признает Ленина; Париж - на грани этого признания, несмотря на их
несгибаемую, пока что, позицию. Поверьте мне... А чей народ будет иметь
выгоду от этого в первую очередь? Наш с вами народ, эстонцы. Мы - морские
ворота Кремля и Лондона, с нами заигрывают и те и эти... Так что же, мне
ломать великое дело из-за мелочи?
трясутся ноги. Он прислонился к высокой кирпичной стене и долго стоял,
закрыв глаза, чувствуя, что сейчас он не в силах двигаться - упадет.
все: и цокот конских копыт, и запах бензина, который оставался в воздухе
после протрещавшего таксомотора, и звонкие ребячьи голоса, и злые крики
жирных чаек.
дрожали ноги, а после, когда эта мелкая, судорожная дрожь прошла - просто
от наслаждения возможностью идти куда хочешь и не опасаться окрика
надзирателя.
жили новые постояльцы, тоже русские.
Густавович, - ко мне прошу не обращаться с этим вопросом, иначе я фызофу
полицию...
разводами. Он увидел жалкую, испуганную улыбку, полную почтения и страха,
он вдруг увидел, какое у него старое, заросшее желтоватой щетиной лицо, и
вдруг забытая, прежняя ненависть поднялась в нем.
хотел только одного: рассказать о том ужасе, который он перенес в здешней
демократической тюрьме.
да нешто можно подобное публиковать? И не пропустят, а проскочит, так,
кроме зла, несчастным русским эмигрантам ничего не принесете. Поверьте, я
тут четыре года... живу... Если считать это жизнью...
устроить ему встречу с Черновым, который накануне кронштадтских событий
перебрался в Ревель, выразили писателю искреннее соболезнование и
заверили, что в течение ближайшей недели они дадут ему ответ - в ту или
иную сторону.
Это можно решить, обзвонив по телефону заинтересованных лиц.
представляем собой орган партии.
невольные. Запомните Никандрова! Он еще много горя принесет нам, оттого
что эгоцентричен и живет своей обидой, но отнюдь не общим делом. Эстонцы
только и ждут, чтобы обложить нас штрафом за какой-нибудь материал,
порочащий их страну. Мы им этого шанса не дадим.
человеком.
Никандрова, - если вы переводили древних, то я наверняка упивался вашими
переводами. Вы должны извинить меня - русские фамилии так же трудно нами
запоминаются, как вами эстонские... Итак, ваше дело. Поверьте, я возмущен
до глубины души... Я мог бы понять подобную жестокость по отношению к
большевику: он грозит нам гибелью, и жестокость берет верх над разумом, и
большевика мучают, унижая этим и себя, и его, и святое дело демократии,
которая казнит, но не унижает... Но как вы сможете доказать их вину, вы?
уже после вашего ареста?
привлечь к суду, обвинит вас в лжесвидетельстве. Он станет утверждать, что
это старые шрамы. Кто может свидетельствовать в вашу пользу?
следствие.
участком выдан, срок, место жительства и прочая, видимо известная вам,
формальность...
Москве.
политической полиции. Это может вам разрешить лишь министр юстиции. Мне
сдается, он разрешит... Он интеллигентный человек, я просил бы вас
поначалу обратиться к нему.
пресс-конференцию в "Золотой кроне".
в Париж по адресу, который он тоскливо и со слезами повторял в тюрьме:
"Жюль Бленер, Рю Бонапарт, 41, Париж, Франция. Освобожден из эстонской
тюрьмы. Жду помощи. Ревель, до востребования, Никандрову".
подивился тому, как могли этого русского упечь в тюрьму эстонцы.
только у русских может быть такой разнозначный комплекс, - вполне могли
бросить за решетку".
издательство, куда он передал книги русского.
"Републикэн" Ив Карра. - Это не лезет ни в одни ворота. Если бы он был
коммунистом и звал жечь Шекспира, я бы его издал - это экзотично, это
купят мальчики из Латинского квартала. В перерывах между гомосексуальными
пассами они любят поболтать о революции. Если бы твой Никандрофф был
монархистом и расстрелял хотя бы одного комиссара - я бы издал и это.
Объективизм - бич литературы. Писатель обязан быть эгоцентриком. Не его
дело искать гармонию правды; пусть этим занимаются Клемансо и Чичерин. Он
слишком изящен для того, чтобы его поняли. Писать сейчас надо грубо и
обязательно интересно. Особенно русским, им есть о чем писать. Нет, Жюль,
прости, я ничем не смогу помочь.
день он приходил на телеграф, но ответа из Парижа не было. Он потолкался
на базаре - думал обменять пальто на еду, но пальто его никого здесь не
интересовало, творог и свинину продавали за марки, и всякие попытки
Никандрова уговорить крестьян сойтись баш на баш кончались тем, что его,
высмеивая, гнали от рядов. Первые два дня это унижение доставляло ему
какое-то острое, мучительное наслаждение.
уехала на гастроли в Европу.
спросил девушку в окошке телеграфа - сонно, тихим голосом; ему все время
хотелось спать, но стоило только заснуть, как сразу же начинали видеться
омерзительные картины - то он пьет молоко из грязного, гулкого бидона и
молоко льется ему за ворот; то он ест мясо и вокруг него жужжат зеленые
мухи, садятся на сало и лезут ему в рот, а то он большими глотками пьет
водку и в желудке становится жарко и больно...
голубенькую бумажку.
прочел: "Какой помощи вы от меня ждете? Отвечайте через месяц, сейчас я
уезжаю в Берлин. Бленер".
__________________________________________________________________________
жилистый Робер Вилла, полуитальянец, боксировавший в молодости за сборную
Марселя.
брат его московского дяди...
быстро, словно падая на Романа, провел ладонями по всем его карманам.
дневного сна, в шелковой старомодной пижаме, надетой поверх старого,
Конюшевский Владислав
Круз Андрей
Жюль Верн
Курылев Олег
Пехов Алексей
Посняков Андрей