пирожками.
Прощаясь, Сигизмунд поцеловал сына, кивнул Наталье. Та, не оборачиваясь,
скрылась в подъезде.
До чего же все коряво получается... Интересно, это у всех так?
Нет, не у всех. У таежного Вавилы все в буреломах схвачено, все пучочком. И у
Федора, небось, тоже. Да и Олав Карлссон не груши околачивает. В своем
мифическом пространстве.
Сигизмунд поставил машину в гараж. Опять клятого "фордяру" пришлось обтекать
неведомо какими маневрами.
Вошел, едва не пал под натиском собачьих восторгов. Кобель пушечным ядром
вылетел навстречу, ластился, извивался. Был представлен к высшей награде -
Пирожку Домашнему Первой Степени!
У девки в "светелке" горел свет.
- Лантхильд! - крикнул Сигизмунд. - Я пирожки принес. Итан иди.
Молчание. Только тахта скрипнула.
- Лантхильд, ты там?
- Йаа...
- Иди итан.
- Нии...
- Что-нибудь случилось?
Сигизмунд разулся, подошел к двери. Потянул, открывая.
Дверь держали изнутри.
- Нии, - повторила Лантхильда. - Надо.
- Ты чего?
Девка молчала.
- Я пирожки принес. Тебя там что, серый волк съел?
Сигизмунд дернул дверь изо всех сил и в образовавшуюся щель (а здорова девка!)
просунул пирожок.
- Итан, Лантхильд.
Девкина рука высунулась, схватила пирожок и утащила. Дверь захлопнулась.
Дела!..
Сигизмунд обулся, свистнул кобеля, прошелся с ним по двору. Выкурил три сигареты
вместо обычных двух. Что за хрень? Что с Лантхильдой-то? Чем он ее на этот раз
обидел?
Тут у него аж дыхание перехватило. Наталья! Что она ей наговорила? Ну,
Наталья!.. Сигизмунд едва не бегом устремился домой.
Ворвался, скинул куртку, ботинки, подлетел к телефону. После одиннадцати Наталья
часто отключает телефон, чтобы Ярополка не будили.
Подошла.
- Наталья?
- Давно не виделись, - отозвалась бывшая супруга.
- Наталья, что ты ей наговорила?
- А!.. - сказала Наталья. И замолчала.
- Пожалуйста, я тебя очень прошу. Скажи мне, что ты ей наговорила.
- Да ничего особенного. Сказала "алло". Она: "Але, надо, Сигизмунд, надо".
- И все?
После короткой паузы Наталья спросила немного другим голосом:
- А что? Тебе это очень важно?
- Да.
- Правда, ничего такого я не сказала. Только "алло".
- Ты нарочно мой номер набрала?
- Да. Больно уж складно ты врал.
Сигизмунд перевел дыхание. Стало полегче.
- Тата, - неожиданно назвал он ее старым "домашним" именем. - Тат, ты
действительно больше ничего...
- Ты меня совсем уж за монстра держишь. Только я тебя вычислила еще по дороге к
твоим. У нас эту "Валькирию" всем отделом читали. Даже я обревелась, если тебе
от этого легче. Так что два плюс два сложила. В ЛИТМО этому, слава Богу, учат. В
следующий раз придумай что-нибудь поумнее. Привет старине Хальвдану.
И положила трубку.
Некоторое время Сигизмунд, как последний Ромео под балконом, топтался под
девкиной дверью и взывал безнадежно:
- Лантхильд... а Лантхильд...
Та молчала.
- Гюльчатай, - взорвался Сигизмунд, - открой личико! Тьфу, дура!
Плюнул. Да пропади девка пропадом со своим юродством! И ушел на кухню есть
пирожки. Верный кобель побежал следом.
Пока жрал пирожки, Лантхильда выбралась из комнаты. Осторожно прокралась в места
общественного пользования. Долго лила воду в ванной. Потом, так же тихонечко,
отправилась было к себе.
Сигизмунд окликнул ее:
- Ну что, так и будем дальше дуться?
Она приостановилась. Поглядела на него издалека. Очень проникновенно сказала:
- Сигисмундс. Хири аф. Надо...
И прошествовала в "светелку".
- Надо так надо, - проворчал Сигизмунд. И съел последний пирожок.
* * *
Загадка девкиного затворничества разрешилась наутро. При активном содействии
всегда готового к паскудствам кобеля.
Сигизмунд сидел на кухне. Пил кофе, курил. Угрюмо слушал радио. Перед Новым
Годом все как с ума посходили: взрывались, шли под откос и бастовали. Чеченцы
схитили еще одного попа, даже муфтия ихнего проняло - возмутился. Обещал
попробовать найти попа... Патриарх назвал это кощунством, а правительство -
политической провокацией. Мимолетно пожалев попа, Сигизмунд окунулся в море
спортивных новостей, которые всю жизнь считал бесполезным хламом. За что был
осуждаем отцом. Выключил радио.
И тут на кухню с рычанием примчался кобель. Он тащил в зубах что-то длинное, на
первый взгляд - носок. Путался передними лапами в своей ноше. Ярился заранее.
Подкинул в воздух, поймал, встряхнул, держа в зубах, будто крысу, которой хотел
переломить хребет. Еще раз подкинул, но ловить не стал - дал упасть на пол.
Грянулся об пол всем телом и, извиваясь, принялся валяться. Рычал, подергивал
задранными вверх лапами, вилял хвостом.
- Та-ак, - строго сказал Сигизмунд.
Пес, лежа на спине, на мгновение замер. Покосил глазом. И возобновил рычание и
извивы.
- Дай сюда!
Сигизмунд вытащил тряпку из-под пса.
- Тьфу ты, зараза!..
Брезгливо бросил в мусорное ведро. Тряпка была в крови.
Пошел, вымыл руки. Пес, как-то особенно похотливо разинув пасть, осклабился.
Стоп. Кровь. Откуда кровь? Девка там что, себе вены вскрывает?
Сигизмунд подлетел к двери, распахнул ее и заорал:
- Лантхильд!
Та мирно спала. Со сна вскинулась, испугалась. Потом осердилась, замахала
руками, чтобы он уходил.
- Хири ут! Хири ут, Сигисмундс!
Дожили. В собственном доме гоняют.
Он вышел, прикрыл дверь. Нет, вроде, Лантхильда в порядке. А кровь?
...Господи, идиот! Откуда у девушки кровь. Ясно, откуда. Оттуда.
Так вот почему она из комнаты не выходит. И гонит его к чертям. "Валькирия",
блин. Там эта девица, как ее звали, тоже... с лавки не слезала, землю осквернить
боялась.
Господи, это ж какой дремучей-то надо быть! Вон, по ого каждый день, на выбор...
И танцуй себе, и аэробикой занимайся, и с подружкой в мини-юбке катайся...
На Сигизмунда вдруг, как сквозняком, потянуло чем-то первобытным. И жутким.
Может, они там до сих пор человеческие жертвы приносят деревянным богам? Или
первенцев живьем хоронят? Надо бы все-таки Лантхильду расспросить хорошенько.
Откуда она такая взялась?
В самом деле. Все предшествующие версии отпали сами собой. Не годятся. А новых
он не породил. Нагородил кучу вранья, сам в это вранье поверил...
Может, выставить ее все-таки? Или сдать... куда-нибудь. Пускай менты голову
ломают. Она у них не только для ношения фуражки.
С другой стороны, Сигизмунд понимал: этот-то сквознячок, что от девки тянул, его
и завораживает. Тихая эта жуть - просто не оторваться. Похлеще аськиных
закидонов. Ух, похлеще!
* * *
Сигизмунда разбудил телефон. Звонила мать.
- Гоша? Ты спишь?
- Уже нет, - сонно сказал Сигизмунд.
- Я тебя разбудила?
- Да нет же, говорю, что нет, - легко раздражился со сна Сигизмунд.
- А, ну хорошо. Как вчера доехали?
- Нормально.
- Мы волновались, гололед такой...
- Да нет, мам, это не гололед. Гололед другой.
- Как Ярик? Устал? Конечно, столько впечатлений... - закудахтала мать.
- Да, спал всю дорогу, - ответил Сигизмунд. И неожиданно для себя спросил: -
Мам, а чего вам с отцом взбрело меня Сигизмундом называть?
- Почему ты спрашиваешь? - разволновалась мать. - Разве ты не знаешь, что
Сигизмунд Казимирович, твой дед... Кавалер Ордена Боевого Красного Знамени...
Когда его хоронили, этот орден несли за гробом на подушечке... В те годы просто
так не давали...
- Да знаю, знаю, - сказал Сигизмунд. Эта семейная легенда была ему известна.
Другое дело, что с Сигизмундом Казимировичем была связана некая мутная история.
Например, портрет геройского деда появился на стене только в 1957 году. Мать
носила фотографию с удостоверения, чтобы увеличили. Фотограф отскребывал следы
печати с уголка. Других портретов деда в доме не было. Куда-то делись. Исчез он
и с семейных снимков, кое-где порезанных ножницами.
Сигизмунд помнил, как хоронили деда. В дом набилось множество незнакомых людей,
каких-то старцев - как казалось девятилетнему мальчику - все как один в тяжелых