Поодаль стоял доезжачий, напрягшись всем телом, чтобы сдержать двух одетых в
панцири молосских догов короля, которые выли и рвались так, что, казалось,
вот-вот разорвут свои цепи, - до того не терпелось им броситься на кабана.
нею разом, точно накрыв его пестрым ковром, и норовили впиться в морщинистую
шкуру, покрытую ставшей дыбом щетиной, но зверь каждым ударом своего клыка
подбрасывал на десять футов вверх какую-нибудь собаку, которая падала с
распоротым животом и, волоча за собой внутренности, снова бросалась в
свалку, а тем временем Карл, всклокоченный, с горящими глазами, пригнувшись
к шее лошади, яростно трубил "улюлю".
Расталкивая и опрокидывая всех и вся, они в своих панцирях мгновенно
проложили себе путь, и каждый впился в кабанье ухо. Кабан, почувствовав на
себе догов, щелкнул клыками от ярости и боли.
Рогатину! Рогатину!
никакого удовольствия, а рогатину чувствуешь. Рогатину! Рогатину!
государь! Пырните хорошенько этого нечестивца!
устремился на кабана, кабан же, которого держали два дога, не мог увернуться
от удара. Но, увидав сверкающую рогатину, зверь сделал движение в сторону, и
рогатина попала ему не в грудь, а скользнула по лопатке, ударилась о камень,
к которому прислонился задом зверь, и затупилась.
негодную рогатину.
рванулся, вырвал из зубов молосских догов свои растерзанные уши и с
налившимися кровью глазами, ощетинившийся, страшный, шумно выпуская воздух,
как кузнечный мех, опустил голову и бросился на лошадь короля.
поднял коня на дыбы, но не рассчитал силы и слишком туго натянул поводья;
конь от чересчур затянутых удил, а может быть, и от испуга, запрокинулся. У
всех зрителей вырвался крик ужаса; конь упал и придавил королю ногу.
рукой ухватился за седло, а правой старался вытащить охотничий нож, однако
нож, придавленный тяжестью короля, не желал вылезать из ножен.
опасности, напряг мускулы и уже поднялся на три ноги, но тут Генрих увидел,
как герцог Франсуа, услыхав призыв своего брата, страшно побледнел и
приложил аркебузу к плечу, но пуля ударила не в кабана, который был в двух
шагах от короля, а раздробила колено коню, и он ткнулся мордой в землю. В ту
же минуту кабан одним ударом клыка распорол сапог Карла.
королем французским будет герцог Анжуйский, а королем польским - я.
почувствовал, что кто-то поднял его руку, затем у него перед глазами
сверкнул клинок и вонзился под лопатку зверю, и чья-то рука в железной
перчатке оттолкнула кабанье рыло, уже проникшее под платье короля.
и, увидев, что он весь в крови, побледнел как мертвец.
кабана, сказал Генрих. - Это пустяки! Вы не ранены, ваше величество, - я
отвел клык.
хлынувшей не из раны, а из горла.
криками ужаса, способными поколебать мужество в самом отважном человеке,
готов был упасть тут же, рядом с издыхавшим кабаном. Но он тут же взял себя
в руки и, повернувшись к Генриху Наваррскому, пожал ему руку и посмотрел на
него глазами, в которых блеснуло искреннее чувство, вспыхнувшее в сердце
короля впервые за все двадцать четыре года его жизни.
твоя пуля?
Видите ли, Франсуа, ваша пуля раздробила ногу коню его величества. Как
странно!
дрожали руки!
небывалый! - нахмурив брови, сказал Карл. - Еще раз спасибо, Анрио! Господа,
- продолжал он, обращаясь ко всем присутствовавшим, - мы возвращаемся в
Париж, с меня довольно.
не он, французского короля звали бы теперь Генрих Третий.
враг, а теперь возненавидит меня еще больше. Но как быть? Каждый делает, что
может, - спросите хоть герцога Алансонского.
землю, чтобы счистить кровь.
Глава 3
БРАТСТВО
предотвратил смену государей в трех королевствах.
Анжуйский, а королем польским, по всей вероятности, - герцог Алансонский.
Что же касается Наварры, то, так как герцог Анжуйский был любовником
принцессы Конде, наваррская корона, вероятно, заплатила бы мужу за
покладистость жены.
хорошего для Генриха Наваррского. Он получал другого господина - только и
всего. Но вместо Карла IX, относившегося к нему сносно, Генрих представлял
себе на французском престоле герцога Анжуйского, умом и сердцем двойника
своей матери Екатерины, который поклялся уничтожить Генриха и который
сдержал бы свою клятву.
мелькнули в голове Генриха, и мы видели последствия быстрого, как молния,
вывода, который он сделал: вывода, что жизнь Карла IX неотделима от его
жизни.
остался ему неизвестен.
Генриха, блиставшей, подобно молнии, только в грозу.
надо было самому стать королем. Надо было бороться за Наварру с герцогом
Алансонским и принцем Конде, а самое главное - надо было покинуть этот двор,
где приходилось ходить между двумя пропастями, но уехать под прикрытием
принца крови.
входил в Лувр, план его уже созрел.
Алансонскому; герцог в сильном возбуждении большими шагами ходил по комнате.
вас: вы сердитесь на меня за то, что я первый обратил внимание короля на
пулю, попавшую в ногу его коня, а не в кабана, как того хотели вы. Что
делать! Я не мог сдержать изумления. Но все равно, король и без меня заметил
бы, что вы промахнулись.
иному, кроме злого умысла, я не могу приписать ваш, в сущности говоря,
донос, который, как вы видели, вызвал у моего брата Карла, по меньшей мере,
сомнения в искренности моих намерений и омрачил наши отношения.
добрых или злых намерений по отношению к вам, то я для того и пришел сюда,
чтобы вы сами могли судить о них.
Говорите, Генрих, я вас слушаю.
пришел, чтобы сделать вам признание, совершенно откровенное и очень
неосторожное, после которого вы можете погубить меня одним словом.