лица. Затем Конни должна уговорить Клиффорда дать ей развод. А вы должны
тем временем благополучно завершить свой бракоразводный процесс. Сейчас же
вам надо держаться друг от друга как можно дальше. Не то все погибло.
он и, нахмурившись, опять замолчал. - Ладно, - прервал он молчание. - Я
согласен на все. Мир - скопище безмозглых идиотов, а уничтожить его
невозможно. С каким наслаждением я бы взорвал его ко всем чертям! Но вы
правы, в нашем положении надо спасаться любой ценой.
униженность, страдание и гнев.
относилась к миру.
устроили еще один обед, на этот раз на квартире Дункана. Собрались все
четверо. Дункан был коренаст, широкоплеч - этакий молчаливый Гамлет,
смуглый, с прямыми черными волосами и фантастическим, чисто кельтским
самолюбием. На его полотнах ультрамодерн были только трубки, колбы,
спирали, расписанные невообразимыми красками; но в них чувствовалась сила
и даже чистота линии и цвета; Меллорсу, однако, они показались жестокими и
отталкивающими. Он не решался высказать вслух свое мнение - Дункан был до
безрассудства предан своему искусству, он поклонялся творениям своей кисти
с пылом религиозного фанатика.
небольших карих глаз с лица гостя. Он ждал, что скажет егерь, - мнение
сестер ему было известно.
нотки неприятия и даже презрения. Сам он терпеть не мог разговоры о добрых
чувствах. Давно пора выбросить на свалку разъедающие душу сантименты.
его плясало ночным мотыльком обидное безразличие.
насмешливо взглянул на егеря.
глупы и претенциозны. Они говорят, по-моему, о жалости художника к самому
себе и о его болезненном самолюбии.
невеждой. И он повернул картины к стене.
хочу, чтобы Конни мне позировала. Я несколько лет просил ее об этом. И она
всегда отказывалась.
объявившего аутодафе.
Перестарался и получил ответ:
Венера в сетях искусства". Я когда-то был ковалем, до того как стать
егерем.
не вдохновляет.
все время произнес всего несколько слов, и то как будто их клещами
вытягивали из глубины его заносчивой, мрачной души.
добрый, - говорила Конни, когда они возвращались с обеда.
так я согласна на все, лишь бы у нас с тобой все устроилось.
дело. Мне-то что! А пялить на меня свои совиные глаза - пусть пялит
сколько угодно, на то он и художник. Ну, нарисует он меня в виде трубок -
что со мной случится? Он возненавидел тебя за то, что ты назвал его
искусство самовлюбленным и претенциозным. Но ты, конечно, прав.
19
другого и надеюсь, что ты дашь мне развод. Сейчас я живу с Дунканом, у
него дома. Я тебе писала, что он был с нами в Венеции. Мне очень, очень
тебя жаль, но постарайся отнестись ко всему спокойно. Если подумать
серьезно, я тебе больше не нужна, а мне невыносима даже мысль вернуться
обратно в Рагби. Я очень виновата перед тобой. Прости, если можешь, дай
мне развод и найди жену, которая будет лучше меня. Я всегда была плохой
женой; у меня мало терпения, и я большая эгоистка. Я не могу вернуться в
Рагби-холл, не могу больше жить с тобой. Если ты не будешь нарочно себя
расстраивать, ты скоро поймешь, что на самом деле мой уход не так для тебя
и страшен. Ведь я лично не много для тебя значу. Так что, пожалуйста,
прости меня и постарайся обо мне забыть".
уже давно понял, что Конни от него уходит. Но внешне никогда этого не
признавал. Именно поэтому удар был так силен. На уровне сознания он
безмятежно верил в ее верность.
пуская его в сферу сознательного; когда же удар нанесен, он кажется
стократ сильнее, и страдания наши безмерны.
взглядом, как ребенок в истерическом припадке. Миссис Болтон, увидев его,
чуть не упала в обморок.
его лицо, пощупала пульс.
и нашему доктору Лики - он живет ближе.
у него было изжелта-бледное, пустое, как лицо идиота.
ответственность. Я обязана послать за доктором. Если что случится, я себе
никогда не прощу.
приблизилась к кровати. - Этого не может быть! Не сомневайтесь в ее
милости. Она, конечно, вернется.
письмом.
читаю ее письма к вам. Вы просто скажите мне, что она пишет, если вам так
угодно.
повиноваться, - сказала миссис Болтон и взяла письмо.
милость со всей твердостью заявляла, что вернется.
шутку. Она знала - ей предстоит сразиться с мужской истерикой. Ведь она
когда-то ухаживала за ранеными и была знакома с этой неприятной болезнью.
понял, что у жены кто-то есть и что она собирается уйти. И даже он сам -
она не сомневалась - в глубине души был в этом уверен, но не смел себе
признаться. Если бы он посмотрел правде в глаза, он либо сумел бы
подготовиться к ее уходу, либо вступил в открытую борьбу и не допустил бы