еще не позволяла себе такой самостоятельности, даже дерзости в отношениях
с Клайдом и никак не думала, что это возможно. Она сама испугалась. Вдруг
он ее разлюбит, если она будет с ним так говорить?
Она слишком осторожна, слишком боится всего, что доставляет малейшую
радость и удовольствие. Другие девушки не похожи на нее, - например, Рита
или работницы на фабрике. А ведь она уверяет, что любит его. Она позволяет
ему обнимать и целовать себя на улице. А когда ему хочется немножко
большей близости, она никак не соглашается. Что же это за девушка? Что
толку за ней ухаживать? Может быть, это все опять уловки и хитрости, как
было тогда с Гортензией? Правда, она ничуть не похожа на Гортензию, но уж
очень упряма.
случилось впервые.
куда пойти. Я вижу, вы никогда ни в чем не хотите мне уступить. А как мы,
по-вашему, будем видеться дальше? Нельзя же каждый вечер ходить по улицам.
никогда еще он не говорил с нею так резко и раздраженно. И его намек на
другие места, куда он может пойти, так потряс и испугал Роберту, что ее
настроение тотчас переменилось. Ну, конечно, встречается же он время от
времени с девушками своего круга! И девушки на фабрике вечно строят ему
глазки! Сколько раз она видела, как они на него поглядывали. Эта Руза
Никофорич - такая грубая, но все-таки хорошенькая! А Флора Брандт! А Марта
Бордалу! Бр-р! Подумать только, что такие негодницы бегают за таким
красавцем! Она испугалась, что Клайд сочтет ее слишком несговорчивой,
неопытной и робкой, - в высшем обществе он к этому не привык, - и оставит
ее ради кого-нибудь из них. И тогда она его потеряет. Эта мысль ужаснула
ее. Вся ее храбрость тотчас исчезла, и она стала жалобно уговаривать:
согласилась, если б могла. Но я никак не могу. Неужели вы не понимаете? Вы
же знаете сами. Конечно, Гилпинам все станет известно. Что с вами будет,
если нас увидят и кто-нибудь узнает вас? - Она умоляюще взяла его за руку,
потом обняла, и он почувствовал, что, несмотря на все свое недавнее
сопротивление, она мучительно огорчена и расстроена. - Ну, пожалуйста, не
просите меня об этом, - добавила она умоляюще.
знаю, где еще мы можем теперь видеться, если вы не позволите мне иногда
приходить к вам. Нам некуда больше пойти.
продолжаться, надо нарушить общепринятые правила поведения. И все же она
не представляла себе, что можно согласиться. Это нехорошо, не принято,
безнравственно.
воскресеньям, - сказала она мягко, стараясь его успокоить.
противоречий, которые завели их обоих в тупик.
вы не хотите.
ломала голову над задачей, которая давно ее пугала. Разве так ее учили
поступать? Можно ли послушаться Клайда? В ней боролись могучие
противоречивые силы и желания. Она то готова была уступить, как ни было
это мучительно для нее при ее понятиях о нравственности и приличии, то
порывалась наотрез, раз и навсегда отвергнуть это, на ее взгляд, дерзкое и
противоестественное предложение. Но все же наперекор негодованию любовь к
Клайду заставляла ее по-прежнему говорить с ним нежно и просительно.
просто невозможно. Ведь это нехорошо! Я никак не могу!
увидеть на нем признаки сочувствия, понимания. Но он, обозленный этим,
видимо, окончательным отказом, не склонен был смягчаться. Все это
напоминало ему бесконечные неудачи, которыми сопровождалось его ухаживание
за Гортензией Бригс. Но будьте уверены, теперь он не потерпит ничего
подобного. Если она хочет вести себя так - пожалуйста, но только не с ним.
У него теперь большой выбор, найдется сколько угодно девушек, которые
будут обращаться с ним куда лучше. Он сердито пожал плечами и отвернулся.
воскликнула она; вся ее решимость и мужество исчезли, глубокая печаль
охватила ее. - Я не хочу, чтобы вы ушли, я так люблю вас, Клайд! Я все
сделала бы, если б могла. Вы же знаете!
так, как подсказывал ему опыт отношений с Гортензией и Ритой. Резко
высвободился из ее объятий и быстро зашагал по темной улице прочь.
мучительной для обоих, крикнула: "Клайд!" - и побежала было за ним,
надеясь, что он остановится и она еще сможет его смягчить. Но он не
обернулся. Он быстро уходил. Нет, это невозможно, она должна хотя бы Силой
удержать своего Клайда! Она побежала, но вдруг остановилась, потрясенная;
впервые за всю свою жизнь она оказалась в таком жалком, постыдном,
недостойном положении. Все ее воспитание, все прочно усвоенные
представления и традиции требовали, чтобы она оставалась твердой и не
унижала себя, а жажда любви, дружбы, понимания заставляла ее бежать за
Клайдом, пока еще не поздно, пока он еще не ушел. Он так красив, у него
такие красивые руки... А глаза... Еще слышалось эхо его шагов. И все же
так сильны были связывающие ее условности, что хотя она мучительно
страдала, ни одна из сил, боровшихся в ней, не могла взять верх, и она
остановилась в нерешительности. Она не могла ни идти дальше, ни оставаться
на месте. Почему, почему вдруг оборвалась их чудесная дружба?
молчаливая, не в силах произнести хоть слово, хотя бы позвать Клайда, -
его имя замерло на ее устах. Она только мысленно молила: "Не уходи, Клайд,
пожалуйста, не уходи!" - а он был уже далеко и все равно не услышал бы. Он
быстро, неумолимо уходил, звук шагов доносился все слабее и слабее.
сердечная рана.
21
охвачена настоящей жгучей любовью, а в юности трудно выдержать настоящую
жгучую любовь. Притом к любви примешивались еще и ослепительные иллюзии
относительно материального и общественного положения Клайда, - иллюзии эти
возникли не столько благодаря словам или поступкам самого Клайда, сколько
из-за догадок и сплетен, которые ходили о нем на фабрике и вовсе от него
не зависели. А ее дом, семья и ее собственное положение были так жалки и
не сулили ничего впереди, - все ее надежды были связаны только с Клайдом.
И вдруг она поссорилась с ним, и он ушел рассерженный. Но, с другой
стороны, он ведь настаивал на таких ужасных, чересчур коротких и вольных
отношениях, с какими не могла примириться ее совесть, воспитанная в
строгих нравственных правилах. Что ей делать теперь? Что сказать ему?
бесшумно забралась в широкую, старомодную кровать. "Нет, я не соглашусь, -
говорила она себе. - Я не должна. Я не могу. Это было бы очень, очень
нехорошо, я не послушаю его, хотя бы даже он грозил расстаться со мной
навсегда. Стыдно ему просить меня об этом". А через мгновение она уже
спрашивала себя, что еще им остается делать. Безусловно, Клайд отчасти
прав: им некуда больше пойти, всюду они рискуют быть узнанными. Как
несправедливы фабричные правила! Но, и не будь этого правила, Грифитсы,
конечно, все равно решили бы, что она недостойна Клайда, и Ньютоны и
Гилпины тоже, если бы услышали и узнали, кто он. И если они узнают, это
может повредить обоим. А она не хочет делать ничего такого, что может
повредить Клайду... Никогда!
вопрос будет разрешен, - вопрос, который как будто имел мало общего с
другим, более неотложным и волнующим: с желанием Клайда приходить к ней, в
ее комнату. Но это решение означало, что она по целым дням не будет видеть
его, они будут встречаться только вечером. И, конечно, не каждый вечер.
Нет, о том, чтобы искать другую работу, нечего и думать.
фабрике. Что если он не заговорит с нею? Она ведь тоже не сумеет с ним
заговорить? Невозможно! Нелепо! Ужасно! При одной мысли об этом Роберта
поднялась и села на постели, и перед нею всплыло равнодушное, холодное
лицо Клайда.
комнаты. Она подошла к зеркалу над старым ореховым комодом в углу и
пристально посмотрела на себя. Ей почудилось, что под глазами у нее уже
легли темные круги. Она вся оцепенела и застыла от холода; в отчаянии она
беспомощно качала головой. Нет, нет, он не может быть так низок и так
жесток с ней. Если бы он знал, как трудно, как невозможно то, чего он от
нее требует! Скорей бы наступил день, тогда она снова его увидит! Скорей
бы наступил завтрашний вечер, тогда можно будет взять его руки в свои,
почувствовать его объятия!