зарослей накрыл очередью, потом добил, подкравшись с фланга. Лишь тогда
обнаружил, что осколок мины отщепил полоску с приклада автомата. А что было бы,
войди осколок в тело?
знойным маревом. Еще один кусок свежего мяса. Запах крови далеко разносится
вокруг, пробуждая аппетит у тысяч оголодавших зверей. Человек еще мог тешить
себя надеждой на спасение, а по его запаховому следу уже тянулась цепочка,
составленная из отшлифованных тысячелетиями звеньев, каждый на своем месте,
каждый в свой черед. Он мог не подпустить к себе крупных хищников, время от
времени отпугивая выстрелами, но трупоеды с тупой настойчивостью все равно
трусили бы следом. Возможно, гиены и не умеют логически рассуждать, но
тысячелетним инстинктом знают, что еще никто не выдержал дольше дневного
перехода под палящим солнцем с кровоточащей раной на бедре. Силы жертвы убывают
с каждой каплей крови, так соблазнительно и остро пахнущей. Вскоре к аромату
свежатины примешается запах гниющей плоти. Это будет ближе к вечеру. А когда
падет ночь, можно будет подойти к жертве совсем близко, почти касаясь мордой
тела, из которого по капле вытекает жизнь...
смерти. И час спустя, когда над растерзанными останками захлопали бы крылья
грифов. И день спустя, когда вокруг копошились бы мелкие грызуны. И еще день. И
еще месяц. И год спустя.
считать, только тьма, сменилось видом долины, залитой солнечным маревом, в небе
неподвижно стояли гигантские облака, и одно, самое прозрачное, едва различимое
в дрожащем от зноя воздухе, плыло над самым горизонтом. Килиманджаро.
скользили розовые тени.
износ, когда-нибудь просто не останется сил. Как бы ты ни прожил жизнь, кем и
чем бы ни стал, твоя смерть не станет концом света. Можешь смеяться, можешь
плакать, но это так".
подвале дачи.
монополия на насилие во имя справедливости принадлежит государству. Как может
государство судить таких? Оно вне религии и веры, поэтому в жертвоприношении
видит лишь убийство при отягчающих обстоятельствах. Между расчлененкой по
пьяному делу и вырванным из груди сердцем для милиции нет никакой разницы.
Хуже, дядю Васю алкоголика могут упечь на всю катушку, а Васю-сатаниста хватит
ума признать невменяемым и отправить на лечение. И это называется
справедливостью? Слепцы! Слепые поводыри слепых. А еще делают вид, что могут
управлять государством. Они даже не представляют, что по глупости и невежеству
вызвали к жизни. Когда одни кричат "Аллах акбар!", а другие крестятся перед
боем, это уже не та война, которую могут понять политики с партбилетами в
дальнем углу сейфа. До последнего смертного мгновенья мы живем в счастливом
неведении, что нет ничего выше и ценнее нас самих. Лишь когда человеческое в
тебе осознает свою необратимую смертность, приходит понимание, что есть нечто
высшее, что и сделало тебя человеком. Это прозрение подобно вспышке, ты
обретаешь немыслимую четкость видения мира и своего места в нем. С этим знанием
мучительно непросто жить, но легко и не больно умирать. Правильно говорили
древние, что браки заключаются на небесах. Только забыли добавить - там же
начинаются войны. Любая война - лишь грязная бойня, если не освещена светом
небес. Жизнь страшна, если не опалена этим неземным светом".
вошедшую в комнату Вику. Она успела высушить волосы и переодеться в светлый
спортивный костюм.
хорошего это не предвещало. - Я так и думал. Хорошо, будем ждать. До связи.
голову.
нечего.
накрыл ее ладонь своей, прижал к губам.
лежали, крепко прижавшись друг к другу, безучастные ко всему, что происходило
вокруг. Двое на маленьком острове посреди бушующего океана.
сердца. Реанимировать не удалось. Действие яда исключаю.
распоряжений.
ГО, в городе находятся:
составит до миллиона человек),
100 тыс. человек),
тыс. человек).
опасных объектах, составляет 4600 тонн - в том числе 1300 тонн хлора, 2300 тонн
аммиака, 1000 тонн различных кислот.
в том числе:
крупная авария на особо опасном объекте, повлекшая серьезные разрушения
городской инфраструктуры и выброс отравляющих веществ в атмосферу, с возможными
тектоническими подвижками, оползнями и подтоплением.
Москвы" выступал институт "Моспроект", отдел № 3.
удалось подремать всего несколько часов, скрючившись в кресле, и с самого утра
ныл висок, а от перезвона телефонов боль выстреливала так, что Белов тихо
постанывал. В глаза словно насыпали песка, полусон-полузабытье на сдвинутых
креслах облегчения не принесли, только добавили усталости. Два совещания подряд
могли доконать кого угодно, но Белов с Барышниковым выдержали. Кое-как удалось
вырваться из высоких кабинетов и запустить машину розыска, "нарезав задачу
операм", как выражался Барышников.
Совсем близко, на Маяковке. Покосился на пепельницу, полную окурков, вздохнул,
собираясь с силами. Быстро, пока не раздался очередной звонок, собрал со стола
бумаги, бросил в сейф.
рассовывал по карманам сигареты и зажигалку, когда в дверь протиснулся тяжело
сопящий зам.
Белова.
кресле. - Правда, чувствуешь себя жучкой на коротком поводке. В любую секунду
тебя найти можно. Где, кстати, тебя искать?
Белов уже взялся за ручку двери. - Проветрюсь, заодно шороху там наведу.
Сертаков Виталий
Мурич Виктор
Самойлова Елена
Ковальчук Вера
Лукин Евгений
Пехов Алексей