двинуться прямехонько в "Рог изобилия", разбудить Шико, а если он уже
проснулся и ушел, то вызвать его туда, рассказать, в каком горестном
положении оказался он, брат Горанфло, из-за того, что имел слабость уступить
его вакхическим призывам, рассказать и получить таким путем от своего друга
пенсию на пропитание.
здравомыслием, а идея сама по себе была не лишена достоинств.
столицы, войти в нее через Сен-Жерменские ворота или Польскую башню и тайно
продолжать сбор милостыни в Париже. Он знал теплые местечки, плодородные
закоулки, маленькие улочки, где знакомые кумушки откармливают вкусную птицу
и всегда готовы бросить в суму сборщика милостыни какого-нибудь каплуна,
скончавшегося от ожирения. В благодарном зеркале своих воспоминаний Горанфло
видел некий дом с крылечком, в котором изготовлялись всевозможные сушения и
варения, изготовлялись главным образом для того, - во всяком случае, брат
Горанфло любил так думать, - чтобы в суму брата сборщика милостыни в обмен
за его отеческое благословение можно было бросить банку желе из сушеной
айвы, или дюжину засахаренных орехов, или коробку сушеных яблок, один запах
которых даже умирающего заставил бы подумать о выпивке. Ибо, надо
признаться, помыслы брата Горанфло по большей части были обращены к
наслаждениям накрытого стола и к радостям покоя, и он не раз с некоторой
тревогой подумывал о двух адвокатах дьявола, по имени Леность и Чревоугодие,
кои в день Страшного суда выступят против него. Но мы должны сказать, что в
ожидании сего часа достойный монах неуклонно следовал, хотя и не без
угрызений совести, но все же следовал, по усыпанному цветами склону,
ведущему к бездне, в глубине которой неумолчно воют, подобно Сцилле и
Харибде, два вышенареченных смертных греха.
что он создан для такого существования. Однако выполнить этот план и вести
прежний образ жизни можно было, только оставшись в Париже, а в Париже
Горанфло на каждом шагу мог встретить лучников, сержантов, монастырские
власти - словом, паству, весьма нежелательную для беглого монаха.
монастыря святой Женевьевы был слишком рачительный хозяин, чтобы оставить
Париж без сборщика милостыни, стало быть, Горанфло подвергался опасности
столкнуться лицом к лицу со своим собратом, обладающим тем неоспоримым
преимуществом, что находится при исполнении своих законных обязанностей.
от чего.
вдали, у Бурдельских ворот, показался всадник; вскоре под сводами арки
раздался гулкий галоп его коня.
Горанфло, всадник спешился и постучался. Ему открыли, и он исчез во дворе
вместе с лошадью.
всаднику, у которого есть лошадь и который, следовательно, может ее продать.
всадник, говорим мы, вышел из дома, направился к находившейся на некотором
удалении куще деревьев, перед которой громоздилась большая куча камней, и
спрятался между деревьями и этим своеобразным бастионом.
Если бы я доверял лучникам, я бы их предупредил; будь я похрабрее, я бы сам
ему помешал.
два быстрых взгляда по сторонам и заметил Горанфло, который все еще сидел,
опираясь подбородком на руку. Присутствие постороннего, видимо, мешало
незнакомцу. Он встал и с притворно равнодушным видом начал прогуливаться за
камнями.
Похоже, я его знаю.., но нет, это невозможно.
опустился на землю, да с такой быстротой, словно ноги у него подкосились.
Вероятно, он услышал стук лошадиных подков, донесшийся со стороны городских
ворот.
добрых мулах, к седлам которых были приторочены три больших чемодана, не
спеша выехали из Парижа через Бурдельские ворота. Как только человек у
камней их увидел, он, елико возможно, скорчился, почти ползком добрался до
рощицы, выбрал самое толстое дерево и спрятался за ним в позе охотника,
высматривающего дичь.
не обратив на него внимания, а он, напротив, жадно впился глазами во
всадников.
присутствие на этой дороге в эту минуту было проявлением воли божьей; как я
бы хотел, чтобы господь снова проявил свою волю и помог мне позавтракать".
желанную удачу, если только я не ошибаюсь. Человек, кого-то выслеживающий,
не любит, когда его обнаруживают. Значит, я располагаю чьей-то тайной, и
пусть хоть шесть денье, но я за нее выручу.
подходил к его воротам, тем явственнее представлялись ему воинственная
осанка всадника, длинная рапира, бившая своего владельца по икрам, и
угрожающий взгляд, которым тот следил за кавалькадой. И монах сказал себе:
своего плана и чесал себе уже не нос, а ухо.
Горанфло сам этому удивился. Однако уже и в те времена было известно
изречение: необходимость - мать изобретательности.
всякого человека есть свои прожекты, свои желания, свои надежды, я помолюсь
за исполнение ваших замыслов, пожертвуйте мне сколько-нибудь". Если он
задумал какую-то пакость, в чем я нимало не сомневаюсь, он вдвойне
заинтересован в том, чтобы за него молились, и поэтому охотно подаст мне
милостыню. А потом я предоставлю этот казус на рассмотрение первому доктору
богословия, который мне встретится. Я спрошу его - можно ли молиться об
исполнении замыслов, кои вам неизвестны, особенно если предполагаешь, что
они греховны. Как скажет ученый муж, так я и сделаю, и тогда отвечать буду
уже не я, а он. А если я не встречу доктора богословия? Пустяки, раз у нас
есть сомнение - мы воздержимся от молитв. А пока суть да дело, я позавтракаю
за счет этого доброго человека с дурными намерениями.
человек. Человек сидел верхом на лошади.
<"Богородица дева, радуйся" (лат.).> и пять "Ave" <"Отче наш" (лат.).> во
исполнение ваших замыслов покажутся вам не лишними...
вперед.
ты здесь делаешь? Я подозреваю кое-что.
и все.
хотел удостовериться, хорошего ли он качества.
Шико. - Стало быть, я ошибся.
рост и принялся кивать головой вверх и вниз, взгляд его приобрел
требовательное выражение, как у человека, которому постигшеее его огромное
бедствие дает право рассчитывать на сострадание себе подобных.
церкви, предан анафеме.
можете верить мне или не верить, по, слово Горанфло, я и сам этого не знаю.
кабакам?
Конюшевский Владислав
Прозоров Александр
Перумов Ник
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Мурич Виктор