вдруг накатившего на меня беспричинного смеха. - Мне нужно было выделить
чистую культуру, я посеяла на косой агар, и вот...
крякнул и быстро обежал вокруг стула. Зажег лампу - пробирки погасли. Дунул
на лампу - опять засветились.
вас, доктор. Очевидно, вы сделали большое открытие.
приехал в зерносовхоз и долго рассматривал мои пробирки.
грустный человек в пенсне, который, прежде чем ответить на любой вопрос,
неопределенно пожимал плечами и который знал холеру приблизительно в сто раз
лучше, чем я. - Светящиеся вибрионы давно известны в науке. Но вам впервые
удалось выделить их из человеческого организма. Вот это, кажется, новость.
Теперь у вас будет свой собственный вибрион. Как ваша фамилия?
Vlasencovi. Это все-таки кое-что. Не каждый врач может похвастать, что он
является автором вибриона. А холеры тут у вас нет Так что зачем я приехал -
загадка.
но вполне обоснованный вывод, который сделал ростовский эпидемиолог. Но
приехал он далеко не напрасно. Он побывал на Цыганском участке и еще на двух
или трех и посоветовал мне несколько санитарных мероприятий, простых, но
весьма эффективных. Я убедилась в этом скорее, чем ожидала.
сообщение, и это был великолепный эпидемиологический анализ, из которого
следовало (между прочим), что механик действительно отравился грибами и,
таким образом, светящийся вибрион не имеет к его болезни ни малейшего
отношения. Это отнюдь не значит, что лаборатория может оборвать работу,
напротив, исследование должно продолжаться. Равным образом из того
обстоятельства, что случай, внушивший тревогу, оказался не холерным, нельзя
сделать вывод, что в совхозе нет данных для возникновения желудочных
заболеваний.
советы.
данные для возникновения кишечных заболеваний, очевидно, не вполне исключены
и в Ростове. Как известно, именно в этом городе были зарегистрированы
последние в СССР случаи холеры.
заслуживает анализа с биохимической точки зрения. Он неопределенно пожал
плечами, а потом прочел мне целую лекцию о свечении жучков и гнилушек. Что
касается причины свечения бактерий, то он не имел о ней никакого понятия.
через два часа после того, как был получен третий, разумеется отрицательный,
ответ. Мы обнялись, и он сказал растроганно:
домике, сколоченном из тары, большая хохлатка с цыплятами бродила на том
месте, где сидели в изоляторе скучные комбайнеры и рулевые; на Цыганском
участке Бородулин давно уже воевал с "мастерами простоя". Огромный урожай
пшеницы созревал на двадцати тысячах гектаров "Зерносовхоза-5", и все, от
мала до велика, думали, говорили и заботились только об урожае.
франтоватый Репнин, и все смотрели ему прямо в рот, когда, небрежно держа
одним пальцем клеенчатый, но тоже франтоватый портфель, он пил ситро и
хвастал, что к первому августа дороги будут готовы. Это были дороги, по
которым река пшеницы должна была политься к элеваторам и станциям железных
дорог. Мои больные выздоровели, даже астматики. Только возглас "А,
просвечоный!", неизменно раздававшийся, едва Бородулин появлялся в столовой,
еще напоминал о смешной истории с холерой.
свет. Все больше становилось в мире светящихся холероподобных вибрионов. Уже
добрых три десятка чашек Петри стояли на окнах, медленно загораясь, когда в
комнате становилось темно.
"ВСЕГДА ТВОЙ"
в первом этаже того дома, где я жила на проспекте Коммуны. Ее перегородили
на большую и меньшую часть: в большей я принимала больных, а в меньшей,
разделив ее, в свою очередь, шкафом, устроила перевязочную и аптеку. В
перегородке было окошечко, чтобы можно было попросить у фельдшера - тогда он
еще работал со мной - нужное лекарство, не отрываясь от дела.
мальчиком, у которого болела стопа. Оглядываясь на окошечко, в котором время
от времени мелькал красный фельдшерский нос, она шепотом жаловалась на
Леонтия Кузьмича, посоветовавшего компрессы, от которых нет облегчения, а я
задумалась, осторожно ощупывая распухшую стопу. Что-то плотное едва заметно
скользнуло под пальцами... Снова... Я подошла к окошечку, хотела сказать
фельдшеру, чтобы он прокипятил инструменты, и увидела в аптеке Андрея.
широкими плечами, которые он, как всегда, держал как-то по-своему прямо. Я
почувствовала, что хочу вздохнуть - и не могу. Хочу закричать: "Андрей!", и
не слушается голос. В это мгновение человек, стоявший в аптеке, обернулся.
Это был столяр, которого я просила зайти, чтобы сделать в перевязочной
шкафчик.
каким-то удивлением подумалось мне. - Так соскучилась?"
несколько минут вытащила из больной ноги огромную щепку. Потом сделала
перерыв, нужно было поговорить со столяром, похожим на Андрея.
лестный, поскольку он утверждал, что мои светящиеся вибрионы ничего не
изменили в науке.
себя взяться за перо, чтобы сообщить свои нравоучительные соображения. О
себе почти ничего, только мельком: "Бываю в Архангельске чаще, чем прежде".
странице. И подписано: "Твой", а не "всегда твой", как он подписывался
обычно. И строки ровные, буквы круглые, а не летящие вперед - вперед, ко
мне, как это было прежде.
раньше каждая поездка в Архангельск была событием, о котором Андрей писал
интересно, подробно...
на другой день она подтвердилась.
Спешневой - мать, Павла Кузминична, и с ней какая-то старушка, которую звали
просто Маврушей, хотя, должно быть, уже лет пятьдесят, как она имела полное
право называться Маврой Петровной.
характером, с ее детской, доходящей до наивности прямотой была непохожа на
мать!
лицом. Ко всему на свете она относилась с недоверием, - ей казалось, что не
только люди, но даже животные - коровы, собаки, козы - всегда готовы
причинить ей какую-нибудь неприятность. После смерти мужа, военного
фельдшера, участника гражданской войны, Павла Кузьминична получала пенсию, и
только одна ее беззлобная сожительница могла выдержать эти бесконечные
жалобы на собес, сменявшиеся угрозами, обращенными ко всему горсовету в
целом: завтра же перейти на жительство в Инвалидный дом!
кудрявой, как у ребенка, головой, с вздернутым носиком - очень милая, но, к
сожалению, немного сумасшедшая. Впрочем, это выражалось лишь в том, что
среди обычного, нормального разговора она вдруг съезжала с дороги и катилась
куда-то в сторону, пока сама не спохватывалась: "Да что же это я говорю?" Но
все же с ней было приятно, и когда, исполняя Машенькину просьбу, я в Сальске
заходила к старушкам, Мавруша скрашивала эти посещения своей болтовней,
радушием и, между прочим, наставлениями по части вязанья - она прекрасно
вязала.
в Сальск и зашла к старушкам. Павлы Кузьминичны не было дома - ушла на
рынок, как сообщила мне сидевшая на крыльце с вязаньем в руках Мавруша.
она. - Так вы думаете, что? Другая бы благодарна была, что дочь из своего
скромного жалованья прислала пятьдесят рублей. А мы - нет! Мы ее целый вечер
корили, что могла бы и сто прислать! (Мы - это была Павла Кузьминична. )
Какова, а?
она. - А сама купила корейки сто грамм и съела, а мне только лизнуть дала.
По ночам не спит, ходит в одной рубашке, как медведь, то здесь посидит, то