контроле над доступом в этот город оставленных позади римлян. Им пришлось бы
тащиться сюда через всю Аттику или плыть вокруг Пелопонесса. "Этого пущу, а
этого не пущу". Так, наверно, думал он об устраиваемом им на земле варианте
Рая. О эти таможенные грезы! И он видел, как Византия приветствует в нем
своего защитника от Сасанидов и от наших с вами, милостивые государи и
милостивые государыни, предков с той стороны Дуная и как она, Византия,
целует крест.
даже освобождать Восток - и жить на Востоке - разные вещи. Византия, при
всей ее греческости, принадлежала к миру с совершенно отличными
представлениями о ценности человеческого существования, нежели те, что были
в ходу на Западе, в - каким бы языческим он ни был - Риме. Хотя бы уже чисто
в военном отношении Персия, например, была более реальной для Византии, чем
Эллада. И разница в степенях этой реальности не могла не отразиться в
мироощущении этих будущих подданных христианского государя. Если в Афинах
Сократ был судим открытым судом, имел возможность произнести речь - целых
три! - в свою защиту, в Исфагане или, скажем, в Багдаде такого Сократа
просто бы посадили на кол - или содрали бы с него живьем кожу, - и дело с
концом, и не было бы вам ни диалогов Платона, ни неоплатонизма, ни всего
прочего - как их действительно и не было на Востоке; был бы просто монолог
Корана... Византия была мостом в Азию, но движение по этому мосту шло в
обратном направлении. Разумеется, Византия приняла Христианство, но
Христианству в ней было суждено овосточиться. В этом тоже в немалой степени
секрет последующей неприязни к Церкви Восточной со стороны Церкви Римской.
Да, спору нет, Христианство номинально просуществовало в Византии еще тысячу
лет - но что это было за Христианство и какие это были христиане - другое
дело.
произведенное на него географическим положением Византии, - впечатление
естественное. Что подобное впечатление Византия сможет произвести на
восточных властителей, стоит им взглянуть на карту. Что и возымело место. Не
раз и не два, с довольно грустными последствиями для Христианства. До VI -
VII вв. трения между Востоком и Западом в Византии носили, в общем,
нормальный, типа я-с-тебя-шкуру-спущу, военный характер и решались силой
оружия - чаще всего в пользу Запада. Что, если и не увеличивало популярности
креста на Востоке, по крайней мере внушало к нему уважение. Но к VII в. над
всем Востоком восходит и воцаряется полумесяц, т. е. Ислам. С этого момента
военные действия между Западом и Востоком, независимо от их исхода, начинают
оборачиваться постепенной, неуклонной эрозией креста, релятивизмом
византийского мироощущения в результате слишком близких и слишком частых
контактов между двумя этими сакральными знаками. (Кто знает, не объясняется
ли конечное поражение иконоклазма сознанием недостаточности креста как
символа и необходимостью визуального соперничества с антифигуративным
искусством Ислама? Не бред ли арабской вязи подхлестывал Иоанна Дамаскина?)
почву настолько благоприятную, что к IX веку Христианство будет готово
бежать оттуда на Север. Он, конечно, сказал бы, что это не бегство, но
распространение Христианства, о котором он, теоретически, мечтал. И многие
на это кивнут головой в знак согласия, что да, распространение. Однако
Христианство, принятое Русью, уже не имело ничего общего с Римом. Пришедшее
на Русь Христианство бросило позади не только тоги и статуи, но и
выработанный при Юстиниане Свод Гражданских Законов. Видимо, чтоб облегчить
себе путешествие.
компании, обслуживающей линию Стамбул - Афины или Стамбул - Венеция. Я
обошел несколько контор, но, как всегда на Востоке, чем ближе вы к цели, тем
туманнее способы ее достижения. В конце концов я выяснил, что раньше начала
июня ни из Стамбула, ни из Смирны уплыть мне на Запад не удастся, ни на
пассажирском судне, ни на сухогрузе или танкере. В одном из агентств
массивная турчанка, дымя жуткой папиросой что твой океанский лайнер,
посоветовала обратиться в контору компании, носящей австралийское, как я
поначалу вообразил, название "Бумеранг". "Бумеранг" оказался прокуренной
грязноватой конторой с двумя столами, одним телефоном, картой - естественно
- мира на стене и шестью задумчивыми брюнетами, оцепеневшими от безделья.
Единственно, что мне удалось извлечь из одного из них, сидящего ближе к
двери, это что "Бумеранг" обслуживает советские круизы по Черному и
Средиземному, но что на этой неделе у них ничего нет. Интересно, откуда
родом был тот старший лейтенант на Лубянке, придумавший это название? Из
Тулы? Из Челябинска?
Византии скорее всего ее этническим составом, т. е. смешением рас и
национальностей, ни врозь, ни тем более совместно не обладавших памятью о
какой-либо внятной традиции индивидуализма. Не хочется обобщать, но Восток
есть прежде всего традиция подчинения, иерархии, выгоды, торговли,
приспособления - т. е. традиция, в значительной степени чуждая принципам
нравственного абсолюта, чью роль - я имею в виду интенсивность ощущения -
выполняет здесь идея рода, семьи. Я предвижу возражения и даже согласен
принять их и в деталях и в целом. Но в какую бы крайность мы при этом ни
впали с идеализацией Востока, мы не в состоянии будем приписать ему хоть
какого-то подобия демократической традиции.
Константина, Юстиниана, Теодоры - о Византии христианской. Но вот, например,
Михаил Пселл, византийский историк, рассказывая в своей "Хронографии" о
царствовании Василия II, упоминает, что его премьер-министром был его
сводный брат, тоже Василий, которого в детстве, во избежание возможных
притязаний на трон, просто кастрировали. "Естественная предосторожность, -
отзывается об этом историк, - ибо, будучи евнухом, он не стал бы пытаться
отобрать трон у законного наследника. Он вполне примирился со своей судьбой,
- добавляет Пселл, - и был искренне привязан к царствующему дому. В конце
концов, это ведь была его семья". Речь, заметим себе, идет о царствовании
Василия II, т. е. о 986 - 1025 гг. н. э. Пселл сообщает об этом походя, как
о рутинном деле - каковым оно и было - при Византийском дворе. Н.э.? Что же
тогда до н. э.?
описываемое Пселлом происходит до появления турок. То есть ни о каком там
Баязете-Мехмете-Сулеймане еще ни слуху ни духу. Когда мы еще толкуем
священные тексты, боремся с ересями, созываем соборы, сочиняем трактаты. Это
- одной рукой. Другой мы кастрируем выблядка, чтоб у него, когда подрастет,
не возникло притязаний на трон. Это и есть восточное отношение к вещам, к
человеческому телу, в частности; и какая там э. или тысячелетье на дворе,
никакой роли не играет. Неудивительно, что Римская Церковь воротит от
Византии нос. И тут нужно кое-что сказать о Римской Церкви.
перечисленным выше, но и еще потому, что, объективно говоря, Византия, этот
Новый Рим, бросила Рим подлинный на произвол судьбы. За исключением
Юстиниана, Рим был полностью предоставлен самому себе, то есть визиготам,
вандалам и всем прочим, кому было не лень сводить с бывшей столицей древние
или новые счеты. Константина еще понять можно: он вырос и провел большую
часть своей жизни именно в Восточной империи. Что касается последующих
византийских императоров, их отношение к Риму подлинному несколько менее
объяснимо. Естественно, у них был хлопот полон рот дома, на Востоке,
учитывая непосредственных соседей. Тем не менее, титул Римского императора
все-таки должен был накладывать некоторые географические обязанности.
Юстиниана становились выходцы, главным образом, из Восточных провинций,
являвшихся главным поставщиком рекрутов для легионов, - т. е. с нынешних
Балкан, из Сирии, из Армении и т. п. Рим для них был, в лучшем случае,
идеей. Как и большинство своих подданных, некоторые из них и по-латыни не
знали ни слова. Тем не менее, все считали себя, и назывались, и писались
римлянами. (Нечто подобное можно наблюдать и сегодня в разнообразных
доминионах Британской Империи или - зачем далеко ходить за примерами -
среди, допустим, эвенков, являющихся советскими гражданами.)
предоставленной самой себе. Было бы слишком долгим занятием описывать
взаимоотношения Церкви в Византии и Церкви в Риме. Можно только заметить,
что, в общем, оставленность Рима пошла в известной мере Римской Церкви на
пользу. Но не только на пользу.
разрастется, - и начинаю уже испытывать раздражение: и в отношении самого
себя, и в отношении материала. С другой стороны, я сознаю, что другой
возможности обсудить все эти дела мне не представится, ибо, если она и
представится, я ее сознательно упущу. В дальнейшем я обещаю себе и тем, кто
уже дошел в чтении до этого места, большую сжатость - хотя более всего мне
хотелось бы сейчас бросить всю эту затею.
строк и ненавистному, что она лишена какой бы то ни было формы дисциплины,
кроме подобия той, что возникает по ходу дела, - уж если довелось
пользоваться прозой, то лучше было бы сосредоточиться на деталях, на
Акунин Борис
Флинт Эрик
Орловский Гай Юлий
Володихин Дмитрий
Контровский Владимир
Прозоров Александр