read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



"Идея любви является поистине подлинной осью философской системы Фичино.
Любовь есть та движущая сила, которая заставляет бога - или с помощью
которой бог заставляет себя - излить свою сущность в мир и которая, с другой
стороны, заставля ет его творения искать воссоединения с ним. Согласно
Фичино, amor (любовь) есть лишь другое название для того "circuitus
spiritualis" ("духовного круговращения"), которое совершается от бога к миру
и от мира к богу (Conv., II 2). Любящая личность вступае т в этот
мистический поток" (там же, 141). Это "небесная Афродита", представляющая
собою чистую интеллигенцию. Воплотившись и став таким образом порождающей
силой, небесная Афродита превращается в "природную Афродиту", которая
владеет промежуточными спос обностями человека, а именно воображением и
чувственным восприятием. Наконец, среди людей встречается грубая "звериная
любовь" (amor ferinus),которая не имеет ничего общего с высшими родами любви
и есть даже не порок, а просто безумие ("Convivium". IV 8) .
Система Фичино, по мнению Пановского, занимает промежуточную позицию
между схоластикой, рассматривавшей бога как трансцендирующего конечную
Вселенную, и позднейшими пантеистическими теориями, признававшими тождество
бога с бесконечным миром.
Как и Плотин, Фичино понимает бога в качестве невыразимого Единого. Не
следуя при определении невыразимого ни Плотину, отрицавшему за ним все
предикаты, ни Николаю Кузанскому, приписывавшему божеству противоположные
предикаты, Фичино объединяет оба этих
подхода. "Его бог единообразен и всеобразен, он есть действительность
(actus), но не есть просто движение" (184, 105). Бог создал мир, "мысля
самого себя", потому что в нем быть, мыслить и желать составляет одно. Бог
не во Вселенной, которая не имеет пре делов, не будучи в собственном смысле
бесконечной, и в то же время Вселенная в нем, потому что бог "наполняет ее,
не будучи наполняем сам, потому что он есть сама полнота". "Он содержит, не
будучи содержим, потому что он есть сама способность содержать"
- так пишет Фичино в "Богословском диалоге между Богом и душой".
Вселенная, отличаемая таким образом, но не отделяемая от высшего бытия,
развертывает четыре нисходящие иерархические ступени: космический ум,
космическую душу, подлунное или земное царство природы и бесформенное и
безжизненное царство материи. Вселенная
в целом есть "божественное живое существо". Она скреплена "божественным
влиянием, проистекающим из бога, пронизывающим небеса, нисходящим через
элементы и оканчивающимся в материи" (Theog. Plat., X 7). Обратное движение
сверхъестественной энергии образуе т "духовный круг" - любимое выражение
Фичино. Отношение космического ума к богу, с одной стороны, и к космической
душе - с другой, Фичино сопоставляет с отношением Сатурна к своему отцу
Урану и к своему сыну Юпитеру: Сатурн связывается с умом и созерцани ем,
Юпитер - с разумной душой и деятельной жизнью. Кастрация Урана Сатурном
может пониматься при этом как символическое выражение того факта, что Единое
(бог), произведя космический ум, прекратило свое творчество. Совершенство в
подлунном мире достижимо
лишь в меру влияния небесных тел. Каждая вещь "заряжена" небесной
энергией: волк находится под "влиянием" Марса, лев - Солнца, медицинские
свойства мяты объясняются воздействием Солнца и Юпитера и т.д. Ада в
неоплатонической Вселенной Фичино нет, потому
что материя, низшая ступень бытийной иерархии, может быть лишь причиной
зла, но сама по себе злом не является. Между микрокосмом и макрокосмом
существует аналогия.
Бессмертная душа человека постоянно несчастна в его теле, она то спит, то
видит сны, то безумствует, то страдает, будучи исполнена бесконечной тоской.
Она не будет знать исхода, пока не вернется туда, откуда пришла
("Quaestiones quinque de mente"). Лишь
с большим трудом человек может достичь просветления своего рассудка умом,
усовершенствовав свою жизнь. Или же его ум получает непосредственный доступ
в сферу истины и вечной красоты. Причем стремящийся к совершенствованию
осуществляет нравственные доброд етели, придерживается справедливости,
становится подражателем библейских Лии и Марфы и с космологической точки
зрения оказывается под покровительством Юпитера. Стремящийся к созерцанию
добавляет к нравственным добродетелям теологические, следует примеру
Рахили и Магдалины, и ему покровительствует Сатурн.
Вся философия Фичино вращается вокруг идеи любви, в которой он объединяет
платоновский эрос и христианскую caritas, почти не делая между ними
различия. "Амор" - это у Фичино просто другое название духовного кругового
тока, исходящего от бога во Вселенную и возвращающегося к богу. Любить -
значит занять место в этом мистическом круговращении (см. 184, 2]4).
Всякая любовь, по Фичино, есть желание, но не всякое желание - любовь.
Любовь без познания - слепая сила, подобная той, которая заставляет растение
расти, а камень падать. Лишь когда любовью руководит познавательная
способность, она начинает стремиться к высшей цели, благу, которое есть и
красота. Красота, вообще говоря, пронизывает всю Вселенную, но
сосредоточивается она в основном в двух формах, символами которых являются
две Венеры, "небесная" и "всенародная".
Философия Фичино не сложилась в самостоятельную школу и не нашла видных
продолжателей. Но она оказала огромное влияние на художников и
"поэтов-мыслителей" - от Микеланджело до Джордано Бруно, Тассо, Спенсера,
Дж.Донна и даже Шефтсбери. Кроме того, идеи Ф ичино о любви стали предметом
многих полусветских сочинений типа "Азолани" Пьетро Бембо и "Придворного"
Бальдассара Кастильоне. "Флорентийское евангелие", как Пановский называет
неоплатонизм Фичино (см. там же, 220), распространилось в форме, приспособле
нной к "хорошему тону" светского общества и к женскому вкусу. Авторы
подражательных "Диалогов о любви" описывают, определяют и прославляют
женскую красоту и добродетель и проявляют живой интерес к вопросам этикета
отношений между мужчиной и женщиной в об ществе.
Разницу между Фичино и Пико делла Мирандола, с одной стороны, и Бембо и
Кастильоне - с другой, Пановский рассматривает как различие между
флорентийским неоплатонизмом и его венецианской популяризацией. Если
флорентийское искусство основывается "на рисунк е, пластической твердости и
архитектонической структуре, то венецианское опирается на цвет, атмосферу,
живописную картинность и музыкальную гармонию". "Флорентийский идеал красоты
нашел свое образцовое выражение в скульптурах гордо выпрямившегося Давида,
венецианский - в картинах лежащей Венеры" (там же, 221 - 222).
Средневековая теология различала четыре символических значения наготы:
"естественная нагота" (nuditas naturalis) - природное состояние человека,
ведущее к смирению; "мирская нагота" (nuditas temporalis) - обнаженность от
земных благ, могущая быть доброво льной (как у апостолов или монахов) или
вызванная бедностью; "добродетельная нагота" (nuditas virtualis) - символ
невинности, в первую очередь невинности вследствие исповеди, и, наконец,
"преступная нагота" (nuditas criminalis) - знак распутства, суетнос ти,
отсутствия всякой добродетельности. Ренессанс начал интерпретировать наготу
Купидона как символ "духовной природы" или представлять совершенно
обнаженного человека для изображения добродетели и истины (как, например, на
картине Боттичелли "Ложь" в му зее Уффици). В "Трактате о живописи" Альберти
говорит об обнаженности истины на описанной Лукианом картине Апеллеса как о
чем-то само собою разумеющемся и даже "современном". Кстати сказать, в
описании Лукиана речь шла, собственно, не об "истине", а о "р аскаянии",
изображенном у Апеллеса в виде человека плачущего и исполненного стыда. И в
искусстве Ренессанса, и в искусстве барокко "голая истина" часто становится
олицетворением.
Платонизирующие гуманисты Ренессанса рассматривали трех граций не просто
как "свиту" Венеры, согласно мифографическим источникам, а как три ее лица,
три ипостаси, "единством" которых является сама Венера. При этом
традиционные имена Аглая, Эвфросина, Тал ия заменялись другими,
непосредственно указывавшими на их тождество с Венерой, - "красота",
"любовь", "наслаждение" или "красота", "любовь", "целомудрие" (см. 184,
229).
Результат один: язычество и христианство сливаются у Фичино в неделимый
поток и в человеческом переживании, и в самом бытии. Языческая нагота
признается вся целиком. Но в то же время эта человеческая нагота чрезвычайно
одухотворяется и зовет в высшие сфе ры духа и бытия. Это какой-то, если
говорить кратко, вполне светский неоплатонизм, а то, что последний
характерен вообще для всего итальянского Ренессанса, мы не раз уже видели и
в дальнейшем увидим не раз. Во Флоренции он отличается только необычайным э
нтузиазмом и привольным духовно-телесным увеселением на фоне такой же
духовной телесности и верных этому идеалу людей и в таком же виде
организованной окружающей природы. Тут же, однако, необходимо сказать, что
общий духовный тупик, который характерен дл я всего итальянского
Возрождения, начиная с Петрарки, не миновал и радужную и привольную
Флорентийскую академию. Ведь как-никак, но здесь вступал в свои права
человеческий субъект, стоявший на путях собственного возвеличения и даже
абсолютизации. Изолиро ванный человеческий субъект, взятый сам по себе, -
это ведь не очень-то надежная почва для полного и безоговорочного оптимизма.
Этот стремящийся себя абсолютизировать человеческий субъект на каждом шагу
сталкивается с разного рода неодолимыми препятствия ми; ему слишком часто
приходится убеждаться в своей собственной беспомощности и даже
безвыходности. Стихия самокритики и самоотрицания во флорентийском
неоплатонизме была выражена пока еще слабо. Но все же она чувствуется здесь
настолько осязательно, что французский исследователь Шарль Моррас считает ее
даже центральной для всего неоплатонизма во Флоренции. "Единственным
эпиграфом для Флоренции, - говорит Моррас, - служит прекрасный дистих
Катулла: ненавижу и люблю... Это самое подходящее место в мире д ля развития
своих страстей. Она является порождением жизни, столь полной крайностями,
что и сладострастие, и даже лень, и религиозность были здесь жестокими"
(170, 167 - 168). Поэтому, как Ш.Моррас и признавался, он не мог думать о
Флоренции, не вспомина я Афин, ибо "единый мистический стебель сочетает эти
два шедевра Греции и Тосканы". Из этого-то мистического стебля родилась
Академия; и если вновь стало возможным услышать Платона, то это потому, что



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 [ 67 ] 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.