Чтение 68–й страницы книги ~Николай II~

Оба мотора проехали вдоль забора к тесовым воротам.

Они раскрылись - и моторы впустили внутрь. Более никогда ни Николай, ни
Аликс, ни их дочь не выйдут за эти ворота.

По мощеному двору их провели в дом. В прихожей - деревянная резная
лестница поднималась на второй этаж.

Стоя у лестницы, Белобородов объявил: "По постановлению ВЦИК бывший царь
Николай Романов и его семья переходят в ведение Уралсовета и будут впредь
находиться в Екатеринбурге на положении арестованных. Вплоть до суда.
Комендантом дома назначается товарищ Авдеев, все просьбы и жалобы через
коменданта - в Уралисполком".

После чего оба уральских вождя - Голощекин и Белобородов - отбыли на
моторах, а Семье было предложено в сопровождении коменданта и Дидковского
осмотреть их новое жилье.

Из дневника Николая: "Мало-помалу подъехали наши, и также вещи, но Валю
не впустили..."

Да, вещи приехали. С ними Боткин и "люди". Но не приехал Долгоруков.
Бедного Валю увезли прямо с вокзала. Куда-то...

Впоследствии распространился слух, что у князя Долгорукова нашли целых
два (?!) пистолета и много тысяч денег. Об этом сообщили в Тобольске
вернувшиеся стрелки "старой охраны". Зачем Долгорукову были пистолеты? Но
так или иначе, Николай больше не увидит Валю - князь исчез навсегда.

Впрочем, его след можно найти в показаниях князя Георгия Львова, данных в
Париже следователю Соколову.

Опять насмешка истории: князь Львов - премьер Временного правительства,
свергнувшего и арестовавшего последнего царя... сам был арестован
большевиками после Октябрьского переворота! Более того, в 1918 году князь
Львов сидел в тюрьме в том же городе Екатеринбурге и весьма недалеко от
дома, который был тюрьмой для арестованного им год назад царя. И бывший
премьер описывает встречу с сидевшим в той же тюрьме своим петер-бургским
знакомцем, князем Долгоруковым. В тюрьме верный Валя все сокрушался о
царских деньгах, отнятых у него "комиссарами". Впрочем, сокрушался он
недолго, ибо вскоре был "отправлен в Москву". А на самом деле...

Из рассказа М.Медведева, сына чекиста - участника расстрела Царской
Семьи: "Долгорукова расстрелял молодой чекист Григорий Никулин. Никулин сам
говорил. Я уж не помню все подробности, помню, что он вывез Долгорукова с
чемоданами в поле... и все проклял, когда после тащил эти чемоданы".

Так погиб этот очарователь, галантный кавалер на блестящих балах в Зимнем
дворце...

Из дневника Николая: "Дом хороший, чистый. Нам были отведены четыре
комнаты: спальня угловая, уборная, рядом столовая с окнами в садик и с видом
на низменную часть города, и, наконец, просторная зала с арками вместо
дверей.

Разместились следующим образом: Аликс, Мария и я втроем в спальне.
Уборная общая. В столовой Демидова, в зале Боткин, Чемодуров и Седнев. Чтобы
идти в ванную и ватерклозет, нужно проходить мимо часового. Вокруг дома
построен очень высокий дощатый забор в двух саженях от окон: там стояла цепь
часовых и в садике тоже".

Здесь развернется последнее действие драмы. Финал династии.

ДЕКОРАЦИЯ ФИНАЛА

Царь с царицей будут жить в угловой просторной комнате с четырьмя окнами.
Два окна выходят на Вознесенский проспект. Только крест над колокольней
виден из окон. Два других окна выходят в глухой Вознесенский переулок.
Комната очень светлая, с палевыми обоями, с волнообразным фризом из блеклых
цветов.

На полу ковер, стол с зеленым сукном, бронзовая лампа с самодельным
абажуром, ломберный столик, между окон этажерка, куда она поставит свои
книги. Две кровати (на одной из них будет спать Алексей, когда его привезут
из Тобольска) и кушетка.

Ее туалетный столик с зеркалом и двумя электрическими лампами по бокам.
На столе - баночка с кольдекремом и надписью "Придворная Его Величества
аптека". Странно сейчас звучала эта надпись.

Умывальник с треснутой мраморной доской, платяной шкаф, где теперь
помещалась вся одежда царя и царицы...

В Вознесенский переулок выходили окна еще одной большой пустой комнаты,
там стояли стол, стулья и огромное трюмо. В этой комнате будут жить четыре
великих княжны. Они приедут в мае. И, пока не привезут их походные кровати,
будут спать на матрасах прямо на полу.

Обе эти комнаты как раз находились прямо над той полуподвальной комнатой.

Рядом с комнатой великих княжон в столовой с видом на сад спала Анна
Демидова. В большой зале (гостиной) - Боткин, Чемодуров и Седнев.

Еще одна, пока запечатанная комната предназначалась для Алексея.

Наискосок от великих княжон - комната коменданта, с финиковыми обоями в
золотой багетной раме и головой убитого оленя. И еще одна - рядом с
комендантской - отведена под караул.

Завершала декорацию уборная ("ватерклозет" - как именовал ее царь).
Фаянсовое судно, оставшееся от инженера Ипатьева, будет загажено комендантом
и караульными. И среди бесстыдных рисунков на стенах уборной, изображавших
царицу и Распутина, среди матерных изречений охраны и размышлений типа:
"Писал и сам не знаю зачем, а вы, незнакомые, читайте" - надпись на бумаге,
приколотая к стене: "Убедительно просят оставлять стул таким же чистым, как
его занимали". Это совместное творчество бывшего царя и его лейб-медика
Боткина.

Войдя в комнату, Аликс подошла к правому окну, на косяке начертила
карандашом свой любимый знак - "свастику" и число прибытия: 17(30).

Другую "свастику", как заклинание, она начертила прямо на обоях над
кроватью, где должен был спать Бэби.

17(30) апреля - так, сама того не зная, она обозначила начало последней
Игры с последним царем.

Игра началась сразу.

ПОСЛЕДНЯЯ ИГРА

(УРАЛЬСКИЙ ДНЕВНИК АРЕСТАНТА)

Прибывшие вещи вынесли в коридор и в присутствии бывшего воспитанника
Кадетского корпуса, а ныне члена Уралисполкома Дидковского и бывшего
слесаря, а ныне коменданта Авдеева начался осмотр.

Открывали чемоданы, тщательно просматривали. Осмотрели ручной саквояж
Аликс. Забрали фотоаппарат (это запомним!), который она привезла еще из
Царского, и еще забрали, как напишет комендант Авдеев в своих
"Воспоминаниях", - "подробный план города Екатеринбурга". Как он мог
очутиться в ее саквояже, если они предполагали, что едут в Москву? Впрочем,
даже если и не мог - то должен был там очутиться. Как два пистолета, которые
"нашлись" у князя Долгорукова.

Открыли даже флаконы с лекарствами - перерыли всю ее походную аптечку.

Из дневника: "17(30) апреля. Осмотр вещей был подобен таможенному: такой
строгий, вплоть до последнего пузырька аптечки Аликс. Это меня взорвало и я
резко высказал свое мнение комиссару..."

Аликс не понимает причины этого обыска. Она нервничает, возмущается:
"Истефательство!" Ее акцент вызывает улыбки обыскивающих: смешон бессильный
гнев бывшей императрицы. А она продолжает гневный монолог, она вспоминает
даже "хосподина Керенского". Она приводит в пример этого революционера,
который, тем не менее, был джентльмен. Слово "джентльмен" очень веселит
бывшего слесаря Авдеева... И, наконец, не выдержал Николай. Он заявил: "До
сих пор мы имели дело с порядочными людьми!" Это было высшее проявление
гнева воспитаннейшего из монархов.

Зачем проводили этот обыск?

Чтобы продемонстрировать им условия новой жизни в столице Красного Урала?
Но лишь отчасти.

Искали драгоценности. Те легендарные царские драгоценности... "Шпион" не
дремал, ему, видно, стало известно в Тобольске, что Аликс употребляла слово
"лекарство", когда говорила в присутствии чужих о драгоценностях (так она
будет называть их и в письмах к дочерям из Екатерин-бурга). Вот почему они
так тщетно и тщательно осматривали флаконы с лекарствами. Но ничего не
нашли...

Теперь стало ясно: драгоценности остались в Тобольске.

Но была третья причина жестокого досмотра. И тоже - из главных. Со дня
прибытия Семьи в Екатеринбург начинают собирать улики "монархического
заговора". Потому и забрали фотоаппарат - улика. Потому будто бы
обнаружилась у нее карта Екатеринбурга - еще улика. Плюс слух о двух
пистолетах, отобранных у несчастного Вали, - уже цепь улик.

С екатеринбургского вокзала началась последняя Игра с царем: мы назовем
ее - "Игра в монархический заговор".

Заговор - на основании которого они должны быть расстреляны!

"Справедливая кара" была решена с самого начала...

Из дневника: "21 апреля... Все утро писал письма дочерям от Аликс и
Марии. И рисовал план этого дома".

Он хочет, чтобы в Тобольске представляли будущее жилище. Он
подготавливает их к встрече с этим тесным домом. Но: "24 апреля... Авдеев -
комендант вынул план дома, сделанный мною для детей третьего дня на письме,
и взял его себе, сказав, что этого нельзя посылать".

В своих "Воспоминаниях" Авдеев совсем иначе опишет этот случай: "Однажды
при просмотре писем мною было обращено внимание на одно письмо, адресованное
Николаю Николаевичу (! - Авт.). При просмотре в подкладке конверта был
обнаружен листок тонкой бумаги, на которой был нанесен план дома". И далее
Авдеев описывает, как он вызывает в комендантскую Николая и как тот лжет,
запирается, просит прощения у коменданта... Это не просто вымысел. План
дома, якобы запрятанный под подкладку конверта, - еще одно "неопровержимое
доказательство". Как и "испуганный и разоблаченный Николай"... Шьют дело! И
ждут.

Пока приедут дети из Тобольска. И с ними приедут драгоценности.