уничтожили весь "химический потенциал" Ирака, поэтому, если Саддам Хусейн
все же применит химическое оружие, значит, он получил его от Ливии, а в этом
случае Соединенные Штаты нанесут удар и по химзаводу под Триполи. Учитывая
давнюю любовь американцев к полковнику Каддафи, вполне вероятной становилась
и бомбардировка самого Триполи.
в диаметрально противоположную сторону - занятия в школах были возобновлены,
а всем советским гражданам не только не пре-пятствовалось выходить в город,
но, наоборот, рекомендовалось гулять по центральным улицам и излучать
угрюмыми советскими харями непоколебимую уверенность в том, что все идет
нормально, что Советский Союз никого в обиду не даст, и вообще показывать,
что никто ничего не боится. При этом детям и женам советских специалистов
было рекомендовано "воздержаться от покидания Ливии" - видимо, для того,
чтобы руководство Джамахирии не истолковало эти отъезды превратно...
террористами, поэтому возможны провокации, диверсии и теракты, а все
советские офицеры должны, соответственно, соблюдать "особые меры
предосторожности". При этом, естественно, никто никому не объяснил, что это
за "особые меры" и как их, собственно, соблюдать. Весь этот совсем невеселый
балаган настолько напомнил Обнорскому Южный Йемен, что у него аж сердце
защемило. Со времени аденской трагедии минуло уже пять лет, в Союзе "в
рамках развития демократизации" успешно буксовала перестройка, а советские
люди за границей по-прежнему оставались разменными пешками в большой и мало
понятной даже профессионалам политической игре государства...
часам утра - через Триполи было просто не проехать, повсюду шли митинги и
демонстрации в поддержку Ирака, сжигались в больших количествах израильские
и американские флаги - на этих сборищах толпы ливийцев, не пользуясь,
кстати, ни наркотиками, ни спиртным, доводили себя до полного исступления и
экстаза...
выступил с программной речью, начав ее по-левитански чеканно-скорбно:
доверено выполнять интернациональный долг, напряглась!..
"примкнувшие к ним хабирские элементы" из числа наиболее здравомыслящих
преподавателей школы. Напряглись и не расслаблялись в течение всей
получасовой речи полковника, поскольку для того, чтобы слушать извергаемый
им бред с серьезным лицом, нужно было прилагать определенные усилия.
сидевший рядом с Обнорским подполковник Сиротин. - Кошмар какой-то. Он же и
по прямой специальности ни хрена не рубит - ни в тактике, ни в вооружении,
ни в чем...
закончил, полком командовал...
даже ротой-то не командовал, не то что батальоном или полком - такую он
иногда дичь несет. Я же профессионал, Андрюша, меня погонами обмануть
трудно...
бомбежки Триполи постепенно рассасывалась.
затрагивала и на их работу никак не влияла - разве что Главный стал чуть
более нервным и суровым и, явно подражая генералу Шварцкопфу, начал носить
внакидку американскую военную куртку, за что переводчики немедленно
окрестили его просто Копфом, потому что советский генерал в отличие от
американского был лысым.
раздобыть убедительные доказательства связи стенографистки Аппарата Марины
Рыжовой и Кирилла Выродина. В голову лезли самые разные варианты,
осуществить которые Андрей не мог просто по чисто техническим соображениям.
Скажем, хорошо было бы записать их любовное воркование на пленку, - но где
взять для этого прослушивающую аппаратуру? У Андрея такой техники не было, а
изготовить жучок самому было просто нереально - Обнорский ровным счетом
ничего не понимал ни в радиотехнике, ни в электронике, ни в электрике.
Конечно, среди советских офицеров-хабиров в Триполи попадались такие умельцы
- "золотые руки", которые не то что "жучок" - самолет могли собрать из
подручных материалов, но обращаться к ним с несколько экстравагантной
просьбой Андрею, по понятным причинам, не хотелось. Да и что даст
магнитофонная пленка? Голоса ведь идентифицировать достаточно трудно, тем
более если запись не очень качественная... Вот если бы сфотографировать, а
еще лучше заснять на видеокамеру, как Кирилл трахается с Мариной, вот это
было бы сильно...
гостиницы, где жил Обнорский, но они всегда были плотно занавешены - в Ливии
солнце светило слишком ярко, и все прятались от него как могли... Положим,
видеокамеру Андрей мог бы взять у кого-нибудь напрокат, но что с ней делать?
Выследить Кирилла, когда он пойдет к Рыжовой, еще можно, а что потом?
Вышибить дверь Марининой квартиры и с криком "банзай!" ворваться туда с
камерой наперевес?
своей прокуренной комнате. - И люди не поймут, и вообще... А если я ворвусь
к ним, а они, скажем, сидят и чай пьют - тогда что? "Извините, я ошибся
дверью"? Ерунда какая-то... Но должен же быть какой-то выход... Какой? Не
будут же они сами снимать, как трахаются... А даже если и будут - как мне...
Стоп!.."
разработкой он занимался еще пару дней, а потом, изображая, что дошел до
крайней степени обострения спермотоксикоза, попросил Шварца официально
познакомить его с Рыжовой. Вихренко хмыкнул, но к просьбе отнесся с
пониманием - после совместной поездки в Азизию ребята вообще очень
сблизились, хотя, конечно, такого "слияния душ", как в свое время с Ильей в
Йемене, не было...
вечером у столовой, подвел к ней Андрея и, представив и рекомендовав,
удалился. Обнорский, понимая, что долгий разговор на виду у всех на улице
может вызвать у многих лишние вопросы (на единственную в Триполи холостячку,
естественно, обращали особое внимание все без исключения офицеры и тем более
их жены), постарался включить свое обаяние на полную мощность и с места в
карьер начал набиваться "на чашку кофе и разговор в более спокойной
обстановке".
(Андрей, например, вообще не очень любил пышных жгучих брюнеток), но
определенная изюминка в ней, что называется, присутствовала, а тем более для
озверевших от длительного безбабья холостяков. Поэтому Обнорский довольно
натурально изобразил всем своим видом предельно допустимый градус хотения, и
Марина, ничего не заподозрив, долго ломаться не стала, сказав по-простому:
одиннадцати... Только постарайся не светиться, сам понимаешь, мне лишние
сплетни не нужны.
понимаю. В твоем доме один мой приятель-хабир живет - давно в гости звал,
так я к нему зайду, посижу, а потом тихонечко к тебе спущусь. Если что - я
вечером у него был. Кто там точное время засекать будет?
Ладно, договорились, ты только не стучи в дверь, а сразу заходи - не заперто
будет...
оставшиеся несколько часов для всесторонней подготовки к свиданию - помылся,
побрился, надел свежую рубашку и почистил туфли, в общем, сделал все, что в
таких случаях положено. И даже больше - в карман пиджака Андрей положил
недавно приобретенный в дорогой лавке на улице Первого сентября компактный
диктофон и, разговаривая сам с собой, потренировался, как незаметно включать
и выключать его. Запись через карман получалась не очень чистая, но вполне
приемлемая - по крайней мере все слова можно было разобрать... Настроение у
Обнорского было, прямо скажем, неважное, ему очень не нравилось то, что он
собирался сделать... Но другого выхода он, к сожалению, не видел и поэтому
отступать от придуманного плана не собирался. Когда подошло время, Андрей
задавил в себе все крики совести и, выкурив на дорожку сигарету, отправился
в гости...
ровно в 23.00 он проскользнул на цыпочках в незапертую дверь квартиры
Рыжовой и бесшумно повернул замок изнутри. Марина уже ждала его - к приходу
гостя она надела короткий тоненький халатик-кимоно, под которым, судя по
всему, ничего не было...
Сидя на мягком диване в гостиной, Андрей незаметно включил диктофон и начал
расспрашивать Рыжову о том, где она училась, где живет в Москве, как попала
в Ливию... Марина сначала отвечала на вопросы охотно, но потом начала
поглядывать на Обнорского с недоумением. Андрей же, делая вид, что не
замечает ее взглядов, перешел к расспросам о ее нынешней работе:
явно прорывающимися нотками раздражения:
кое-что, магнитофонные записи некоторых переговоров расшифровываю... Я не
понимаю: ты зачем сюда пришел - автобиографию мою послушать? Давай делом
займемся... Ты цену знаешь?
Марина решительно встала с кресла: