пропашных, ни травы, ни добрых сортов. А в хатах тоже ничего нет у этих
ваших "хозяев": деревянный стол, две лавки, кожух в скрыне, пара сапог -
"богатство". И это все благодаря скупости да жадности. Сами ж говорите: не
доспит, не доест. Разве он живет по-человечески, этот дикарь? А хаты? Это
ж не человеческое жилище. Стены из грязи, пол из глины, на крышу солома...
Вигвам.
подмигнул Калина Иванович.
сделанным из трех тонких стволов вербы, связанных лыком. Серый задрипанный
пес, потягиваясь, вылез из-под воза и хрипло, с трудом пересиливая лень,
протявкал. Из хаты вышел хозяин и, стряхивая что-то с нечесаной бороды, с
удивлением и некоторым страхом воззрился на мой полувоенный костюм.
значиться, вернулись?
голосом, как и охранитель его имущества. - Жинка разве когда... А откедова
будете?
доброго купить, а?
Рыжего и вороной Мэри, видимо, его успокоила.
у меня лошинка, третий год - може, вам пригодится?
кобылу, веселую и упитанную.
проезжал. Можно проехаться. Добре бежит, не могу ничего такого сказать.
может. Это такое дело. Я за нею три года ходил. Добре ходил, вы же бачите?
расчесанная грива, во всех отношениях она была чистоплотнее
своего воспитателя и хозяина. - А сколько, к примеру, эта
шестьдесят червяков.
ахнул:
Антон.
говорить.
подходить.
отсалютовал нам прежним тявканьем, а хозяин, закрывая ворота, даже не
посмотрел вдогонку.
ничего не купили.
чем-то сосредоточенно думал. Антон злился на Рыжего и то и дело
перетягивал его кнутом, приговаривая:
бурчал всю дорогу:
люди, ну, там продав чи не продав, так будь же человеком, будь же
хозяином, сволочь. Ты ж видишь, паразит, что люди с утра в дороге, дай же
поисты, есть же у тебя чи там борщ, чи хоть картошка... Ты ж пойми: бороду
расчесать ему николы, ты видав такого? А за паршивую лошичку шестьсот
рублей! Он, видите, "ходыв за лошичкою". Тай не он ходыв, а сколько там
этих самых батрачков, ты видав?
конюшен в напряженном наблюдении неслыханных событий: приезда городских
людей. Они ошеломлены чудовищным сочетанием стольких почтенностей на одном
дворе. Иногда эти немые деятели выводили из конюшен лошадей и застенчиво
подавали хозяину повод, иногда даже они похлопывали коня по крупу, выражая
этим, может быть, и ласку к привычному живому существу.
самого вьезда в колонию он сказал весело:
поражен неудачей нашей экспедиции и протестовал:
Ивановичу, так отетое самое дело мы сполним. Вы, Калина Иванович, не
утруждайте себе, потому нет хуже, када у человека нервы спорчены. А вот на
той неделе поедем с вами, только пускай Антон Семенович не едут, у них вид
такой, хэ-хэ-хэ, большевицький, так народ опасается.
Семеновичем и на его лошади. Братченко отнесся хладнокровно-безнадежно и
зло пошутил, провожая:
рубашкой и аппетитно улыбнулся розовыми устами:
дело: свой хлеб брать! Поимо сегодня и борщу настоящего и баранины, а
може, хто й пляшку#17 соорудить.
темно-красные вожжи. Широкий кормленый жеребец охотно заколыхался под
раскоряченной дугой, увлекая за собой добротную, зедро окованную бричку.
неожиданному явлению: Калина Иванович приехал победителем. За бричкой был
привязан жеребец Луки Семеновича, а в оглоблях пришла красивая, серая в
яблоках, большая кобыла. И Калина Иванович и Лука Семенович носили на себе
доказательства хорошего приема, оказанного им лошадиными хозяевами. Калина
Иванович с трудом вылез из брички и старолся изо всех сил, чтобы колонисты
не заметили этих самых доказательств. Карабанов помог Калине Ивановичу:
в самом деле хороша: мохнатые мощные ноги, рост, богатырская грудь, ладная
массивная фигура. Никаких пороков не мог найти в ней и Шере, хотя и долго
лазил под ее животом и то и дело весело и нежно просил:
со всех сторон и отозвался:
лошадей десяток, можно пироги исты.
причмокивал от удовольствия, поражался с радостным оживлением ее громадной
и спокойной силе, ее мирному, доверчивому характеру. У Антона появились
перспективы, он пристал к Шере с настойчивым требованием:
кобылу) и говорил сквозь зубы:
уберем - поеду.
ритмически постукивая на проложенных Шере точных и гладких рельсах.
Сводные отряды колонистов, то большие, то малые, то состоящие из взрослых,
то нарочито пацаньи, вооруженные то сапками, то косами, то граблями, то
собственными пятернями, с четкостью расписания скорого поезда проходили в
поле и обратно, блестя смехом и шутками, бодростью и уверенностью в себе,
до конца зная, где, что и как нужно сделать. Иногда Оля Воронова, наш
помагронома, приходила с поля и между глотками воды из кружки в кабинете
говорила дежурному командиру:
руках направляется под грушу, где с самого утра расположился штаб
резервного сводного отряда. За дежурным командиром бежит смешной мелкой
побежкой дежурный сигналист. Через минуту из-под груши раздается короткое
"стаккато" сбора резерва. Из-за кустов, из реки, из спален стремглав
вылетают пацаны, у груши собирается кружок, и еще через минуту пятерка