный человек всегда мешал Хушаху. Это он, князь
Юнь-цзы, неумно дергал сеть, вязавшую по рукам и ногам кочевые племена,
рвал нити, высвобождая грозные силы. Теперь ищет виноватых, позорит, потом
зовет к себе. Для чего? Чтобы посмотреть, как он к старым глупостям
прибавляет новые.

- Туктань, тебе надлежит укреплять город и днем и ночью.

- Осмелюсь сказать, светлый государь наш, что лучшая защита столицы не
стены, а расстояние, отделяющее от нее врагов. Надо бить врага на дальних
подступах.

- Бить будем. Гао Цзы, тебя и еще двух-трех юань-шуаев я отправлю в
сторону Ю-чжоу и Чу-чжоу. Тебе, Хушаху, надлежит оберегать столицу с
севера.

- Осмелюсь заметить, светлый государь. Враг силен. Победить его могут
люди крепкого духа и великого разума.- Маленькие и круглые, как пуговицы
на халате, глаза Туктаня остановились на Гао Цзы.- Я не хочу сказать, что
вот он - плох, я хочу сказать, что есть люди лучше.

Хушаху едва удержался, чтобы не кивнуть одобрительно головой. Но
радость его была преждевременной. Круглые глаза Туктаня уже смотрели на
него.

- Я не хочу сказать, что высокочтимый Хушаху слаб духом...

<Это ты и хочешь сказать, горбун зловредный!> Хушаху отвернулся, будто
речь шла не о нем; стал разглядывать росписи на дворцовых стенах.

- Однако,- продолжал Туктань,- удача покинула его, и мы не знаем,
когда она возвратится.

Теперь только стало понятно Хушаху, что Гао Цзы все-таки свернул себе
шею, его от императора оттеснил Туктань. До сей поры Гао Цзы, видимо, еще
на что-то надеялся. Но сейчас и ему все стало ясно. Он приблизился к
Хушаху. Переглянулись. Всегдашней неприязни не было в этих взглядах.
Туктань примирил...

Император сердито сопел. Он скорее всего был недоволен словами Туктаня,
но и отвергнуть их так просто не мог. Князь Сюнь покашлял в кулак,
проговорил:

- Ты, Туктань, я думаю, чрезвычайно строг. Скажи мне, кто, когда, где
побил варвара? Несчастья, неудачи преследуют всех нас. Зачем же винить в
них Хушаху и Гао Цзы?

- Делайте, как я сказал!- положил конец разговору Юнь-цзы, подумав,
добавил:- Тебе, Хушаху, надо помнить о прежней вине.

Из дворца Хушаху ушел, едва сдерживая бешенство. Он-то надеялся, что
хуанди выразит сожаление за причиненную обиду! Уж лучше бы Юнь-цзы совсем
забыл о нем. Теперь случись что, его накажут не ссылкой - голову снесут. И
все потому, что судьбе было угодно вознести на трон человека без ума и
достоинства. Но главный виновник бед и несчастий не подлежит суду людей.
За него будут расплачиваться головой другие.

Войско, принятое Хушаху, в первом же сражении было изрядно помято,
отступило. Божественный хуанди незамедлительно выразил свое
неудовольствие, указав, чтобы впредь не оставлял ни одного селения. Хушаху
сказался больным. Но император не отрешил его от должности. Не поверил.
Все понятнее становилось: Юнь-цзы погубит его, обесчестив, как труса. Что
делать? Покорно ждать?

Меньше всего хотелось Хушаху погибнуть от рук ничтожного властелина. Он
стал сближаться с людьми, когда-либо обиженными императором. Таких, на его
счастье, оказалось немало. И сам по себе родился дерзостный замысел.
Собрав у себя сотников и тысячников, открыл им великую <тайну>.

- В срединной столице злоумышленные люди хотят убить благословенного