воронья. Сорвалась черным галдящим облаком и унеслась на
вой. А вскоре ветер донес истошные визги забиваемой, разры-
ваемой черными клювами собаки. Стая знала, что ей делать.
наглевшее воронье и крысы! Крысы и воронье, отожравшиеся на
трупах. Прямо-таки новая порода, эдакие сверхкрысы и сверх-
воронье, вскормленное человечинкой? Он еле поспевал за кон-
воирами, за черным человеком. Его били в спину прикладами,
материли. Да только зря старались, не понимали - ему все
равно.
возле мусорного бака, из которого торчал жирный голый хвост.
Сергей тут же развернулся лицом к палачам. Его тянуло ска-
зать, выкрикнуть им в лица что-нибудь этакое, дерзкое. Но он
сознавал - пошло, невыносимо пошло заимствовать дешевые сло-
ва из дешевых фильмов. Лучшие слова - молчание. И он молчал.
ропно. - Все переживали! Экий вы, батенька, недоверчивый! А
ведь вам еще там, в Колодце, ясно сказали - все, игра окон-
чена, теперь вами займутся профессионалы! Вы что ж это, лю-
безный, не поверили, что ли?! Это было опрометчиво с вашей
стороны!
устраняют с пути, убирают с дороги, он слишком много знает,
он им опасен! Они не волокут его к страшной подземной дыре!
Они хотят прикончить его здесь, убедиться, что он мертв, и
еще разок послать пулю в затылок. А может, стоило... Нет!
Нет!! Нет!!! Вся эта наносная грязь, все кровавые и черные
корки, ошметки коростой сползали с него, уже сползли, он из-
бавился от них, он освободился, и он не даст грязи налипнуть
вновь. Пусть уж лучше глина уйдет в глину! Пусть душа подни-
мется над пытками, расстрелами, казнями, грабежами, преда-
тельствами, пусть она увидит все это свысока, увидит и прос-
тит... А может, и не простит. Он не знал еще. Но пусть!
тот раз вытащил платочек.
и пуля впилась Сергею в плечо. Будто ломом ударили. Он от-
шатнулся к стене.
улыбнулся, щуря глаза под стеклышками пенсне.
убили. Сергей зажал ладонью горло, из которого хлестала
кровь, стиснул остатки зубов, до боли закусывая губы. Ноги
подкашивались. Стая воронья гомонила над самой головой. Из
бака вместо голого хвоста высовывались целых три усатеньких
мордочки. Все ждали, ждали его смерти. А он не хотел уми-
рать. Он держался за жизнь, эту страшную гиблую жизнь, как
за последнюю соломинку. И глаза его видели восходящее солнце
- не было никакого зарева, солнце вставало чистое и светлое,
весеннее. Его лучи вливали силы в истерзанное, простреленное
тело.
вспомнить ту синюшную спину с ранами-волдырями. Он даже сос-
читал их - шесть, точно - шесть. Он повернул голову к черно-
му и увидал, как тот в упор палит в него из своего маузера,
запихнув слабосильный наган за ремень. Пенсне свалилось с
крутого носа, открыло страшные бездонные и вместе с тем сов-
сем не умные, а просто необычайно живые, бегающие глазки. И
в глазах этих стоял страх, страх разоблаченного, раздетого
передо всеми шамана-охмурялы. Ради одного лишь вида этих ис-
пуганно-злобных глаз стоило умереть. А пули все летели. Сер-
гей рассмотрел и глухонемых. И ему показалось, что он их хо-
рошо знает. Да, вон тот, что справа, вылитый сержант с узки-
ми глазками и рысьими ушами. Рядом с ним - начальничек-алкаш
с обвисшей безвольной губой. Еще один - бритый из пыточного
подвала, как его, Мартыний, что ли? А крайний слева - мужик
из очереди, сосед-зашибала. Все одинаковые, все до боли и
омерзения похожие! А пули все летели. Сергей поднял глаза -
из окна на третьем этаже грозил ему красным пальцем несгиба-
емый борец и каторжанин товарищ Генрих. Из подворотни скали-
лись два кругломордых китайца, чуть дальше все тронуло во
мраке, ужасе, разрухе, голоде, крови, трупах, пожарах...
Сергей почувствовал, как его проткнуло шестью ломами. Все
закружилось перед глазами, поплыло. Но он остановил усилием
воли мельтешение. Он не упал на грязную и мокрую весеннюю
землю. Он начал проваливаться в бездонную черную пропасть.
Он летел в бесконечный мрачный колодец, на самое дно его. Он
возвращался к себе.
ной шелухою и окурками асфальт, он еще был жив. Он даже
встал, поднялся во весь рост, будто собираясь бежать ку-
да-то. Но не смог, а так и завалился грудью на холодный суг-
роб, на ослепительно белый, сияющий чистотою сугроб. И он не
оставил на нем ни капельки грязи, ни соринки, ни пылинки...
он оставил на нем лишь расплывающееся горячее алое пятно с
неровными краями. Оставил, и тут же скатился в мокрядь, в
сырость. И застыл в ней, застыл лицом вниз, пытаясь в предс-
мертной судороге опереться на что-то, ухватиться, встать. Но
опереться было не на что и ухватиться было не за что, ничего
не нашли его пальцы, так и скрючились в ледяной жижице, так
и застыли.
раз. Лежал под сугробом полуголый человек, алело кровавое
пятно на белом. Вот только зеваки еще не сбежались. Лишь
стояла метрах в четырех от сугроба, сгорбленная старуха в
черном застиранном платье, старом, плотном, широком. Старуха
была худа, морщиниста... будто не человек стоял, а воткнутое
в лед сухое древко. И развевалось по ветру на этом живом
древке выцветшее скорбное знамя, последнее знамя, реющее над
страной траурной черной тенью.
Сдано в набор 17.08.90. Подписано в печать 29.12.90 Формат
84х108 1/32 Бумага офсетная Гарнитура "Таймс". Печать офсет-
ная Усл.печ.л. 20,16. Уч.-изд.л. 21. Тираж 100 000 экз. За-
каз ј Цена "Метагалактика". Приложение к журналу "Приключе-
111123, Москва, 2-я Владимирская, а/я 40. Типография изда-
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман
Андреев Николай
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Круз Андрей