привычной глухой тоске. Дженни считала дни и недели до их возвращения,
хотя знала, что ей больше нечего ждать. Но очень уже далекой казалась
Япония, и Дженни почему-то было легче, когда она знала, что Лестер близко
от нее, в Чикаго.
ветреный день Веста, вернувшись из школы, пожаловалась на головную боль.
Дженни, помня наставления матери, напоила ее горячим молоком, посоветовала
положить на затылок мокрое полотенце, и девочка ушла к себе и легла. На
следующее утро у нее немного поднялась температура. Местный врач, доктор
Эмри, сразу заподозрил брюшной тиф - в округе уже было отмечено несколько
случаев заболевания. Врач сказал Дженни, что организм у девочки крепкий и,
по всей вероятности, она справится с болезнью, но, возможно, будет болеть
тяжело. Не полагаясь на свое умение, Дженни выписала из Чикаго сестру
милосердия, и потянулись дни ожидания, когда мужество сменялось отчаянием,
страх - надеждой.
Дженни не сразу написала Лестеру, хотя и думала, что он в Нью-Йорке: судя
по газетам, он собирался провести там зиму. Но через неделю, когда врач
определил форму болезни как тяжелую, она решила все-таки написать - как
знать, что может случиться. Лестер так любил девочку. Наверно, ему
захотелось бы о ней узнать.
отплыл в Вест-Индию. Дженни пришлось самой дежурить у постели Весты.
Добрые соседи, понимая серьезность положения, навещали ее и участливо
справлялись о больной, но они не могли оказать Дженни настоящей
нравственной поддержки, которую мы чувствуем, лишь когда она исходит от
близких нам людей. Одно время казалось, что Весте лучше; и врач и сестра
готовы были обнадежить Дженни. Но потом девочка стала заметно терять силы.
Доктор Эмри объяснил, что болезнь дала осложнения на сердце и на почки.
сосредоточенно-серьезным, сестра на все отвечала уклончиво. А Дженни
молилась - ибо что же и назвать молитвой, если не страстное желание, на
котором сосредоточены все помыслы, - только бы Веста поправилась! В
последние годы девочка стала так близка ей; она любила мать, она уже
понимала своим детским умом, как много матери пришлось выстрадать. А сама
Дженни благодаря ей прониклась более глубоким чувством ответственности.
Она теперь знала, что значит быть хорошей матерью. Если бы Лестер захотел,
если бы она была законной женой, как она была бы рада иметь от него детей.
И притом она всегда чувствовала себя в долгу перед Вестой; долгую,
счастливую жизнь - вот что она обязана дать своей девочке, чтобы искупить
позор ее рождения и раннего детства. Дженни с такой радостью наблюдала,
как ее маленькая дочь превращается в красивую, грациозную, умную девушку.
И вот теперь она умирает. Доктор Эмри вызвал на консилиум знакомого врача
из Чикаго. Вдумчивый, доброжелательный старик только покачал головой.
крепок. Не все одинаково способны бороться с этой болезнью.
нужно ждать конца.
без кровинки в лице, без мысли, поглощенная одним чувством, натянутая, как
струна. Казалось, все ее существо отзывается на каждую перемену в
состоянии Весты, она физически ощущала малейший прилив сил у девочки,
малейшее ухудшение.
относилась к ней с чисто материнской нежностью. Глубоко сочувствуя Дженни,
она вместе с доктором и сестрой с самого начала делала все, чтобы не дать
ей впасть в отчаяние.
видя, что та не сводит глаз с Весты или бесцельно бродит по комнатам. - Я
тут за всем пригляжу. Справлюсь не хуже вас. Вы что же, думаете, я не
сумею? Я сама семерых родила, троих схоронила. Разве я не понимаю?
плечу. Миссис Дэвис всплакнула с ней вместе.
Через несколько минут, совсем не отдохнув, она уже вернулась к дочери.
сказала, что до утра ничего случиться не может, в комнате больной началась
какая-то суета. Дженни, которая только что прилегла в соседней комнате,
услышала это и встала. У постели Весты, тихо совещаясь, стояли сестра и
миссис Дэвис.
восковое лицо. Девочка едва дышала, глаза ее были закрыты.
сестра подходила к столику с лекарствами и, окунув тряпочку в воду,
смачивала губы Весты. В половине второго ослабевшее тело шевельнулось.
Послышался глубокий вздох. Дженни жадно наклонилась вперед, но миссис
Дэвис потянула ее за руку. Сестра сделала им знак отойти. Дыхание
прекратилось.
рыданий. - Ну не надо плакать, слезами горю не поможешь.
дочери.
все к лучшему.
проблеска света не осталось в обступившем ее необъятном мраке.
59
то угнетенное состояние, от которого ее излечили спокойные и счастливые
годы, прожитые с Лестером в Хайд-Парке, Прошло много времени, прежде чем
она осознала, что Веста умерла. Исхудалое тело, на которое она смотрела
еще два дня, совсем не было похоже на ее девочку. Где прежняя радость, где
ловкость и быстрота движений, живой блеск глаз? Все исчезло. Осталась
бледная, восковая оболочка и - тишина. Дженни не плакала, она только
ощущала глубокую, неотступную боль. И не было возле нее никого, кто шепнул
бы ей слова вечной мудрости - простые и проникновенные слова о том, что
смерти нет.
внимательны к Дженни. Миссис Дэвис телеграфировала Лестеру о смерти Весты,
но он был далеко, и ответа не последовало. Кто-то готовил обед и
старательно поддерживал порядок в комнатах - сама Дженни ничем не
интересовалась. Она только перебирала и разглядывала любимые вещи Весты,
вещи, когда-то подаренные Лестером или ею самой, и вздыхала при мысли, что
девочке они больше не понадобятся. Дженни распорядилась, чтобы тело Весты
перевезли в Чикаго и похоронили на кладбище Спасителя, - когда умер
Герхардт, Лестер приобрел там участок земли. По ее просьбе священник
лютеранской церкви, в которую всегда ходил Герхардт, должен был сказать
несколько слов над могилой. Дома, в Сэндвуде, были соблюдены все обряды.
Священник местной методистской церкви прочел начало первого послания
апостола Павла к фессалоникийцам, хор одноклассниц Весты пропел "К тебе,
господь, к тебе". Были цветы, и белый гроб, и несчетные соболезнования, а
потом Весту увезли. Гроб спрятали в ящик, погрузили в поезд и доставили на
лютеранское кладбище в Чикаго.
ничего не чувствовала и не воспринимала. Миссис Дэвис и по ее настоянию
еще четыре соседки поехали в Чикаго на похороны. Когда гроб опускали в
могилу, Дженни стояла, смотрела и казалась безучастной, словно окаменела.
После похорон она вернулась в Сэндвуд, но ненадолго. Ей хотелось быть в
Чикаго, поближе к Весте и к отцу.
чувствовала, что ей необходимо работать, хоть это и не вызывалось
материальной нуждой. Можно стать сестрой милосердия, тогда надо сейчас же
начать учиться. Вспоминала Дженни и про своего брата Уильяма. Уильям не
женат. Может быть, он захочет жить вместе с ней. Вот только адрес его ей
неизвестен, и Басс как будто тоже не знает, где его можно найти, Дженни
решила поискать работы в каком-нибудь магазине. Надо что-то делать. Не
может она жить здесь одна, предоставив соседям заботиться о ее судьбе. Как
ей ни тяжело, все же легче будет, если она переедет в Чикаго и,
остановившись в гостинице, поищет себе работу или снимет домик неподалеку
от кладбища Спасителя. А еще можно взять на воспитание ребенка. В городе
сколько угодно сиротских приютов.
и тут только нашел первое письмо Дженни, телеграмму и еще коротенькое
письмо с извещением о смерти девочки. Он искренне печалился, потому что
был по-настоящему привязан к ней. Охваченный жалостью к Дженни он тут же
сказал жене, что поедет навестить ее. Его тревожило будущее Дженни.
Нельзя, чтобы она жила одна. Может быть, он сумеет дать ей какой-нибудь
полезный совет. Он поехал в Сэндвуд, но узнал там, что Дженни перебралась
в отель "Тремонт" в Чикаго. В отеле он ее тоже не застал - она ушла на
могилу дочери. Он заехал еще раз в тот же день, и ему сказали, что она