кружку эля, с одного вельбота на другой, хотя первый вельбот и остается
поблизости, чтобы оказать, если понадобится, помощь своему напарнику.
Во-вторых, это диктуется соображениями общей безопасности, потому что, будь
нижний конец линя прикреплен к лодке, подбитый кит, иногда утягивающий за
собой под воду весь линь за какое-то одно короткое мгновение, не остановится
на этом, но неизбежно потянет за собой в пучину моря обреченный вельбот, и
тогда уже никаким герольдам и глашатаям его не сыскать.
из кадки, заводится за лагрет на корме и потом укладывается во всю длину
лодки между двумя рядами гребцов, сидящих у бортов наискосок друг от друга,
протягивается прямо через вальки весел, так что при гребле матросы задевают
его руками, в самый нос вельбота, где имеется колодка со свинцовым кипом -
желобом, из которого ему не позволяет выскользнуть деревянный шпенек длиной
с гусиное перо. На носу линь свисает за борт небольшим фестоном, а потом
снова перекидывается внутрь; здесь часть линя саженей в десять - двадцать
(называемая передовым линем) сворачивается и укладывается тут же, в носу, а
остальной линь тянется вдоль борта к корме, где прикрепляется к короткому
штерту - тросу, который привязывают к самому гарпуну; однако предварительно
этот штерт подвергается всяким замысловатым таинственным манипуляциям,
перечислять которые слишком уж скучно.
во всех направлениях. Каждого гребца захватывает он своими гибельными
изгибами, и на робкий взгляд новичка кажется, будто это сидят индусские
факиры, для развлечения публики увитые ядовитыми змеями. И без привычки ни
один сын смертной женщины не усидит спокойно среди этой пеньковой путаницы,
налегая со всей силой на весло и думая о том, что в любую, никому не ведомую
секунду может быть заброшен гарпун и тогда все эти ужасные извивы мгновенно
оживут, словно кольцеобразная молния; невозможно помыслить об этом, чтобы
дрожь не пронзила вас до мозга костей, превращая его в трепещущий студень.
Однако привычка! - удивительно! чего только не сделает привычка? Никогда над
красным деревом своего стола не услышите вы таких веселых острот, такого
громкого смеха, таких превосходных шуток и находчивых ответов, как над
белыми полудюймовыми кедровыми досками вельбота, в котором шестеро матросов,
составляющих его команду, словно висельники, подвешены на веревке; они,
можно сказать, с петлей на шее движутся прямо смерти в зубы, вроде шестерых
граждан Кале, явившихся к королю Эдуарду.
довольно частых на промысле несчастных случаев - изредка отмечаемых даже в
печати, - когда разматывающийся линь захватывает матроса и уносит его за
борт, в воду. Ибо сидеть в вельботе, когда линь убегает за гарпуном, - это
все равно что сидеть внутри работающего на полном ходу паровоза, среди
свиста и шипения, когда со всех сторон вас задевают различные крутящиеся
валы, снующие поршни и колеса. И более того: ведь окруженный смертельными
опасностями, ты не можешь даже сидеть неподвижно, потому что лодка качается,
словно люлька, и тебя без всякого предупреждения швыряет из стороны в
сторону; так что лишь благодаря своевременно проявленному искусству
балансирования и величайшему напряжению воли и энергии ты сумеешь избежать
судьбы Мазепы и не оказаться унесенным туда, куда даже всевидящему солнцу не
добраться вслед за тобой.
только предшествует шторму и предвещает его, кажется нам еще ужаснее, чем
самый шторм; ибо штиль - это не более как обертка, оболочка шторма; она
заключает его в себе, как безобидное с виду ружье заключает в себе гибельный
порох, и пулю, и сам выстрел; точно так же и грациозная неподвижность
гарпунного линя, безмолвно вьющегося вокруг гребцов, пока его не привели в
действие, - эта неподвижность несет в себе больше подлинного ужаса, чем даже
сама опасность. Но к чему лишние слова? Ведь все мы живем на свете обвитые
гарпунным линем. Каждый рожден с веревкой на шее; но только попадая в
неожиданную, молниеносно затягивающуюся петлю смерти, понимают люди
безмолвную, утонченную, непреходящую опасность жизни. И если ты философ, то
и в своем вельботе ты испытаешь ничуть не больше страха, чем сидя вечерком
перед камином, где подле тебя лежит не гарпун, а всего лишь безобидная
кочерга.