диверсии чеченцев, ибо сегодня на ее просторах правит бал не рубль, а
доллар.
никто не переубедил бы его, что супербанкноты печатаются где-то в другом
месте. Теперь он был уверен, что подпольный валютный цех находится за
Тереком, в Ичкерии. Гениальная месть маленького народа злому и равнодушному
миру! Карлен в какой-то миг даже восхитился чеченцами...
именно чеченец, скорее наоборот, но обязательно под их контролем, за их
деньги. Наверное, "граверами" в Чечне могли быть выходцы из Ливана,
Иордании, Сирии, Турции, но скорее всего они нашли своего доморощенного
русского гения, тут столько невостребованных талантов!
совершила революцию в производстве наркотических средств. Отыскали в Казани
талантливых студентов-химиков, поставили перед ними задачу: создать
абсолютно новый препарат, который бы готовился быстро, дешево и был гораздо
эффективнее, чем все известные ранее. Несведущие люди, конечно, не знают,
что в мире уже десятки лет существуют тысячи тайных экстра-лабораторий со
сверхсложным оборудованием, на которых работают талантливейшие, но
беспринципные ученые. Молодые казанские студенты с задачей справились раньше
срока -- создали препарат, который, по мнению виднейших химиков-экспертов
мира, просто не может быть создан. На радость человечеству молодые гении
благодаря сотрудникам КГБ были задержаны и вынуждены объяснить крупным
ученым тайну своего творения. Говорят, если бы эти усилия были направлены на
иные цели, ребята потянули б на Нобелевскую премию, а так... за все про все
получили от наркодельцов чуть больше двух тысяч долларов плюс харчи.
нового Левшу, который тоже имел великую мечту -- щелкнуть по носу заевшихся
американцев. Русский характер непредсказуем, необъясним, это Карлен понял в
Москве.
охотников за "граверами", стоит близко к подпольному монетному двору и что
интуитивно, еще до получения известия о супербанкноте, избрал верный путь
поиска -- через преступный мир. Дорогу в Чечню он мог отыскать и тут, в
Москве: он знал, что чеченцы контролируют банковский и нефтяной бизнес,
автомобильный рынок, особенно перепродажу машин в Южном порту. И тот центр
сервисного обслуживания иномарок, куда он заезжал на своем "мерседесе" или с
друзьями на "кара-дюшатель", принадлежал чеченцу Николаю Сулейманову, по
кличке Хоза, одному из лидеров чеченской мафии.
не придерживается воровских законов. Хотя чеченская молодежь тысячами прошла
через тюрьмы и лагеря, но, как рассказывал Абрек, и там она не признавала
воровских традиций, а жила по своим горским понятиям добра и зла. И в Москве
чеченский криминальный мир живет обособленно: не рисуется, не сорит
деньгами, не устраивает шумных скандалов, но действует дерзко, молниеносно,
жестоко, нападает первым. Есть еще одна важнейшая черта чеченцев, их особого
менталитета, о ней Карлен узнал, общаясь уже в среде культурной элиты
столицы. В ней тоже занимают свою нишу известные чеченцы-москвичи, например
народный артист Махмуд Эсамбаев, поэт и философ Вахит Итаев, академик
Айдашев. Оказывается, с самого рождения жизнь чеченца в первую очередь
принадлежит Аллаху, народу и только потом его кровным родителям и лично ему.
Это усваивается каждым с первого проблеска сознания, отсюда неслыханное
единение, невероятная жертвенность во имя национальной идеи, родины. Слово
духовного и религиозного лидера-шейха, совета старейшин -- закон и
обсуждению не подлежит. Качества, которых не хватает, к сожалению, многим
народам...
упорство. Карлен сам видел, как любезен хозяин автосервиса Хоза с Крисом и
Абреком. В свое время легендарный дядюшка Сво успел представить любимых
племянников Хозе, словно предвидел скорый взлет чеченской мафии в Москве.
равно закрыта, отнять что-то у чеченцев одной силой невозможно, нужны иные
обстоятельства. Война, например. По-другому -- в условиях изоляции и жесткой
конфронтации с Россией -- туда просто не войти, чужие там видны за версту. С
такой миссией, с какой следовало бы отправиться в Ичкерию, оттуда живым не
выберешься...
мятежную Чечню, чтобы на месте отыскать подпольный монетный двор, печатающий
фальшивые доллары. И что странно, о своем открытии центра фальшивомонетчиков
и о том, как туда проникнуть, если и будет туда найден ход, Норман вовсе не
думал сообщать своим шефам из ЦРУ. Такая мысль даже не пришла ему в голову.
Он хотел отыскать этот цех, этого Левшу только для себя, потому что
фальшивыми супербанкнотами он мог пользоваться, ничем не рискуя, ибо, волею
судеб или случая, оказался одним из немногих, посвященных в тайну
Федерального резервного банка Америки. Теперь его успех зависел только от
него самого, а на помощь он мог всегда призвать друзей-приятелей с
четвертого этажа -- найденных денег должно было хватить на всю жизнь, на
всех...
прежние годы. Январь выдался снежным и холодным, без резких перепадов
температур, неожиданных оттепелей и капелей. И город, упрятавший под
сугробами огрехи коммунальной службы, сразу похорошел, как-то даже
помолодел. Особенно прекрасен он был по утрам после ночного снегопада, когда
снег еще был особенно бел и чист.
любил прогуляться по Москве пешком, вновь узнавая и не узнавая знакомые с
молодости улицы, переулки, тупички... Что и говорить, Москва стремительно
менялась, ее строительство не прекращалось даже зимой; особенно ощутимо это
было в центре, в районе Садового кольца и на прилегающих к нему старинных
улицах, которым спешно возвращали исторические названия. Частенько он брал с
собой в такие долгие прогулки фотоаппарат, чтобы запечатлеть уходящую,
стремительно меняющуюся Москву. Но случалось, что он забывал о "Кодаке",
покоящемся в кармане, и подолгу стоял у какого-нибудь покосившегося
двухэтажного особняка с облупившейся лепниной, с просевшими ржавыми коваными
воротами, и словно заглядывал сквозь время в его светящиеся окна, когда в
эти распахнутые ворота въезжали припозднившиеся гости на запорошенных снегом
санях и, шумно озоруя, вылезали из долгополых ямщицких тулупов, предчувствуя
веселье в хлебосольном доме, откуда на весь Харитоновский переулок уже
гремела музыка. Уходя от приглянувшегося особняка или глухого московского
дворика, он невольно оборачивался, словно боялся упустить какую-то важную
для себя деталь или пытался запомнить цвет выцветшей крыши, ибо в эти минуты
всегда видел ненарисованную картину. Тоглар точно вбирал в себя будущие
сюжеты картин -- город притягивал его своим многообразием, своим
несовершенством, своей красотой и уродством, своей радостью и печалью,
помпезностью и нищетой. Сколько он видел печальных окон в Замоскворечье! И
каждое -- это целый мир, роман, эпоха! Ежедневные неспешные прогулки
обогащали долго дремавшее художественное воображение Константина
Николаевича, наполняя его душу светлой грустью об уходящем времени, и он
чувствовал, что сможет передать все это на полотне. В такие минуты его
тянуло к мольберту, к станку. В какие-то дни, когда особенно одолевала
страсть к рисованию, он брал с собой на прогулку стопку прекрасной бумаги
под карандаш, уголь или сангину и делал быстрые наброски, которые походили
на законченные работы -- столь тверда и уверенна была рука Тоглара. Но как
бы ни были удачны эти этюды, Фешин считал их только прелюдией к будущим
картинам и потому не позволял разглядывать их Георгию-Эйнштейну, хотя тот
искренне радовался его неожиданно проснувшемуся интересу, тяге к живописи.
Наверное, в этом ощущалось родство их душ.
особенно затянулось, Тоглар наткнулся на уютную антикварную лавку, в которой
рядом с кузнецовским фарфором, венецианским стеклом, позеленевшей бронзой,
надраенным для продажи русским серебром продавались и картины. Несмотря на
предобеденное время, народу в зале не было, хотя одного взгляда было
достаточно, чтобы оценить, что хозяин лавки знал толк в своем деле и обладал
несомненным вкусом. Антикварных лавок, как и частных галерей, в Москве
развелось множество, многие нынче кинулись в прибыльный бизнес, верно
определив, что столица -- это бездонный колодец, откуда любителям старины
черпать и черпать.
было дать и шестьдесят, и семьдесят лет, на минуту оторвался от толстого
старинного фолианта в кожаном переплете. Глянув на высокого господина в
заснеженной собольей шапке и не посчитав того за солидного клиента --
посетитель, судя по всему, гулял пешком и без привычной ныне свиты или
охраны, -- старик вновь углубился в неспешное чтение вечного философского
трактата. Осматривая застекленные витрины-стеллажи, витрины-горки из
красного дерева, с годами утратившего блеск и полировку, Тоглар определил,
что магазин скорее всего был открыт в давние, еще довоенные годы и потому,
наверное, имел постоянных поставщиков со всей Москвы. Для антикварного
магазина это одно из главных условий существования -- нужна постоянная и
качественная подпитка. И у Тоглара невольно мелькнула шальная мысль: если
хозяин лавки работает давно, попросить отыскать для него работы деда... А
вдруг? Если в мире все дороги ведут в Рим, то в России все самое
значительное стекается в Москву. Могли ведь и работы художника Фешина
оказаться в столице, хотя он знал, что искать их нужно скорее всего в Казани
и в крупных городах Поволжья.
Бажанов Олег
Корнев Павел
Ларссон Стиг
Сертаков Виталий
Пехов Алексей
Майер Стефани