Чтение 68–й страницы книги ~Татуированная кожа~

Шаров подозвал к себе радиста, настроился на нужную волну, взял микрофон.

- Клен-два, я Клен-один, как обстановка, прием?

- Клен-два Клену-один, у них идет совещание, участвуют большие шишки из
Москвы. Пока распоряжений для вас нет.

Шаров привычно стал прослушивать эфир и почти сразу поймал взволнованный
чужой голос:

- ...Мы их пересчитали, сто девять человек, сто девять! Это серьезная
сила! У них даже есть маленькая атомная бомба или две!

Полковник крякнул.

- Вот идиоты! Одни болтают, другие верят... Хотя оно и к лучшему!

- Задержите их как можно дольше! Но дипломатично, поняли, вежливо...

- Ясно, - сказал Шаров и вновь вышел на связь.

- Клен-два, я Клен-один, жду автобусов для поездки на базу.

- Клен-один, автобусы давно в аэропорту, но их под разными предлогами не
пропускают на поле.

- Тогда я пошел к автобусам, конец связи! "Колосов" повернулся к стоящим
вокруг командирам взводов.

- Внимание, выходим в город! Действовать по обстановке, оружия не
применять!

Когда толпа "спортсменов" двинулась через бетонное поле, к ним подъехала
раскрашенная милицейская машина.

- Зачем гости пешком идут? - улыбчиво спросил милицейский майор. Рядом с
ним сидел человек в штатском, он внимательно рассматривал "спортсменов" и
тоже улыбался. - Сейчас автобусы подадим, ехать лучше, чем по жаре ходить!

- Спасибо, братишка, нам тренироваться надо, - не останавливаясь,
улыбнулся в ответ "Колосов". - Ходить, бегать. А то рекордов не поставим!
Что-то вы поскучнели. Жарко?

Майор и штатский рассмотрели одинаковые брезентовые сумочки у каждого
"спортсмена", и улыбки на их лицах погасли.

Между тем милицейская цепочка у выхода в город не размыкалась. По мере
приближения "спортсменов" милиционеры начали проявлять беспокойство, было
видно, что четкой команды, как действовать в подобном случае, у них не
имелось.

- Салям алейкум, братишки! - крикнул "Колосов", когда расстояние
сократилось. - Спортсменов пропускаете?

Особая рота надвигалась стремительно и неотвратимо. Мощные фигуры и
решительные лица бойцов произвели соответствующее впечатление: милиционеры
разжали переплетенные руки и расступились. "Спортсмены" просочились сквозь
заслон и беспрепятственно вышли к автобусам.

Четыре мощных "Икаруса" с задернутыми шторами прокатились по городу и
выехали на огромную площадь с фонтанами. Здесь располагались
правительственные учреждения. "Спортсмены" выскочили на раскаленный асфальт,
умылись в фонтанах и стали прогуливаться вдоль солидных фасадов. Охрана
попряталась в вестибюлях и не реагировала на столь явное нарушение режима
безопасности.

Через сорок минут ожила рация, и Клен-два передал, что местные власти
приняли правильное решение.

* * *

В Средней Азии богатые дома выглядят совсем не так, как в России, во
всяком случае, они не выше соседских. Еще в Рохи Сафед Волк обращал
внимание, что председатель колхоза или секретарь райкома не строили даже
двухэтажного жилья. Просто площадь дома была гораздо больше, чем у какого-то
бригадира или завмага, да на усадьбе много подсобных и хозяйственных
сооружений. Несомненным признаком достатка являлся виноград - ему
требовалось много воды, а простые смертные доступа к ней не имели.

Но дом Председателя Президиума Верховного Совета Узбекистана товарища
Нигматулина этим правилам не подчинялся. Собственно, не дом, а беломраморный
дворец, он возвышался на три этажа в глубине тенистого сада. По аккуратным
дорожкам бродили павлины, а перед входной лестницей били струи фонтана.

Следователь Тимков, два московских оперативника и несколько местных
сотрудников производили обыск. Волк с четырьмя бойцами обеспечивал
физическое прикрытие и контролировал обстановку. Комендант и садовник
выполняли функции понятых. Причем комендант той частью лица, которая была
повернута к московской бригаде, выражал полное одобрение происходящего, а
другой стороной изображал глубокую скорбь и осуждение творящейся
несправедливости.

Вторая сторона была повернута к самому Шарифу Омаровичу Нигматулину,
который сидел на кожаном диване и, обхватив голову руками, тяжело стонал.
Глава республики, Отец нации. Сейчас он не был похож на свои портреты,
развешанные на всех перекрестках в республике. Толстый рыхлый дядька с
плешивой головой и покрытым оспой лицом.

- За что мне такая кара от аллаха? - вопрошал он в пространство. - Люди
от чистого сердца дарили, за помощь благодарили... Ни разу не было, чтобы
взял - и не сделал, на Коране поклянусь, пусть у меня руки отсохнут!

- А при чем Коран и аллах? - бестактно спросил Тимков. - Вы же коммунист
и должны быть атеистом?

В ответ раздался очередной стон. Может, оттого, что следователь вынул из
трюмо очередную шкатулку с драгоценностями, а может, потому, что московский
опер завел в комнату трех совсем молоденьких девочек в цветастых халатах и
тюбетейках.

- Кто это?

Черноусый участковый деликатно потупился. Вообще местные милиционеры
чувствовали себя неловко и всем своим видом демонстрировали, что находятся
здесь исключительно по принуждению.

- Девочки... Воспитанницы... Я с ними занятия по уставу партии проводил,
в комсомол готовил...

- Так они и жили здесь? - Тимков пересчитал кольца, серьги, монеты и
вывалил их на стол в общую кучу. Волк еще не видел столько ценностей. Их
хватило бы, чтобы наполнить три ведра.

- Жили... Не всегда жили, только когда дома кушать нечего... Я им как
отец был... И семьям помогал...

- Тебя как зовут? - спросил Тимков у самой маленькой девочки. Ей было не
больше двенадцати.

- Фатима, - тихо ответила она.

- Сколько дядя Шариф за тебя заплатил?

- Двух овец дал. Нет, одну овцу и ягненка. Его еще вырастить надо...

- А трусики он с тебя снимал?

- Нет, мы трусики не носим. Это запрещено...

- Кем?

- Ими, - девочка кивнула на толстяка.

Тот застонал в очередной раз.

- Значит, это ваш гарем. Так? - продолжал бестактничать следователь.

- Какой там гарем! Разве это гарем? Когда двадцать девочек, тридцать -
вот это гарем. У царя Соломона вообще пятьсот жен было... Ай-яй-яй! Мы так
на Москву надеялись!

- При чем Москва? Она, что ли, должна ваши гаремы пополнять?

- Мы Москве верили. Что она до такого позора не допустит!

- Где остальные ценности?

- Нету... Ничего больше нету, вы уже все отобрали, разорили до нитки...
Не посмотрели, что у меня партийный стаж тридцать лет, что я на двух съездах
был... Заслуги не учли...

- Суд все учтет! - холодно отрезал Тимков. - Статья расстрельная, так что
вам и стаж пригодится, и награды, и съезды... А больше всего -
чистосердечное признание и раскаяние. Иначе могут и к стенке поставить!

Местные оперативники тревожно переглянулись. При таком раскладе надо
думать и о себе.

- Товарищ следователь, нам-то что делать? А то мы стоим, стоим...

- Сейчас отвезете его в УКГБ, сдадите дежурному.

- Ой, как мне плохо! - Шариф Омарович оторвал руки от головы. По лицу его
текли слезы. - Почему в КГБ? Отвезите меня в больницу!

- Сейчас...

Следователь кивнул Волку.

- Выделите троих людей в усиление конвоя. А двое - со мной. Еще есть
работа. Поедем к хранителю Шарифа Омаровича.

- Что?! - вскинулся Нигматулин.

- То самое. Думаете, мы ничего не знаем? Знаем! И очень многое. Так что
чистосердечное раскаяние нам не нужно. Вам нужно. Подумайте об этом в
камере.

- Не ездите никуда... Это оговор... Злые люди напраслину возвели!

- Поехали! - подвел итог следователь.

Ехать пришлось долго. Выехали за город, через два часа добрались до
стоящего на выжженном склоне холма чабанского домика.

- Здесь, - сказал черноусый участковый. В отсутствие Нигматулина он
заметно приободрился.

- Что - здесь? - переспросил Волк, глядя на убогий домишко, слепленный
кое-как из глины, досок, обрезков фанеры и рубероида.

- Здесь живет хранитель. Надо соблюдать осторожность. У них ружья и
волкодавы...

- Не может быть! Какие тут могут быть драгоценности?! Действительно
кто-то напраслину возвел!

- Осторожней, - повторил участковый, пригнулся и, держась за кобуру,
побежал по кривой, обходя домишко сзади.

Волк с напарником пошли открыто, даже не приготовив оружия. Когда до
входа оставалось около десяти метров, раздался сильный удар грома и такое же
сильное эхо. Волка ударило в грудь, несколько иголочек вонзились в левое
предплечье. Выругался, отшатнувшись и с трудом удержавшись на ногах,
напарник.

В следующую секунду оба бросились вперед, вышибли фанерную дверь и в
полумраке увидели маленького высохшего мужичка, перезаряжающего двустволку.

- Ах ты сука!