выдрой драной ее обозвал, он в кулаки полез, двинул мне, ну я и - хлоп
дверью, по обиде-то... А бабки я в аккурат за час до того нашел и в кармане
держал. Короче, припустил, пока брат или баба та, она торговая, потому не
глупая, не смекнут нычку проверить.
нагнать. Вот я и рванул через лес, пехом. Километров двадцать отмахал
напрямки, решил, здесь искать не сунется, область другая, да и вкругаля
досюда километров сто пятьдесят, а то и все двести. Сразу бы не дотумкал, а
назавтра меня бы и след простыл, если бы не ты...
не в дерьмо ли ты их кинул?
предстояло держать паузу и жаться. Дедок поступил грамотно донельзя, сначала
запужал клиента, потом наехал так, что простому альфонсу мало не покажется:
пустил кровя, причинил изрядную боль... Хорошо то, что я не выпал из образа:
все натюрлих, Маргарита Пална! Ошарашенность, испуг, боль, смешение чувств,
скороговорка-раскол обо всем, кроме главного - денег. Теперь, если дед не
дурак, а он определенно не дурак, должен проявить "понимание и ласку":
интеллигентам-недоучкам зачуханным, даже ставшим на скользкую стезю
соблазнения торговок и завладения чужими деньгами, нужно в
морально-этическом плане "сохранять лицо". Если я тот, за кого себя выдаю,
то должен был сочинить себе красивую и убедительную легенду о том, что не
разбойник и обиратель бальзаковских теток, а экспроприатор нечестно нажитого
спекулятивным путем добра. Хлюпику-интеллектуалу нужно сочувствие к себе, и
тогда он сдаст все и вся с потрохами! Дедок должен это знать...
добавочным мордобоем, но здесь может всплыть нехороший вариант, даже два:
клиент или вырубится с потерей памяти, а то и вообще напрочь забудет, где
он, что он и, главное, где деньги. А при втором варианте клиент может
смекнуть: раз его так супостатно мутызят и органон не берегут, то и в живых
оставлять не хотят. И будет лепить горбатого, плакать, стенать, и "тайну
вклада" придется вытягивать у такого муторно и аккуратно, вместе с жилами,
еще и рискуя, что окочурится раньше времен.
открытой бутылкой и стаканом, налил полный:
отморозков, тех ненавижу, - и уставился на меня "ласково"-немигающим
взглядом. - Ты ведь не такой?
узлами и высвободил одну руку, впрочем привязав веревку накрепко к стулу
так, что не особенно и порыпаешься. Особливо ежели учесть, что и стул был
сработан мастером вроде ильфовского Гамбса: на века. Да и в голове у меня
шумело изрядно, надеяться на верность руки с этим тиранозавром не
приходилось: при всем убеждении, что я Альфонс Куркулевич, ухи держит
востро, и стоит мне рыпнуться, накидает тумаков. И легенду тихого и
незлобивого, хотя и алчного, спалю начисто. Нет, от верного удара я не
откажусь, если подставится, но... Рассчитывать на это особливо не
приходится; что ж, продолжим метать подкидного.
губы), закашлялся, пошмыгал носом, утих на минуту, поерзал задницей на
лишенном обивки антиквариате. Жаль, что бриллиантов здесь в свое время не
оказалось, а то бы дед-налетчик уже оттягивался вовсю с нимфетками в злачном
райцентре Полканово или, напротив, догнивал безымянным покойником под дерном
в ближайшем лесочке с прободением в затылочной части черепа. Хотя - вряд ли:
дед умен. Пора повысить его в воображаемом звании из прапора до капитана.
Клеймил все: начиная от тогдашнего Меченого и нонешнего старого харизматика
и гаранта и заканчивая осточертевшей толстомясостью жены, убойной тупостью
тещи, пьяными надрывами тестя, двухкомнатной в хрущобке и прочими скудостями
расейского бытия. А в свои "давно за тридцать" - жить хочу по-людски, вот и
пошел робин-гудовой дорожкой выставления торговых бабцов.
положено, с заинтересованным участием. Кивал сочувственно, влил еще с
полстакана, поднес папироску. Я курил нервно, сопел истерически, а в голове
болталась нетленная строчка неизвестного поэта-песенника из студенческой
жизни и сопутствующей ей психушки:
захмелевшему от водочки на суточный "тощак", сопли пускал уже совсем вяло,
стал немного навязчив и запанибрата, и сам подвел к денюжкам:
отозвался матерый пес канувшей империи.
причитать я. - Может, поделим, а? - с надеждой лоха-профессионала вопросил
мой персонаж.
таким взглядом, что и человеку непредвзятому мигом бы открылась его скорая
печальная участь.
болванчик. Алкоголь делал свое дело: невзирая на жуткую гнусность ситуации,
в голове снова заболталась мелодийка самого лирического свойства: "Я леплю
из пластилина, пластилин нежней, чем глина..."
был, извинительное дело.
вниз, как распряженный мерин, что должно было означать и согласие и - а
пошли вы все!..
я.
Востер. На-ка, хлебни.
отстранить, потом ухватил-таки емкость.
поднятый из марианских впадин глубоководный окунь, в пять глотков опростал
стакан. К моей радости, дедок плеснул и себе половинку, выпил, выдохнул
медленно, заместо закуси. Покумекал что-то себе, вытащил из кармана пласт
транквилизаторов...
Америка, о-о-о-о... Где не буду никогда-а-а..." Если он скормит мне все
двадцать таблеток, то карта моя будет бита по всей промокашке военных
действий. Копыта, может, и не отброшу, но отключусь качественно и надолго:
дед-террорист успеет пошуровать в схроне, вернуться, преспокойно погрузить
мое бесчувственное тело в багажник машины или в коляску мотоцикла, и -
дальше возможны вариации, но исход один: летальный.
могучими руками: если не поленится, выкопает ямку поглубже да закопает как
есть - вот вам и естественная кончина налицо! На какую-то долю секунды мне
показалось, что я уже там, в черной холодной яме, - и вмиг обильная испарина
оросила истерзанный беззакусочным краткосрочным алкоголизмом органон: все,
что на мне было, промокло насквозь враз...
Покормить меня "колесами" - возьму и, чего доброго, в "ящик сыграю" до
выяснения. "Жадину-говядину" дедку я качественно скормил, такой индивид
вполне мог даже в пьяном опупении про казну наврать напрочь. И заныкать ее в
другом непристойном месте, к примеру в дупло подходящее уронить. Нет, на
девяносто процентов он уверен, что расколол клиента, аки казак комиссара, до
седла, но оставшие десять процентух свербят, мля...
сказал глухо:
Русанов Владислав
Гуревич Георгий
Якубенко Николай
Буркатовский Сергей
Жюль Верн
Каргалов Вадим