ву вечную и всероссийскую. Вы искусно преподали нравы наши, а ваша бри-
гадирша всем нам родня близкая. Отчего, смею думать, немало вы врагов
себе наживете. Но вы, сударь, еще не ведаете, что произвели: вы первую
русскую комедию сочинили!
вичем Павлом. Колесо славы раскрутилось быстро: не было дома, куда бы не
звали Дениса с его комедией, он стал известен вельможам высшего ранга,
все его ласкали и баловали. Скоро в городе только и говорили об ис-
кусстве Дениса Ивановича, и даже на улице Фонвизину кланялись незнакомые
люди, спрашивая:
вестил я вашего батюшку в Ревизион-коллегии. Принес ему громадную сахар-
ную голову и с этой головой в ножки пал. А ваш батюшка (тоже шутник из-
рядный!) сказал мне так-то: "Сахарная голова, пусть даже великая, не
есть резон для того, чтобы тебе, сукину сыну, Сибири миновать... Мучай-
ся!"
дальше? В первые дни славы наугад раскрыл он Библию.
крики торговок селедками, мучительное блеяние овец, гонимых на скотобой-
ню; здесь (на четвертом этаже) живет человек, о котором полиции извест-
но: "Роста среднего, лицо чистое, очень умен, но крайне опасен". Это Де-
ни Дидро, сын рабочего-ножевщика, неистовый враг церкви и деспотии, тор-
говый агент Екатерины по закупке произведений искусства для столичного
Эрмитажа.
спросил Дидро, где же его библиотека.
высылкой из Петербурга пенсии:
остановить выбор на Фальконе.
которой вы браните Фальконе за декоративность манеры, за отсутствие вку-
са и банальность темы, за склонность к драпировкам и никчемной символи-
ке... Сможет ли этот человек выковать торжественный монумент, достойный
величия России?
выпил три рюмки подряд, потом запечатал вино и спрятал бутылку обратно в
буфет, заперев дверцу на ключик.
Фальконе еще не достиг его. Но для России я рекомендую не Пигаля, а
именно Фальконе, ибо этот человек способен к взлетам небывалым. Он груб
и нежен, он суров и мягок, деликатен и жесток. В нем бездна ума и
чувства пропорции... Давно зная Фальконе, я уверен, что он способен соз-
дать нечто великое!
варите Петербург), что Фальконе - человек сложный, упрямый и капризный,
как положено быть гению. С ним трудно иметь дело! Он равнодушен к приз-
нанию в потомстве, зато страшно ревнив к мнению современников... Добрый
отец, но сын от него сбежал. До безумия любил женщину, но заморил ее.
Бедняжке Мари Колло нелегко с этим старым ворчуном. Но зато Фальконе -
честности удивительной. Я спрашивал многих мастеров Парижа, во сколько
они оценили бы создание монумента для Петербурга, и они, словно сгово-
рившись, запрашивали полмиллиона франков. Фальконе же сказал, что все
сделает за двести тысяч - такова его скромность.
самое трудное: уговорить мадмуазель Колло.
женных в саркастическую складку. Голицын и Дидро сразу же стали просить
мастера брать за работу дороже:
тысяч пусть выплатят мне тем, что не станут мешаться в мою работу, а
невмешательство для казны ничего не стоит.
цын, как опытный сердцевед, красноречиво высказал массу аргументов в
пользу того, чтобы девушка ехала в Россию:
покинуть мастера в его одиночестве. Вернувшись к Фальконе, посол спросил
его, имеется ли у него план.
пришла мне в голову сразу... я уже измучен ею.
Фальконе, другой исполнила Колло.
метанными волосами, накрытое звериными шкурами. Варварство, оборачива-
ясь, еще грозит герою, но уже попрано копытами его коня. Пусть я увижу
любовь народов, простерших длани к Петру, осыпая его благословениями. А
сбоку пусть лежит могучая фигура, олицетворяющая Россию, которая наслаж-
дается спокойствием и довольством. А потоки светлой воды струятся из
расщелин камня...
ро, ударяя его по голове. Голицын закрыл лицо руками:
ся в атрибутах, объясняющих его дела потомству. Не надейтесь, дружище,
что я окружу памятник решеткой, ибо не желаю видеть героя сидящим будто
хищник в клетке. А если надо будет защитить монумент от врагов или су-
масшедших, то я надеюсь, что в Петербурге всегда найдутся бравые часовые
с ружьями...
женщина, без которой Фальконе был бы совсем одинок.
похож на Курция, кидающегося в пропасть... В русской столице я обрету
одно из двух - позор или бессмертие!
встретить здесь нечто вроде дымного кочевья варваров, а перед ним возник
красивейший город Европы. Было уже холодно, падал снег, тонкие сиреневые
дымы струились в небе. Передавая императрице корреспонденцию из Европы,
скульптор сказал, что желал бы, по поручению Дени Дидро, говорить с нею
наедине:
на мать чересчур серьезно. В долгие зимние вечера, наслушавшись разгово-
ров об отце, которого братья Панины сознательно окружали ореолом рыцарс-
кого мученичества, Павел подолгу стоял у окон... Что мерещилось ему там,
в снежных буревых вихрях? Может быть, мстительная тень Петра III в белом
плаще прусского офицера, подобная той, что в мрачных галереях Эльсинора
являлась и принцу Гамлету? Никита Иванович уделял великому князю внима-
ние лишь во время обеда, да и то в веселой компании, где мужчины напере-
бой обсуждали придворных женщин, рассказывали пикантные анекдоты, от ко-
торых мальчик катался по коврам, а однажды был застигнут над листанием
Энциклопедии, в которой он силился найти объяснение слову "любовь"...
в ее кругу, где преобладали громкие голоса Орловых; Екатерина прикрикну-
ла, что лишит его прав на престол.
все любят и где я стану герцогом... как и мой отец!