Командир спасенной армии, генерал Трофименко, умел благодарить и помнить
людей, делающих добро.
раз -- Первой степени. Ротный Щусь вместе с ним получил аж два ордена сразу:
за бои под Харьковом -- "Отечественной войны", и за Ахтырку -- "Красного
знамени".
пор, считай, не разлучались.
прибыли по назначению в передовые порядки, сосредоточиваясь для форсирования
Великой реки, влились в стрелковый корпус генерал-лейтенанта Лахонина.
сдобно желтеющем свежими пнями, Лешка вышел к кухне и увидел распоясанного
Колю Рындина, крушащего толстые чурки.
гимнастерки опилки:
А наши все тут, по лесу, и Алексей Донатович, и Яшкин, и Талгат. И знаш ишшо
кака радость-то -- Гриня Хохлак из госпиталя вернулся!
повидаться.
кочергой, подбросил дров в топку и присел на широкий пенек. -- Надо, чтоб
хлебово и чай сварились до подъема людей.
Рындин.
нахлещутся, фулиганничают, за бабами гоняются...
Алексей Донатович, бил уж в кровь и повара, и старшину. Он очень даже
нервенный стал, навроде ба пожилым мушшыной сразу сделался. Из вьюношей без
пересадки в мушшыны. Чижало ему с нашим братом. В Сибире было чижало, не
легче и на фронте. Да вон он, как всегда, ране всех подымается... Товарищ
капитан! Алексей Донатович! Ты как до ветру сходишь, суда заверни -- гость у
нас.
ладонью, появился Щусь, издали приветливо заулыбался:
дела?
хмыкнул: -- Сержанта сулятся дать. Глядишь, я и вас обскакаю в званиях, в
генералы выйду...
ему на спину из котелка, стараясь не попадать струей в глубокий шрам, в
середке багровый, по краям синюшный, цветом и формой похожий на бутон
медуницы, ровно бы помеченный когтями дикого зверя -- следы от швов. На Дону
попало. Комиссован он был на три месяца. В Осипово съездил и сотворил
Валерии Мефодьевне второго ребенка, на этот раз парня, Василия Алексеевича.
Побывал он и в двадцать первом полку, в гостях у своего высокого попечителя,
полковника Азатьяна. Дела в полку в смысле жилья маленько подладились,
построено несколько казарм-бараков, подвалы совсем раскисли и развалились, с
едой же обстояло еще хуже, чем в прошлые времена, муштра и холод все те же,
мается под Бердском народ уже двадцать пятого года рождения -- Россия не
перестает поставлять пушечное мясо. Отмаялся старшина Шпатор, кончились
земные сроки Акима Агафоновича. Умер он неловко, в вагоне пригородного
поезда -- ехал зачем-то в Новосибирск, сел в уголке и тихо помер, на
повороте качнуло вагон, мертвый свалился на пол, валялся в грязи, на шелухе
от семечек, средь окурков, плевков и прочего добра. Не поднимали, думали,
пьяный валяется, и катался старшина до тех пор, пока ночью вагоны не
поставили в депо, уборщицы, подметающие в них, и обнаружили мертвого
старика. За всю службу, за всю маету, за тяжелую долю, выпавшую Акиму
Агафоновичу, явлена была ему льгота или Божья милость -- полковник Азатьян
велел привезти из городского морга старого служаку и похоронить со всеми
воинскими почестями на полковом кладбище. Была заминка с похоронами -- в
кармане гимнастерки Шпатора с обратной стороны военной накладной написано
было химическим карандашом завещание, в котором старшина Шпатор просил не
снимать с него нательный крест и похоронить его рядом с мучеником --
солдатом Попцовым либо с убиенными агнцами, братьями Снегиревыми. Но к той
поре щель, в которой покоились братья Снегиревы, уже сровнялась с
ископыченным военным плацем, а где закопан Попцов, никто не помнил.
количестве здесь расселившихся, несмотря на то, что в учебном полку, как и
прежде, не хватало боеприпасов, все же дали залп над могилой, пусть и
жиденький, из трех винтовок.
старшего лейтенанта, а вот когда он сделался капитаном, Лешка и не ведал --
редко все же видятся, хоть и в одной дивизии воюют.
притопали, -- спросил капитан, вытираясь сухим, застиранным рушником,
услужливо поданным Колей Рындиным.
шевелится, готовится встречать.
Надо бы, товарищ капитан, как ребята выспятся, чтоб сходили вымылись,
искупались. Хорошо на реке. Пока. Думаю, что фриц не выдержит тутошнего
курорта, начнет палить. Ну, я пошел. Потом еще зайду -- охота с Хохлаком
повидаться.
посоветоваться, как дальше жить. Основательный он мужик, вежливый только
чересчур, не матерится даже. Я первого такого офицера встречаю в нашей
армии.
Зарубин, все еще в звании майора, с малым количеством наград -- два ордена и
медаль, правда, полученная еще в финскую кампанию, будь она трижды неладна,
та подлая, позорная война, -- снова полновластно хозяевал в полку, потому
как чем ближе становилась Великая река, тем больше в рядах Красной армии
делалось воинов, не умеющих плавать. Вроде бы родились люди и выросли в
стране, сплошь покрытой сушей, в пространствах пустынь и степей, навроде как
бы в Сахаре иль в пустыне Гоби, а не в эсэсэре, изрезанном с севера на юг,
вдоль и поперек многими мелкими и малыми реками, испятнанном озерами,
болотными прудами, имеющем в нутре своем два моря и по окраинам упирающегося
в моря, а с дальнего боку омываемом даже океаном под названием Тихий. И
больных объявилось изрядно -- просто армия недомогающих масс. Но еще больше
суетилось тех мудрецов и деляг, кои так заняты, так заняты: чинят, шьют,
паяют, химичат, какие-то подписи собирают, бумаги пишут, деньги
подсчитывают, советуют их в фонд обороны сдавать, пляшут и поют, заседают,
проводят партийные, комсомольские конференции и все азартней агитируют пойти
за реку и умереть за Родину.
бабами, с музыкой, со своими штандартами, установками для подслушивания,
пыточными инструментами, с трибуналами, следственными и другими отделами под
номерами 1, 2, 6, 8, 10 и так далее -- всех номеров и не сочтешь -- сплошная
математика, народ везде суровый, дни и ночи бдящий, все и всех
подозревающий.
санбат. Там у него свой врач -- богоданная жена, никак не могут, ни она, ни
вся остальная медбратия одолеть ту проклятую язву.
особого значения этакой повальной симуляции -- выполнял неукоснительно свой
воинский долг и делал это без лишнего шума и бесполезных потерь -- на войне
и без того шумно и гибельно.
другом и нечаянным родственником -- Провом Федоровичем Лахониным. Дружба и
родство у них были более чем странные, если не сказать -- чудные.
Познакомившись в военном санатории в Сочи со своей будущей женой Натальей,
тоже происходившей из военной семьи, произведя ребеночка "на водах",
чопорный, лупоглазенький лейтенантик, на грешные дела вроде бы и
неспособный, предстал пред грозны очи родителя Натальи, начальника
замшелого, в забайкальских просторах затерянного гарнизона. Начальник
спросил своего подчиненного: "Ты спортил мою дочь?" -- "Я", -- пикнул
лейтенантик.
распространенному обычаю армейских сладколюбцев -- располагало.