презрительным выражением лица менял разговор. Он даже как бы стал избегать
общества женщин.
охоты; он не скучал без нее, как почти все тогдашние князья и дворяне, для
которых это занятие в мирное время заменяло войну и составляло одно из
любимых удовольствий мужчины, но стоило ему выехать с псами, оружием,
соколами, углубиться в лес, услышать переливающийся, как музыка, лай
собак, увидеть зверя - и в нем просыпалась горячая кровь, он пускался в
погоню за оленем, зубром или лосем, с таким же увлечением, как и все
охотники.
переносил труд и усталость, но он часто всему этому предпочитал общество
умных людей, длинные беседы за столом, даже какой-нибудь обыкновенный
разговор с крестьянином.
ездил, его все знали - он всегда, бывало, останавливался, ответить на
радушное приветствие, пошутить, а иногда и помочь материально и ободрить.
насмехались над подобного рода вкусом. Некоторые припоминали, что его отцу
Локтю крестьяне первые оказали помощь, когда он стремился возвратить
утраченное королевство, и приписывали все это его благодарности.
этим и нисколько не сердился, хотя по тогдашним временам это было
оскорбительное прозвище.
как и королем для дворянства и духовенства. Для меня все, которые живут на
этой земле, работают и обливают ее потом, одинаково хороши.
высказывал свою любовь к простому люду, как бы делая это наперекор всему.
Поступая всегда по своей воле и твердо осуществляя намеченные им планы, он
был милостив, но в то же время, и суров, в особенности с теми, которые ему
противились; встречая препятствия, он не сердился и не бушевал, иногда
даже смирялся, но все-таки энергично, неотступно преследовал свою цель.
указывало на веру в собственные силы; успехи и удачи вселили в нем
убеждение в своем могуществе; одно только его сильно смущало - это то, что
не было надежды, чтобы после него осталось потомство.
ним.
сердце, которое легко могло воспламенится, так как жаждало любви, но оно
быстро охладевало, когда прекрасное существо превращалось в непосильное
бремя.
мечом, уже хотел сесть на лошадь и только искал охотничий рог, чтобы
перекинуть его через плечо, вошел Кохан с необыкновенно радостным
выражением лица.
мыслях и настроении.
Гоздав Збыш только что рассказал мне кое-что...
ожидал его рассказа; он был уверен, что Рава не заставит долго себя ждать.
любопытства, был весь, по-видимому, углублен в рассматривание рога.
продолжал Кохан, - и что удивительнее всего - ведь она еврейка, а у них
женщины значат мало, а то и совсем ничего - между тем, она-то устроилась
самостоятельно... сюда переехала жить.
надевая с помощью Кохана охотничий рог.
говорил Рава. - Это-то и странно, что они, чтя память Аарона и уважая ее
за ум, которым она славится, дают ей поступать по своему усмотрению.
что она теперь в тысячу раз красивее, чем когда мы ее видели в Опочне.
Еврей или христианин, всякий, кто ее видел, говорит, что такой женщины
никогда еще не встречал.
прервав разговор. Дорогой он спросил Кохана о псах, как бы желая дать ему
понять, что красавица Эсфирь его ничуть не интересует.
не произвело того впечатления, которое оно могло бы произвести на всякого
иного.
возобновлял его.
этом, он вдруг во время обеда обратился к Кохану с вопросом:
интересуешься?
готов разузнать.
забыта.
совести, он уже боялся что-либо предпринять.
чтобы поговорить с ним о делах, касающихся копей.
Велфкером и Бартком, но он пользовался неограниченным доверием короля, и
ему вместе с Яном Елитком было доверено заведование монетным двором. Он
был человек серьезный, умный и мог во многом служить своим советом.
администрации мог бы давать большие доходы, были в то время предметом
наживы разных хищников, и там царил полнейший беспорядок. Дворянство,
признавая за собою какие-то права на соль, вмешивалось в управление,
предъявляло арендаторам различные свои требования, хозяйничало и грабило.
Король именно теперь собирался завести там строгий порядок и запретить под
страхом смерти даже посещение копей без особого на то разрешения; право
распоряжаться доходами от копей должно было быть предоставлено
исключительно королю или назначенному им от себя чиновнику.
лошадей и кормить за свой счет шесть нищих в Величке и шесть в Бохнии,
которые должны были молиться о спасении душ покойных родителей короля.
поговорить с Левко. Это был еврей совсем иного покроя, чем Аарон. Он
старался скрыть свое происхождение, всегда одевался богато, и по одежде
его трудно было отличить от христианина. Он не избегал христиан; наоборот,
даже очень много с ними водился и умел с людьми всякого положения так
обходиться, что никогда не терял своего достоинства и не оскорблял никого.
черты лица восточного типа, черные живые глаза, постоянная улыбка на
устах, высокий лоб - все это делало его еще более красивым. В его взгляде
можно было прочесть сметливость, и король всегда охотно с ним
разговаривал.
которые Левко пришлось дать королю в ответ на его вопросы. Левко,
успокоенный результатами разговора и обещаниями короля, собирался уже
уходить, как тот обратился к нему:
родственника Аарона; там я видел его дочь, Эсфирь. Я недавно слышал, что
старик-то умер, и она осталась сиротой. Что ж, вы, вероятно, замуж ее
выдадите?
головой, помолчал, как бы обдумывая что-то, и, наконец, проговорил, снова
подойдя к королю.
он ей оставил большое, но он плохо поступил тем, что из любви к ней дал ей
воспитание, вовсе не подходящее для женщины. От всей этой премудрости у
девушки в голове перевернулось. Зачем это все женщине! - добавил Левко
серьезно. - Она должна быть матерью наших детей, смотреть за домом, за
хозяйством, за кухней. А учиться - это не ее дело! Которая вот из них
хватит немножко науки, она ей сейчас в голову ударяет. Так случилось и с
Эсфирью. Еврей ей теперь не по вкусу, она очень разборчива и
требовательна, и у нас с ней много хлопот! Одни хлопоты! - повторил он,
Смит Кордвейнер
Сертаков Виталий
Андреев Николай
Прозоров Александр
Вронский Константин
Кервуд Оливер Дж.