Чтение 67–й страницы книги ~Умножающий печаль~

оттопыренными карманами, был настоящий красавец из учебника патологии. Готов
примазать, его когда из маманьки вынимали - щипцы на башку накладывали,
тащили его в этот славный мир с большим усилием и усердием. У него были
вдавленные виски, будто ямы в черепе позади глаз, и на дне этих пугающих
углублений под серой нездоровой кожей что-то шевелилось и пульсировало.
Может быть, мозг? Или гной?

Нет, он мне был как-то несимпатичен.

А второй был боец хоть куда - здоровенный костистый парень, похожий на
мускулистый скелет.

Они шли за мной, практически не скрываясь, подстраховывая друг друга,
время от времени долдоня что-то по мобильным телефончикам.

Вот влип, ешь твою налево! Как говорил дантист Изя Кацап, это - не люди,
это - свора гоночных псов.

На станции "Курская" я стащил с себя парик и бросил в урну. Какой тут, в
задницу, парик! Йог твою мать! От кого теперь в нем скрываться? Игра пошла
серьезная, тут, понимаешь, не комедия с переодеваниями!

На переходе с радиальной на кольцевую, стоя на эскалаторе, величественно
плывущем в преисподнюю, я решил прорываться на волю. Здесь, в подземелье,
мне ловить нечего. Здесь ловить меня будут. Рано или поздно они меня тут
уконтрапупят, а выволочь меня на улицу, до машины - дело рутинной техники.

И в этот момент увидел поднимающегося на встречной ленте эскалатора
своего замечательного другана Николая Иваныча. Выходит, я их все-таки
недооценивал. Какая же у них должна быть система связи и наведения!

Николай Иваныч был еще далеко, глубоко внизу, он поднимался, как гроб в
крематории, поехавший почему-то назад, наверх. Он уже увидел меня, или ему
передали по радиотелефону следующие за мной гоночные псы. Широко разводил
руками, как для братского объятия, и показывал жестами - подожди меня внизу,
там тебя встретят.

Думать больше не осталось времени. Вообще, похоже, не твое это дело -
глубоко, раздумчиво мыслить, не твое это поле. Положись на дремлющие
инстинкты, прислушайся к душе, не мучай, не томи ее! Если она просит или
велит что-нибудь срочно - уступи ей, как женщине, сделай, что говорит! Обоим
будет лучше!

А велела она мне в этот момент сделать то, что моя гоночная свора
повторить не сможет.

Я прыгнул.

Сгруппировался и взлетел - вверх-вперед-влево. Легко коснулся - для опоры
- рукой за ореховую полированную разделительную панель между встречными
лентами эскалатора и приземлился на ступенчатой полосе, которая ползла
вверх.

Пассажиры, стоявшие ниже меня на лестнице-чудеснице, железно отсекали от
меня Николая Иваныча - он не мог стрелять в меня сквозь толпу.

А мои шустрые преследователи, краснорожие индейцы-следопыты Гнойный Мозг
и Мускулистый Скелет, плавно едущие вниз, вдруг из глубокого арьергарда
оказались прямо перед направленным на них пистолетом ПМ.

- Ложитесь, суки! Сейчас череп пробью! Ложись! - орал я. - Пушки вниз
кидайте!

Нет, бойцы они были неважные. Жидкие оказались на расправу. А может быть,
живо помнили, как в "Интерконтиненталь" привезли они нас с Валерой вдвоем, а
из гостиницы вывозили своего гончего сыскного коллегу в мешке.

Они не легли, а сели на эскалатор. И пистолеты бросили, которые катились
вниз по ступенькам с каким-то каменным стуком. Ну ладно.

А я припустил по лестнице, которая как-никак везла вверх. Хороший был
спурт. Давние мои гонители из сборной, точнее сказать - выгонители, сейчас
бы душой порадовались за те результаты, которые я показал на дистанции.

И народ, слава Богу, у нас хороший. Сознательный. Все понимает. Никто не
бросился меня ловить, перехватывать. Смотрели с интересом, но, встречаясь со
мной глазами, сразу стыдливо отворачивались, будто боялись запомнить мою
личность. Потом еще в свидетели затаскают!

Выскочил я на площадь и сразу повернул направо - мимо линейного отделения
милиции, мимо касс, мимо депутатского зала - там с первой платформы есть
открытый проход на пути.

Я понимал, что у меня всего несколько секунд форы - они сейчас подтянут
все резервы. На меня хватит, мало не покажется. Спрыгнул с перрона,
перебежал через рельсы, нырнул под платформу, успел проскочить перед длинным
пассажирским составом. На третьем пути пассажиры заныривали в зеленое чрево
электрички. Хорошо бы знать, куда эта колесная колбаса направляется. Но нет
времени выяснять маршрут, расписание, тарифы. Едем к свободе, к счастью, к
жизни! Беспечные ездоки - из ниоткуда в никуда.

Влетел в тамбур, тяжело отдуваясь и утирая с морды пот рукавом. По
вокзальной трансляции сообщили: "Электропоезд Серпухов - Москва - Голицыно
отправляется через минуту с третьего пути. Остановки - Каланчевская,
Белорусский вокзал, Беговая..."

Я выглянул из растворенных дверей и увидел, что по перрону бегут,
заглядывая в окна поезда, Гнойный Мозг и Скелет. Не знаю, кто-то из их шайки
видел, как я нырнул в вагон, или у них достаточно людей, чтобы проверить все
отходящие электрички.

У меня нет выхода - надо оставаться в вагоне. Здесь, на вокзале, их
слишком много.

Я снова осторожно высунул голову наружу, и в этот момент пневматические
двери угрожающе зашипели. Примерно за три вагона до моего укрытия
настойчивые мои попутчики силой удержали сходящиеся створки дверей и
впрыгнули в тамбур.

Вот, Господи, великая сила всепобеждающего учения Павлова! Чему только не
научишь сыскное животное за сытную кушеньку!

Поезд заскакал, затопотал по стрелкам, среди фиолетовых огней и зеленых
светофоров, пробежал над Земляным Валом, перед Разгуляем. Через три-пять
минут гоночные псы прочешут поезд и доберутся до меня. Я не готов устраивать
кровавое побоище в центре города.

Я переходил из вагона в вагон, приближаясь к голове состава. Поезд шел по
эстакаде, под нами промелькнул троллейбусный парк, справа - пригородные
кассы Казанского вокзала. До Комсомольской площади оставалось сто метров.

Я постучал рукоятью пистолета в дверь машиниста и крикнул:

- Отпирай, милиция!

Распахнулась дверь. Удивленные глаза за круглыми стеклами очков,
встопорщенные усы.

- Какого хрена?..

- Открой входные двери!

- Не положено!

- Открой дверь наружу, козел старый! Не возникай! Делай, что говорят!..

Видок у меня, наверное, был такой, что машинист не стал спорить. Нажал
какой-то рычаг, со свистом зашипели, расходясь, железные створки.

- Тормози!..

Я оглянулся и увидел, что в другом конце вагона появились мои друзья.

Встал в открытых дверях, ветер гладил воспаленную хряшку, поезд медленно
двигался по насыпи-мосту над проездом с Каланчевки, от гостиницы
"Ленинградской" к площади трех вокзалов.

Здесь, внизу, перед мостом на дороге - светофор. Метрах в пятнадцати от
насыпи. Они не успеют разогнаться. Но мне нужен грузовик, мне нужно прыгнуть
в кузов.

Мать-судьба! Хозяйка-удача! Везуха моя лихая! Вывезите! Помогите! Дайте
стремный шанс!

Моргнул красным оком светофор, погас на миг, вспыхнул зеленый. Вот она,
моя фартовая сдача - задрипанная "Газель" с грязными тюками в деревянной
коробке кузова.

Оттолкнулся - слетел на насыпь, еще толчок, миг пролета. Невесомость.
Лети, как кот - на четыре точки. Бряк! Ткнулся мордой во что-то вонючее и
расслабленно-освобожденно заплакал. Уехал.

Лежал среди мусорных мешков на дне кузова, дышал обессиленно, и страх,
напряжение, усталость выходили из меня судорожными рывками, как рвота.

Заднее окошко кабины было завалено каким-то барахлом, шофер меня не
видел. И не слышал - у него на всю катушку работало радио, хиты крутило. На
езде музыка сливалась с уличным шумом в ритмичный дребезг. А на светофорах
"Газель" тормозила, и я слышал через раскрытые окна - "слушай наше радио,
остальное - видимость...".

Грузовичок волок меня вместе со своим помоечным грузом куда-то далеко,
неведомо куда. Может быть, на свалку? А, какая разница... Путешествовать
надо, не зная цели. Цель, как и все остальное, - видимость.

Мы, три великих путешественника - Колумб, Магеллан и я, Кот Бойко, -
стремились к громадной цели. Колумб искал Индию, нашел Америку, попал в
тюрьму и умер в нищете. Магеллан описал кольцо вокруг шарика, все
упирался-доказывал, какое множество стран и народов населяют наш зеленый
колобок. Пока его на полпути не сожрали дикари. А я направился на Острова
Сокровищ и совершил Великое открытие.

Я узнал, что на Земле живут всего два народа. И поселились они в двух
странах. Народы зовутся просто - богатые и бедные. А все эти разговоры про
американцев, негров, русских, китайцев, песни про национальные особенности и
кошмарные басни про менталитет - сплошная видимость!

Богатые - невероятно интересная, но малопонятная раса, и все люди этого
народа очень похожи друг на друга, независимо от цвета кожи, возраста и
вероисповедования. И живут они в очень небольшой, но при этом всемирной
стране - очень приятной, удобной, невероятно красивой, с замечательным
климатом. И вся она похожа на шикарный отель "Шератон"-Рай.

А бедные - многочисленный, доступный, очень понятный, но никому не
интересный народ. А друг другу - в особенности. Чем там интересоваться?
Обитают они неопрятно, плохо, наспех - будто торопятся быстрее дожить свой
срок в своей огромной и убогой стране под названием Бедность. Именуются
насельники этой земли бедняками, или беднягами. Иногда - бедолагами. А самые
бедовые мечтают прорваться, эмигрировать в страну Богатства и получить
национальность "богач", а если совсем повезет - "богатей".