Чтение 67–й страницы книги ~Джин Грин - неприкасаемый: карьера агента ЦРУ №14~

продолжая тяжело дышать.

- Что, если я нажму кнопку с цифрой 450 вольт? - спросил я Ч.

- Сразу?

- Сразу.

- Тогда он умрет.

- Чем же будут заниматься пришедшие сюда после меня Мэт и, скажем, Берди?

- На его место посадят другого, - спокойно сказал Ч. - Их восемь...
Восемь приговоренных к смерти. Это, конечно, дело незаконное, но мы
договорились с федеральными властями.

Я снова нажимаю кнопку за кнопкой.

Человек пронзительно кричит, заходится в Крике.

Нажимаю следующую кнопку.

- Прекратите мучить... лучше убейте сразу, - умоляет смертник.

- Может, хватит? - спрашивает Ч.

- Почему же, - хладнокровно отвечаю я и продолжаю добавлять электрические
удары.

Визг человека мечется в динамике. Наконец у арестанта задергалась голова,
пошла слюна, закатились глаза.

Я нажал кнопку с красным ободком - 450.

Арестант задергался в предсмертных конвульсиях и затих.

Ч. с любопытством поглядел на меня и поднялся.

Поднялся и я.

Мы вышли.

- Кури, - сказал он, протягивая мне сигарету.

- Спасибо, сэр, - сказал я и размял свою сигарету совершенно спокойными
пальцами.

Ч. следил за моими движениями.

Я протянул ему спичку, прикурил сам: пламя спокойно колебалось в моих
сухих ладонях.

- Ты будешь носить зеленый берет, - сказал Ч., - только "зеленые береты"
могут так... Они воюют по слуху, а не по нотам, которые раздают им заранее.
Они хладнокровные молодцы.

Потрясенный моим поведением Ч. не знал, что еще в Нью-Йорке Лот рассказал
мне об опыте "проверки на жестокость".

А я-то знал, что за двойным стеклом на электрическом стуле сидит
профессиональный артист, что за каждый сеанс он получает деньги, что над его
головой висит табло с указанием напряжения на шкале

От этого зависит сила крика, стона, отчаяния, мольбы или, наконец,
имитация смерти.

А во мне все-таки пробудилось что-то темно-зеленое...

Неужели они сделают из меня зверя?

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

"ПАБ-КРОЛ" В НЬЮ-ЙОРКЕ

- Знаешь ты, что такое "паб-крол". Натали? - спросил Лот.

- Это что-то из словаря алкоголиков, - улыбнулась Наташа.

Жених и невеста сидели напротив друг друга в гостиной дома на 13-й улице,
где еще совсем недавно разыгралась дикая трагедия гибели старика Гринева.

Время сделало свое. Пришибленная горем девушка понемногу начала оживать.

Лоту было приятно подмечать прежнюю улыбку на лице Натали, сидевшей у
широкого окна, за которым в садике Гриневых горел маленький костер огромного
"индийского лета", охватившего сейчас весь штат Нью-Йорк.

- Сразу видно, дарлинг, что тебе не пришлось поблуждать по бабушке
Лондону над батюшкой Темзой... - Лот иногда в разговорах с Наташей
употреблял русские слова, страшно коверкая их.

Наташа совсем уже весело расхохоталась.

- Немчура проклятый! Батюшка Темза! Надо говорить матушка Темза...

- Извините, мисс, это заблуждение, - категорически опроверг Лот. - Я тоже
прежде считал, что Темза - это Mother, однако англичане говорят the Father
Thamse.

- А ведь ты прав! - воскликнула Наташа. - Конечно же, батюшка Темз, как
тихий Дон...

Дон! Лот зажмурил глаза, словно от яркой вспышки: русская мина разорвала
лед, и мгновенно не стало бежавшего впереди Хельмута... Он открыл глаза и
снова улыбнулся Наташе.

- Итак, моя дорогая невеста, мой милый эдельвейс, "паб-крол" (ползком по
пивнушкам) - это любимый спорт лондонских бездельников. Мы с твоим братцем -
добились высоких показателей в парном разряде. Что касается Токио...

- О господи, при чем тут Токио? - притворно возмутилась Наташа. - Не так
длинно, герр Лот!

- Что касается Токио, моя милая, - профессорским тоном продолжал Лот, -
то там эти вечеринки с бесконечной сменой баров называются "лестница". Увы,
мои друзья самураи никогда не могли заранее сказать, куда ведет эта
"лестница" - вверх или вниз.

- А о чем говорит собственный опыт?

- О Натали, мы же договорились не спрашивать друг друга о прошлом, -
округлил глаза Лот.

- Интересно, какое прошлое надо скрывать мне? - сказала Наташа. - Явно
неравная игра. Лот захохотал.

- Да ну тебя! - сказала девушка, отвернулась, потом повернулась, сделала
гримасу, наморщив нос. - К чему все эти разговоры?

- Я тебе предлагаю русский "паб-крол" в Нью-Йорке. Недурно?

- То есть?

- Начинаем в "Рашен-ти-рум" на Пятьдесят седьмой улице, продолжаем в
"Русском медведе", где, кстати, ты сможешь узнать свою судьбу у гадалки
мадам Беверли. "Психоанализ и хиромантия! Сенсационные откровения! Вы
увидите, как с будущего спадает покров таинственности!" Ну и заканчиваем в
сногсшибательном ресторане "Елки-палки10" в обществе изысканных дипломатов,
прыгунов и поэтов. Какова программа?

- Гениально! - воскликнула Наташа и вскочила с кресла. - Ты серьезно? Я
буду готова за несколько минут.

- Только никаких бриллиантов, рубинов и жемчуга, - строго сказал Лот. -
Никаких шиншиллей и ягуаров. Скромный полувоенный костюм, кожаный ремень с
пистолетом, валенки, малахай...

Наташа убежала наверх, а Лот, на правах своего человека, прошел в
соседнюю комнату, открыл дверцы бара, усмехнувшись, достал бутылку
смирновской (еще из запасов старика Гринева), сыпанул в стакан перца на
манер обожаемого своего Джеймса Бонда, выпил залпом и задумался. Программа,
так весело принятая Наташей, грозила ему в этот вечер многими
неожиданностями.

- Вот Никола-на-курьих-ножках, вот Церковь ризоположения, это Василий
Блаженный, Дом Пашкова, Тверской бульвар, Садово-Триумфальная,
Китай-город... - говорила Наташа, разглядывая роспись на стенах "Русской
чайной11".

Старая Москва Гиляровского в куполах и крестах, двухэтажные желтые
домики, конка, пышнозадые извозчики, румяные красавицы, снег...

- Отвечаешь за свои слова, Наташа? - ухмыльнулся Лот.

- Я все это знаю с детства. Папа рассказывал и показывал старые книги с
иллюстрациями, - девушка опустила глаза к шитой петухами скатерти. Она вдруг
вспомнила какую-то картину Кустодиева: подсиненный снег, голые ветки
огромного дерева, туча грачей... "Весна, я с улицы, где тополь удивлен, где
даль пугается, где дом упасть боится, где воздух синь, как узелок с
бельем..." И мгновенная, как летучий запах, тоска прошла сквозь сердце:
воспоминание о жизни, которой она никогда не жила. В следующее мгновение она
уже снова с улыбкой смотрела на стены.

- Потрясающие фрески! - сказала она. - Не хватает только одной детали -
большой развесистой клюквы.

Официант поставил перед ней коктейль "Московский мул", а в пустую рюмку
налил для Лота сибирской лимонной. На этикетке среди царственных снегов
Сибири росло лимонное дерево.

- Вуд ю лайк закуска? На столе появились русские национальные закуски:
икра, семга, корнишоны, жареный миндаль, анчоусы, стилизованные под раков
лангусты.

- Извините, эта девушка настоящая русская, - сказал Лот официанту. - Она
из советского цирка. Есть у вас сало?

Официант вежливо округлил глаза.

- Сало, сэр?

"Сало, млеко, яйко... Мы шли по окраине Полтавы, а мальчишки из-за
заборов дразнились: "Сало, млеко, яйко - немец, удирай-ка!" Франц захохотал
и показал им автомат, их как ветром сдуло. Франц бросил через забор
оккупационную марку".

- Ну хорошо, а черный хлеб у вас есть для цирковой артистки? Поймите,
дорогой, эта скромная девушка ежедневно рискует жизнью, делает двойное
сальто, глотает шпаги, горячие неоновые трубки и к тому же тоскует по
родине.

- Черный хлеб, сэр?

- Ну да, черный хлеб.

- Сэр?!

- Э?

- ?

- Не совсем вас понимаю, сэр.

- Вы, должно быть, здесь новенький. Черный хлеб из ржи.

- О, ай си! - радостно вскричал официант. - Горбушка! Вы хотите, сэр,
получить "горбушка"? - Да, да, - сказала Наташа. - Мы хотим "горбушка".

- Сейчас узнаю, мисс, - радостно улыбаясь, сказал официант. - Немедленно
соберу все сведения.

Наташа, изнемогая, уткнула нос в салфетку Лот осушил рюмку, оглядел зал.

В углу оживленно обедали два пожилых господина и две дамы. Каждое новое
блюдо они встречали гоготом, возгласами "о-о!", им определенно казалось, что