ЖИВИ, НО ПОМНИ!
Штирлиц посмотрел на часы: 23.30. Пятнадцать минут еще оставалось в
запасе. Он приехал в Ванзее загодя, погулял, осмотрелся, вышел из машины и
неторопливо пошел к маленькой пивной, где через пятнадцать минут его
встретит связник. Он передаст ему документы, за хранение которых
полагается гильотина, но, прежде чем ласкающее острие стали обрушится на
шею, предстоят сутки страшных, нечеловеческих пыток, оттого что на бумагах
стоит гриф: "Документ государственной важности. Строго секретно".
Штирлиц шел на встречу, и его молотил озноб, но не из-за того, что он
явственно и как бы отстраненно представлял себе тот ужас, который ждет его
в случае провала, а потому, что сегодня, проснувшись еще затемно, он
подумал: "А что, если мне сделают подарок? Что, если сюда пришлют сына?"
Он понимал, что это невозможно, он отдавал себе отчет в том, что
краковская случайность была немыслимой, единственной, неповторимой он все
понимал, но желание увидеть Санечку, Колю, Андрюшу Гришанчикова жило в нем
помимо логики.
"Я устал, - сказал себе Штирлиц, - шок с Саней был слишком сильным. Я
никогда не знал отцовства, я жил один, и мне было легко, потому что я
отвечал за себя. Это совсем не страшно - отвечать за себя одного. Нет
ничего тяжелее ответственности за дитя. Тяжелее, потому что я знаю, что
сейчас грозит моему сыну и миллионам наших детей. Ответственность будет
прекрасной и доброй, когда не станет Гитлера. Тогда будут свои трудности,
и они будут казаться родителям неразрешимыми, но это неверно, они сами, и
никто другой, будут виноваты в той неразрешимости придут иные времена, и
напишут слова других песен, только б не было гитлеров, только б не было
ужаса, в котором я жил... И живу... Если я передам через связника, чтобы
Санечку отправили домой, его смогут вывезти из Кракова - у них же надежная
связь с партизанами. Он войдет в квартиру, и обнимет мать, и будет стоять
подле нее неподвижно в темной прихожей, долго-долго будет стоять он подле
нее, и глаза его будут закрыты, и он, наверное, будет видеть меня, а может
быть, он не сможет меня видеть: это немыслимо - представить себе отца в
черном мундире с крестами... А потом он узнает, что это по моей просьбе
его отвезли в тыл, что по моей просьбе его принудили бросить друзей, что
по моей просьбе его лишили права убивать гитлеров... Разве он простит мне
это? Он не простит этого мне. А я прощу себе, если он будет..: Нет, я не
имею права разрешать себе думать об этом. С ним ничего, ничего, ничего не
случится. Ему сейчас почти столько же лет, сколько было мне, когда я
уходил из Владивостока, а ведь это было совсем недавно, и я тогда был
совсем молодым, а сейчас мне сорок пять и я устал, как самый последний
старик, и поэтому в голову мне лезет ерунда, бабья, истеричная ерунда... А
может, это не ерунда? Может быть, об этом думают все отцы, а ты никогда
раньше не был отцом, ты был Исаевым, а когда-то раньше, когда был жив
папа, ты был Владимировым, а потом ты стал Штирлицем, будь трижды неладно
это проклятое имя... О Господи, скорее бы он пришел... А что, если не
"он"? Придет "она". А я так боюсь за "них" после гибели Ингрид... Ведь ее
отец тоже мог бы запретить ей бороться с Гитлером, и она была бы жива, и
была бы графиней Боден Граузе, и затаилась бы где-нибудь в Баварии, и
миновала бы ее чаша ужаса. А старик и сам погиб, и не запретил ей стать
тем, кем она стала, погибнув... Нельзя мне об этом думать. Сил не хватит,
и я сорвусь. А если я сорвусь, они станут отрабатывать все мои связи, и
выйдут на Санечку, и устроят нам очную ставку, а они умеют делать это..."
Через десять минут Штирлиц встретит связника. Через тридцать два часа
документы, переданные им, будут отправлены для исследования - они это
заслуживали, ибо обращены были к памяти поколений.
"Рейхсфюрер СС.
Полевая ставка
1397/42.
3 экземпляра.
2-й экземпляр.
Д-ру Зигмунду Рашеру, Мюнхен, Трогерштрассе, 56.
Секретный документ государственной важности.
Дорогой Рашер!
Ваш доклад об опытах по переохлаждению людей я прочел с большим
интересом. Обер-штурмбанфюрер СС Зиверс должен представить Вам возможность
осуществить Ваши идеи в близких нам институтах. Людей, которые все еще
отвергают эти опыты над пленными, предпочитая, чтобы из-за этого
доблестные германские солдаты умирали от последствий переохлаждения, я
рассматриваю как предателей и государственных изменников, и я не
остановлюсь перед тем, чтобы назвать имена этих господ в соответствующих
инстанциях. Я уполномочиваю Вас сообщить о моем мнении на этот счет
соответствующим органам.
Держите меня впредь в курсе дела по поводу опытов.
Хайль Гитлер!
Ваш _Г.Гиммлер_".
"_Рейхсфюрер!_
Мы имеем обширную коллекцию черепов почти всех рас и народов. Лишь
черепов евреев наука имеет в своем распоряжении очень немного, и поэтому
их исследование не может дать надежных результатов. Война на Востоке дает
нам теперь возможность устранить этот недостаток.
Практическое проведение беспрепятственного получения и отбора черепного
материала наиболее целесообразно осуществить в форме указания вермахту о
немедленной передаче всех еврейско-большевистских комиссаров живьем
полевой полиции. Полевая полиция в свою очередь получает специальное
указание непрерывно сообщать определенному учреждению о наличии и
местопребывании этих пленных евреев и как следует охранять их до прибытия
специального уполномоченного. Уполномоченный по обеспечению материала
(молодой врач из вермахта или даже полевой полиции или студент-медик,
снабженный легковым автомобилем с шофером) должен произвести заранее
установленную серию фотографических снимков и антропологических измерений
и по возможности установить происхождение, дату рождения и другие личные
данные.
После произведенного затем умерщвления еврея, голова которого
повреждаться не должна, он отделяет голову от туловища и посылает ее к
месту назначения в специально для этой цели изготовленной и хорошо
закрывающейся жестяной банке, наполненной консервирующей жидкостью. На
основании изучения фотографий, размеров и прочих данных головы и, наконец,
черепа там могут затем начаться сравнительные анатомические исследования,
исследования расовой принадлежности, патологических явлений формы черепа,
формы и объема мозга и многого другого.
Наиболее подходящим местом для сохранения и изучения приобретенного
таким образом черепного материала мог бы быть в соответствии со своим
назначением и задачами новый Страсбургский имперский университет.
Хайль Гитлер!
Ваш _Август Хирт_".
"Д-р Гросс.
Управление расовой политики.
Секретный документ государственной важности.
_Некоторые соображения об обращении с лицами ненемецкой национальности
на Востоке_.
При обращении с лицами ненемецкой национальности на Востоке мы должны
проводить политику, заключающуюся в том, чтобы как можно больше выделять
отдельные народности, т. е. наряду с поляками и евреями выделять
украинцев, белорусов, гуралов, лемков и кашубов.
Я надеюсь, что понятие о евреях целиком изгладится из памяти людей. В
несколько более отдаленные сроки на нашей территории должно стать
возможным исчезновение украинцев, гуралов и лемков как народов. То, что
сказано в отношении этих национальных групп, относится в соответственно
больших масштабах также и к полякам.
Принципиальным вопросом при разрешении всех этих проблем является
вопрос об обучении и тем самым вопрос отбора и фильтрации молодежи. Для
ненемецкого населения на Востоке не должно быть никаких других школ, кроме
четырехклассной начальной школы. Начальная школа должна ставить своей
целью обучение учащихся только счету максимум до 500 и умению расписаться,
а также распространение учения о том, что подчинение немцам, честность,
.прилежание и послушание являются божьей заповедью. Умение читать я считаю
необязательным.
Кроме начальной школы, на Востоке вообще не должно быть никаких школ.
После осуществления этих мероприятий в течение ближайших десяти лет
население генерал-губернаторства будет состоять из оставшихся местных
жителей, признанных неполноценными.
Это население будет служить источником рабочей силы, поставлять
Германии ежегодно сезонных рабочих и рабочих для производства особых работ
(строительство дорог, каменоломни). При отсутствии собственной культуры
это население будет призвано под строгим последовательным и справедливым
руководством германского народа работать над созданием вечных памятников
культуры и архитектуры Германии и, может быть, благодаря этому окажется
возможным выполнить эти работы, поскольку дело касается работ огромных
масштабов.
Березин Федор
Сапковский Анджей
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Майер Стефани