заметили, и встречать его вышли трое мужчин. Двоих пожилых он не помнил,
но третий - помоложе - служил раньше дворецким у Пинкни, хотя как его
зовут, Джулиан тоже забыл. Когда до них оставалось двадцать или тридцать
футов, тот, что помоложе, крикнул: "Стой!"
Морковок. Тебе нет хода сюда. - Зеленые глаза были непривычно враждебны.
сделали вашему народу столько добра. И стоило прийти болезни, как вы...
Многие из нас хотели сжечь ваши большие дома и выгнать вас вон. Не искушай
нашу молодежь. Уходи.
от Домми для Айеты.
было понятным. Для них легче приписать болезнь гневу Зэца и Пентатеона.
Возможно, буря могла бы сойти на нет, если бы тайки вели себя увереннее и
тверже. Но теперь Службе была нанесена смертельная рана. И Служба не могла
винить в этом ни Экзетера, ни Пентатеон: кару Небесную она навлекла на
себя сама.
42
название, ибо мало где можно было найти место тише этого. Это была
огромная пещера в склоне, выходящем на Лоспасс - один из самых оживленных
перевалов в Вейлах. Элиэль уже ночевала в ней несколько дней назад по пути
в Ниолвейл, так что вернулась сюда, как в хорошо знакомое место. Мышцы ее
не привыкли еще к новым нагрузкам и болели так, будто их терзали
раскаленными клещами. Старый Пиол выглядел по крайней мере не хуже ее, но
оба замерзли под дождем как ледышки. Они вместе с дюжиной паломников
вскарабкались по склону ко входу в пещеру, и там их встретил один из
Носителей Щита, помощников Освободителя.
- Ступайте за мной, и я провожу вас туда, только постарайтесь не шуметь.
обрушившимися, судя по всему, со свода. Извилистая тропа вела в полумрак.
Поначалу Элиэль не видела ничего, кроме спины Пиола прямо перед собой, но
постепенно ее глаза привыкали к неяркому свету множества костров, вокруг
которых небольшими кружками собрались люди. Не шуметь их просили потому,
что все слушали Д*варда. Он сидел у одного из костров, но говорил громко,
так, чтобы слышали все. Он не проповедовал, он просто отвечал на вопросы.
груды ветвей, и она протиснулась поближе к ней, не прекращая дрожать.
Сквозь треск веток и стук зубов она почти не слышала, о чем идет речь. В
пещере сильно пахло мокрой одеждой, но она радовалась обществу. Огонь
разгорался, и она понемногу отогревалась. Только тут она поняла, что один
из притиснутых к ней людей - Дош. Свет костра блеснул в его глазах, когда
он увидел, что она узнала его.
развели еще один костер, и вновь пришедших вели уже к нему. Тишина для
такой толпы стояла неправдоподобная.
чтобы он мог сесть. Теперь он сидел ближе к ней, так что она слышала
лучше.
мужчине в темной хламиде. Элиэль не могла разобрать цвет хламиды, но
узнала в нем одного из жрецов Падлопана, ехавшего вчера в телеге вместе с
ней.
найдутся ли слова, способные пробиться сквозь годы извращенного мышления,
но спрашивай.
пляшущего огня.
когда Смерть погибнет! Будем ли мы жить вечно?
и увидишь сам, что случится. У кого еще вопросы?
Ответом ему был взрыв негодования толпы. Это заметно потрясло жреца, но не
поколебало его решимости. Д*вард что-то резко сказал ему, и он опустился,
скрывшись из вида.
что тот ухмыляется так, словно уже слышал такие разговоры раньше.
громкий голос. Повтори-ка этим добрым людям, что спросила госпожа?
умирает, так что можешь ли ты. Освободитель, убить Смерть вовремя, чтобы
спасти его? Да, ответь нам, Освободитель!
только негромким потрескиванием веток в кострах.
перед ней было слишком много тел и камней, а люди за ее спиной зашипели на
нее, так что ей снова пришлось сесть. Все, что она разглядела в узкий
просвет, - это знакомое лицо Д*варда, освещенное бликами костра. Он
склонился над ребенком.
твой тоже, жрец. Бедная кроха голодна. Ни у кого не найдется капельки еды
для голодного ребенка? Спасибо, брат, и да благослови тебя Неделимый. А ты
ступай к маме, киска!
а потом несколько голосов вскричали: "Чудо!"
ожидала.
время?
задать вопрос?
время исцелил женщину с парализованной рукой, и еще одного ребенка, у
которого был жар, и вернул зрение слепому. Иногда он шутил и смеялся,
иногда был серьезен. Порой его ответы превращались в короткие притчи,
объяснявшие суть, но не дававшие жрецам повода для придирок. Он вел себя
неизменно приветливо со всеми, кроме жрецов. К ним он обращался так же,
как и они к нему, - уничтожающе грубо. Это можно было понять, ибо они не
оставляли попыток подловить его на чем угодно. Впрочем, этого им так ни
разу и не удалось, хотя некоторые из его ответов отличались уклончивостью,
как тот, который он дал жрецу Падлопана.
завороженных зрителей, но ни разу - так долго и тем более не в результате
импровизации, ибо Д*вард явно действовал без какого-либо предварительного
сценария. В конце концов он оказался совсем рядом с их костром, и она
ждала его, дрожа от страха, что он может повернуть и пойти куда-то еще.
просто стемнело, а дождь сменился снегом. Люди потеснились, чтобы дать ему
место, но он остался стоять, скрестив руки. Она вспомнила, как он играл
Джинуу в "Трагедии Трастоса". Тогда на нем не было ничего, кроме
набедренной повязки, и свет факелов заставил его сиять как бога, которого
он изображал. О, какой это был триумф! У нее перехватило горло, и она
затрепетала от нестерпимого желания вскочить и обнять его.
группу.
невыразительным голосом глухого. - Мои кости чувствуют это! Мои кости
всегда предупреждают меня, когда надвигается непогода! Поведешь ли ты нас
дальше завтра, молодой человек, или останешься здесь переждать ее, а? -
Это был хороший вопрос. Глухой казался еще старше Пиола, и на нем не было
почти ничего, кроме крошечной повязки, - нищий как нищий, наверняка
присоединившийся к Свободным ради дармовой кормежки.