достал какой-то инструмент, гибрид шприца и пистолета.
Что от меня останется?
Ксюха! Ты сама, дрянь, забыла, и мне...
- еще об одном... об одной сволочи, обо всех!!
разглядела? Я не знаю.
Эпилог
падали вертикально - как гири. Прохожие однообразно удивлялись раннему снегу
и злобно косились на низкое небо. Старые кроссовки моментально промокли.
Тело непроизвольно съежилось, выгнулось ломтиком лежалого сыра и задрожало.
До дома всего десять минут.
Вторя этому сигналу, на обшарпанном павильоне загорелась корявая вывеска
"ПОКУШАЙ". А ведь еще светло. Гамлет совершенно не экономит электричество.
"Рэклама тфигает тарговля", - любил повторять он, непременно улыбаясь
фиксатой пастью.
прозрачное, как повторяющийся сон. Вспомнилось - и забылось.
колбаса, съедобная. Только завезли.
какое-то странное несовпадение, но не смог сформулировать, чего и с чем.
попросить, Гамлет даст продуктов взаймы, но так низко падать мне еще не
приходилось. Уложив харчи в пакет с американским флагом, я вышел из
павильона и снова очутился в моросящей мерзости. Оставалась еще десятка -
нормальная, та, на которой Красноярская ГЭС, а вовсе не Менделеев, как
утверждал безумный таксист.
располагался тут же, у самого метро. Яблоки предлагали двое: красномордая
молдаванка с монументальным бюстом и худой суетливый мужик в кепке из
кожзаменителя. Мой выбор пал на представительницу слабого пола.
сразу три яблока и бросила на весы. Стрелка еще раскачивалась в районе
отметки 400, а торговка уже сипло объявила:
торговаться станешь?
священное право не быть обманутым.
сумка с едой болталась и била по колену. Эх, сейчас бы Куцапова с его
"ЗИЛом". Или с "БМВ" - это без разницы.
яблоки, я вдруг вспомнил то, о чем следовало подумать еще полтора часа
назад, когда меня выкинули из дыры в районе Измайлова.
ничего не поймешь. И все же я продолжал всматриваться в здания, в прохожих,
в проезжающие машины, будто сам себя пытался в чем-то убедить.
маячащий здесь уже второй месяц. Рабочие в брезентовых куртках копошатся у
металлического каркаса - это любимый племянник Гамлета под мохнатым
дядюшкиным крылом налаживает свое собственное дело. Даже инспектор "гибели",
покуривающий у перекрестка, напоминает кого-то знакомого. Все именно так,
как было раньше.
берлога, вонючая халупа, доставшаяся мне после развода с Аленой. Вбегая в
подъезд, я еще раз взглянул на пустырь. Все на своем месте: сгоревшая будка,
неряшливый штабель бетонных плит и пяток свай, торчащих из заполненного
водой котлована.
ли...
опустили письмо с твоим адресом. Уж не знаю, как можно перепутать
"восемьдесят восемь" и "восемьдесят девять", совсем они, что ли,
неграмотные? Вот раньше...
и мысли такой не возникало, а то ведь знаешь, как некоторые...
укрыться в своей квартире.
босиком прошлепал на кухню. Усевшись на шаткую табуретку, внимательно
прочитал свой адрес, затем надорвал конверт и достал из него потрепанную
обертку от шоколадки "Сказка". На обратной стороне красивым вензелястым
почерком было написано: "СОГЛАШАЙСЯ".
это не имеет значения. Сколько тебе сейчас? Восемь или девять? И все это
время ты хранила какую-то несчастную бумажку? И заранее догадывалась, кого
встретишь, вернувшись на двадцать лет назад?
последнего слоя, спекшегося в бурый панцирь, я приготовился к боли. Живот
ничего не чувствовал, и, срывая заскорузлый бинт, я молился только о том,
чтобы под ним не оказалось зловонной язвы. Дырокол выскользнул и громко
ударился о пол. Я нагнулся, чтобы его поднять, и повязка вдруг слетела сама.
знает еще какая рана, после которой на нормальном животе остается целая
композиция из маленьких и больших рубцов? Я пригляделся внимательнее. Нет,
шрама не было.
шоколадная обертка. Снова прочитал: "Соглашайся". Кто же ее послал -
самостоятельная девушка Ксения, способная выбить плечевой сустав здоровому
мужику? Выкроила пять минут между вербовкой и перестрелкой, чтобы заскочить
на почту и отправить письмо старому знакомому? Или это развлекается моя
современница, девятилетняя Оксана? Прячась от пьющей тетки, беспокоит своими
записками далекого "дядю Мишу"?
в аллергенной обложке оранжевого цвета. В середине книги сиротливо жались
друг к другу две стодолларовые бумажки. На черный день. Двести долларов да
сто пятьдесят рублей, завалявшихся в кармане куртки, - это все, чем я
располагал.
меньше, зато в руках - семь пурпурных, с розовыми прожилками гвоздик, таких
больших и бодрых, что хотелось их надкусить.
жадности, а потому, что не знал, как на это посмотрит Людмила. Бутылку
заменила маленькая коробка конфет, наверняка чистая соя, но тут уж выбирать
не приходилось - все мои накопления вылетели в трубу. Я поймал такси, но,
услышав цену, лишь улыбнулся.
здесь живут счастливые люди.
мгновение ее взгляд уже не выражал ничего, кроме растерянности. Люся ждала
не меня.
смотреть ей в глаза. - Можно я зайду? Я на минутку.