кукурузу подали не в тазу".
говоря о кобыле, которая явно понесла жеребенка. Я это чувствовал по ее
притихшему поведению. Она даже трясти задом стала гораздо меньше. Теперь я
старался на выгоне есть траву рядом с ней, чтобы кто-нибудь ее невзначай не
напугал и не повредил жеребенка в ее животе.
наконец показал свою настоящую походку. Кроме того, я хотел, чтобы
беременная кобыла не таскала его по соседним селам. Мало ли что --
испугается чего-нибудь, поскользнется, а жеребенок в животе может
пострадать. Но он меня не взнуздывал. Я терпеливо ждал, теплея душой к нему
и ко всем его домашним, а жеребенок, надо думать, рос себе в животе у
кобылы.
делал, когда меняется отношение к самому человеку. Теперь, когда я вспоминал
то, что было в сарае, я не ощущал ни того ожесточения, ни той обиды. Я даже
ощущения боли не мог припомнить. Мне все время припоминалась одна и та же
картина, которая казалась мне довольно смешной. Мне вспоминалось выражение
лица хозяина, когда у него сломалась колотушка, и он от неожиданности
растерялся и, взяв в руки оба обломка, все пытался их сложить, словно они
могли прирасти друг к другу. И на лице у него проступала какая-то детская
обида, он вроде бы говорил:
уздечку. Он повел меня к дому. Я шел гарцующей походкой, радуясь, что
наконец-то я ему понадобился. Нет, думал я, больше я никогда не буду таить
от него свой знаменитый, свой бодрый и плавный шаг.
незнакомый мне человек. Хозяин стал этому человеку нахваливать мой добрый
характер, мою прекрасную походку и неслыханную выносливость. Хотя все это
было правдой, мне все-таки стыдно было его слушать. Ведь сам он, мой хозяин,
не имел случая насладиться моим мирным характером и великолепной походкой.
Единственное, в чем он мог убедиться, так это в моей выносливости.
продавать, а вся его похвала -- это бесстыдное вранье, которому он сам не
верит.
когда у него умер мул, он вынужден был перейти на лошадь, хотя продолжал
мечтать о муле. И вот он приобрел прекрасного мула у такого солидного
человека, как Хабуг из Чегема. Но, оказалось, что он уже отвык сидеть на
муле и теперь решил до конца жизни не сходить с лошади.
который еще не родился и которого я уже успел полюбить? Значит, я его так и
не увижу никогда в жизни? Боже, боже, и этому человеку я готов был все
простить!
и, сев на мою неоседланную спину, повел меня в свое село. Мы шли целый день
и только к вечеру пришли к нему домой. Я был настолько оглушен горем, что
шел, не замечая дороги и не пытаясь ухудшить свою походку.
не думал о возможной встрече с жеребенком на этом новом месте Но я не мог
закрыть глаза и не видеть, что во дворе, куда привел меня новый хозяин,
жеребенком и не пахло Утром вместе с домашней скотиной меня пустили на
выгон, и я совсем не думал о возможной встрече с каким-нибудь жеребенком. Я
решил больше никого в жизни не любить. Впрочем, никакого жеребенка все равно
на выгоне не оказалось.
со мной обращался плохо Просто в этой деревне царили грубые нравы, как среди
людей, так и среди животных Вот пример.
огромными мешками. Для тутошних мест это обычное дело, здесь никто не
сообразует вес поклажи с возможностями животного Мой хозяин заставлял меня
таскать из лесу такие неимоверные вязанки драни, которую он там расщеплял,
что только благодаря моей выносливости я тогда выжил. Но животные в этой
деревне такие же грубые, и об этом речь.
тыльной стороне мельницы Тут уже привязана была одна ослица и одна лошадь.
Потом пришел еще один крестьянин и привез на осле огромные мешки кукурузы.
Он разгрузил осла, привязал его рядом с ослицей и отнес мешки на мельницу.
тут-то было! Как только его хозяин отошел, он стал выказывать явные признаки
желания овладеть рядом стоящей ослицей. Его неимоверный детородный орган
вышел из него, как зверь из норы.
ослицы, этот чудовищный похотливец порвал уздечку и взгромоздился на ослицу.
Ослица заорала от ужаса и боли.
осла, чем доказывали собственную склонность к этим забавам Вышел и хозяин
этого осла и сперва вместе со всеми хохотал, возможно гордясь мощью своего
животного. Видно, он сначала не догадался, что его осел порвал уздечку.
Наверно, он подумал, что его осел ее просто сдернул. Потому что, заметив
порванную уздечку, он пришел в неописуемую ярость, схватил валявшееся тут же
полено и, придерживая своего осла за порванную уздечку, стал изо всех сил
колошматить его по спине. Наконец хозяин перестал бить осла, кое-как починил
уздечку и привязал свое животное подальше от ослицы. Я понял, что хозяин
этого осла не первый раз таким образом избавляет его от похоти Какие грубые
страсти и какие грубые способы избавления от них!
стоял на нашей мельнице, привязанный вместе с лошадьми и ослами, но никогда
ничего подобного не видел. В поле, в лесу -- пожалуйста, сколько твоей душе
угодно. Чегемские животные стараются это делать красиво, не на глазах у
людей. Уж, во всяком случае, не на мельнице и не у коновязи сельсовета, где
полно людей. И вот с такими грубыми людьми и грубыми животными мне пришлось
прожить почти год.
деревню. Через полчаса я почувствовал, что спина у меня невыносимо горит.
Этот болван даже не удосужился оседлать меня как следует. Потник со страшной
силой ерзал по моей спине, доставляя мне неимоверную боль. Беда наша в том,
что мы, мулы, человеческий язык хорошо понимаем, но сказать ничего не можем.
его за ногу и один раз мне это удалось. Но он даже не слишком быстро
отдернул ногу. Местные животные и люди к боли не очень чувствительны, что
лишний раз говорит о грубости их натуры.
при этом, конечно, так и не понял, почему я себя плохо веду. Несколько раз я
взбрыкивал, не в силах вынести боль, лягал воздух задними ногами, потом
понес, но этот олух так ничего и не понял.
неладное, слез бы с лошади или с мула, осмотрел бы его, переседлал бы. А
этот так и ехал.
Думаю, я перемолотил ему внутренности, если они у него не из камней сделаны.
Да что толку-то! Я попал в край грубых, недоразвитых людей, у которых
чувствительности не больше, чем у бревна.
оказалось, что спина у меня протерта до крови.
стерлась.
о палец не ударил, чтобы как-нибудь полечить мою рану. Всю ночь спина у меня
горела, и я не находил себе места. Утром рану мою облепили гроздья мух, и к
невыносимому жжению прибавилась невыносимая чесотка.
этого урода и вернуться к своему старику, а там будь что будет. В моем
безумном решении была и доля разумной догадки. Ум-то свой я все-таки не
потерял, несмотря на долгое общение с недоразвитыми людьми и животными.
обращения с ними. Вот на это я и надеялся. Я не мог рассказать ему, как меня
били, как я три дня без еды и без питья стоял в сарае, что за целую зиму мне
не подбросили и вязанки кукурузной соломы, но он мог увидеть своими глазами
мою стертую до крови спину и все понять.
знал, но я хорошо помнил, что от Чегема до первого села мы шли в сторону
восхода и от этого села до этого мы опять шли в сторону восхода. Нетрудно
было сообразить, что на обратном пути надо держаться в сторону заката.
заросли съедобных и несъедобных растений -- на третий день я пришел в Чегем,
весь в репьях, опавший, одичалый, с роем мух на кровоточащей спине.
была прикрыта, и я очень удивился этому. Неужто нравы старика изменились за
время моих скитаний? Ведь он терпеть не может, чтобы дверь в кухню была
прикрыта. Но потом я сообразил, что идет дождь и дует сильный порывистый
ветер в сторону Большого Дома. Они прикрыли дверь от ветра.
все-таки собаки не совсем лишены разума, подумал я мимоходом. Все, что я
пережил, стояло поперек моего горла, и я в отчаянье пересек двор, вошел на
веранду и, головой распахнув дверь в кухню, остановился в дверях.
откуда мне столько раз выносили кукурузу и другие вкусные вещи. В кухне
вовсю пылал очаг, и на большой скамье возле него, глядя на огонь, сидел мой