прошел к входной двери, два раза повернул в ней ключ и положил его в
карман.
жалостью к старику.
подниматься.
не в освинцованных костюмах. Это же гибель! - Она бросилась к
профессору, но он с неожиданной силой оттолкнул ее.
мутными глазами. - Мы оба заслужили... нет, обречены на гибель!
управления подъемом щита.
чернел проем в запретное помещение.
было начато искусственное изготовление радия-дельта. Оттуда сейчас
вырывались смертоносные гамма-лучи...
пространство, они уничтожают сейчас клетки ее тела... Она не чувствует
этого, но знает, что не будет жить, не будет счастлива... и никогда не
встретится с Дмитрием...
и миллионов людей! Поймите, несчастная! Едва он узнает о ваших опытах,
он поймет, что я открыл свою тайну. И тогда... тогда он подожжет
атмосферу, погубит все живое на Земле... "Судьба человечества в ваших
руках, мистер Вонельк", - телеграфировал он мне, когда я вырвался из
Америки, но не вырвался из его рук. Он все время держал меня в руках!
Он напоминал мне о себе! Он, как дьявол, владел моей душой! Огненная
реакция и сверхаккуыулятор! Два проклятых открытия, каждое из которых
страшнее всех водородных и атомных бомб, вместе взятых! Пока я хранил
тайну сверхаккумулятора, Вельт держал свое мефистофельское слово -
огненная реакция не появлялась. Видно, слишком он был заинтересован в
сохранении тайны сверхаккумулятора. А я не хотел, не хотел ее
хранить... Я даже пытался добыть у него радий-дельта. Но он не продал
его... Или не знает, где он!..
реакции может идти речь, когда в Тихом океане над островом Аренида уже
горит воздух.
который я посчитал газетной уткой, и есть горение воздуха? Значит, я
обманут! Он не сдержал слова!..
поверил дьяволу! И вот... я - человек, который в жизни своей не обидел
и мухи, - роком создан для преступления. Оно совершается вопреки мне в
Тихом океане. Скажите, а сгорание воздуха признано опасным для
человечества?
равно необходимо.
так же, как необходимо предотвратить преступление еще большее,
направленное против всех людей земного шара. И ради этого я совершаю
свое преступление здесь... здесь, в этой лаборатории. Я становлюсь
преступником. Прощайте, дорогая девушка. Все погибло, все! Напрасно я
держал обет молчания. Судьба наказала меня... и весь мир, который я
хотел спасти! Я мог бы вас любить, как отец, как дед...
лаборатории не было, его не успели поставить в новом помещении. Как
дико понимать, что погибаешь, и не ощущать даже боли!
профессор. - Примите ее стойко... и простите, если можете...
простить не могу, что не засадила вас в сумасшедший дом! Да разве вам
остановить историю? Справиться с тысячами ученых с сотнями
лабораторий? Глупо так погибать! Все равно что встретиться с бешеной
собакой и не иметь возможности сделать уколы...
окна так высоко...
окно недосягаемо высоко.
Марина, бросаясь к проему.
подскочил к проему и, засунув в него руку, стал шарить там.
тяжелая свинцовая дверца упала и придавила руку доктора у самого
плеча. Он громко вскрикнул и застонал.
Да помогайте же! - хрипел он.
голову, его лысину, покрытую мелкими капельками пота.
помогала ему.
проговорил доктор. - Рука... она теперь сама стала радиоактивной.
Находиться с нею рядом не только для меня противопоказано...
сама стала источником радиации, которая в короткий срок убьет и самого
доктора, и всякого, кто окажется рядом с ним.
щит и высвободить изуродованную руку.
навзничь, откинув свою смертоносную руку. Лом со звоном покатился по
полу. Свинцовый щит плотно сел на место, закрыв проем.
наклонились к нему.
лабораторию.
станине механических ножниц.
доктора...
Горизонтальный нож, предназначенный для резки толстых железных листов,
стал медленно подниматься. Кленов и Марина стояли рядом. У Кленова
стучали зубы. Марина беззвучно рыдала.
она перетянула доктору изуродованную руку, чтобы приостановить
кровообращение.
Мотор продолжал работать, гильотинный нож опустился...
ним рядом на колени Марине. - Операция... превосх...
распахнув дверь, с криком: "Врача! Врача!" - выбежал в коридор.
Глава V. ОДИН ЗА ВСЕХ ИЛИ ПРОТИВ ВСЕХ
и Великой Отечественной войн. Министра считали железным человеком
из-за его умения владеть собой, несгибаемой воли, сдержанности,
методичности в работе и разговоре. Между тем ничто человеческое ему не
было чуждо. Редко кто знал, например, каким он был неистовым
рыболовом. С такими же, как он, любителями рыбалок на берегу или на
льду у проруби он мог до хрипоты спорить о достоинствах того или иного
способа рыбной ловли. При этом исчезала его известная всем манера
говорить, последовательно отвечая на вопросы. Споря с рыбаками, он и
перебивал их, и даже мог обругать, если уж его очень задевали.
Возвращался он с рыбалки усталый, но всегда посвежевший.