я даже женат был, но я тоже понимаю. Я ведь в прошлом году крестился, думал,
что поможет. А здесь есть церковь, вы как думаете?
разбойников играли в карты.
И, заметив удивление на моем лице, обрадовался и продолжал: - Я так и думал,
что ты купишься. Ты же стандартный, без фантазии. Ты думаешь про меня: вот псих
отмороженный, хочет кладбище завоевать. Да нет, мне просто интересно. Я и
Люську утащил, только чтобы этим мымрикам доказать, кто здесь хозяин.
переходишь ко мне на службу, то получаешь в награду девицу и эскадрон бандитов.
Только коней раздобывай сам. Тебя как зовут?
всем моем уважении к ее внешним данным, поверь мне, Гарик, что бабы у меня были
на порядок лучше. Импорт. Из Одессы и Вильнюса! А какие кадры нам дает
Ставрополь!
не сошел с ума при первом столкновении с этим миром.
Егора и соответственно Люси мне была небезразлична. Я в чем-то похож на
американского президента: ни одного нашего морского пехотинца мы не оставим в
бангладешском плену! Пускай погибнут пять тысяч туземцев, но наши родные
негры-капралы должны вернуться для захоронения на кладбище в округе Колумбия,
окей?
показался мне не столь уродливым, как я представлял вначале.
приспособился к этой жизни. Он напомнил мне знаете кого - гимназистку, которая
приехала на каникулы на хутор к тете где-нибудь под Житомиром. А вокруг
затевается гражданская война. Хутор тетки сожгла банда, гимназистку
изнасиловали, но она выжила и сама организовала банду. И гоняет вокруг по полям
в гимназическом форменном платье и ищет своего оскорбителя, а заодно режет
коммунистов, грабит белых и становится грозой уезда или губернии. Злодейка,
садистка - а прошло-то всего полгода с того дня, как она вышла в последний раз
из дверей киевской гимназии. Вот вам целый роман из эпохи гражданской войны. Я
его не написал, потому что некогда, но смог бы написать. Ведь откуда-то в мою
голову попали гимназистка и ее враги. И стали для меня не менее реальными, чем
бредущий рядом со мной бывшая звезда российского рока и немного мафиози Веня
Малкин или бывшая императрица Киевского вокзала... Так неужели они более
реальны, чем придуманная мною гимназистка?
Потом повернулась к Вене: - А ты?
жертвы, принесенные на алтарь победы, очень велики.
как карточные фигуры.
только он сталкивался с Люсей или со мной, проявлялась слабость. Он был слишком
к нам близок. Понимаете? Мы с ним были и по возрасту, и по поколению, и по
стажу здесь одинаковы. Кюхельбекер или какой-нибудь разбойник уже давным-давно
стали частью этого мертвого мира, как солдатики. А о нас-то он знал: мы живые,
как и он. Или только что умершие. Как и он.
полсотни шагов, он уже разговаривал с тремя или четырьмя разбойниками.
диване, видно, она и спала на нем.
зажечь можно, а внутри помещений - трудно.
чайник.
комнате, все время пользовалась случаем, чтобы дотронуться до Егора - нет, не
лаская его, а как бы стараясь убедиться, что он здесь, что он ей не кажется.
немного беспокоиться, но ты тоже меня должен понять.
до Торжка, - но не было оказии, щели не было. Ну, ты понимаешь.
меня схватили.
модный американский актер, но не из силачей, а из тех, в очках, молодых
компьютерных гениев. А она скорее звезда российского кино девяностых годов -
как Метлицкая, Слуцкая, Орбакайте, представляете? Не блондинка, а темная
шатенка, почти брюнетка. Я понял, что Люся, созданная большим городом, внешне
кажется интеллигентнее и социально выше, чем есть на самом деле. А это видно,
когда она начинает говорить, и ты слышишь в ее интонациях наш двор, магазин,
кухню - если нужно, она может быть и резкой, и в голосе прорывается московская
дикарка. Но это бывает редко. И дальнейшее зависит от того, в какие руки она
попадет.
хорошей семьи, и, если не повезет, в относительно недорогую проститутку. Я
говорю это не из желания как-то унизить Люсю, а чтобы показать, что она еще
материал для человека, а не готовый человек. А вот Егор, пожалуй, уже создался
как человек, и его не изменишь. Хотя рядом с Люсей он тушуется. Если бы судьба
соединила их, то именно Люся стала бы ведущей в этом тандеме.
Она сидела на стуле лицом к нам, сложив узкую ладонь к ладони и сжав их
коленями. На ней была короткая юбка и тапочки. И белая трикотажная кофточка.
здесь спасает только то, что все знают, - я императрица. Вы будете смеяться, но
они не смеют меня тронуть. И я стараюсь тоже - я всегда чистая, подтянутая, и
одежда у меня новая, и живу я отдельно. И знаешь, Веня тоже понимает.
чудесные зубы!" - Как приехала, тут же и обвенчали. Только ты ничего не думай,
Егорушка, император как мужик никому не конкурент.
что я плачу, это не потому, что мне Павла Петровича жалко, мне его как человека
жалко, хоть он мне никто, но как же можно! И что, они всех убили?
знаете, Кюхельбекера.
с Кюхельбекером до дворца, попали в разгар боевых действий. О смерти императора
и встрече с Веней. И о том, как нам всем пришлось убегать из империи Киевского
вокзала, как преследовало нас зловещее желтое облако.
заваренный.
чужие проблемы и недооценивать чужие возможности. Если верить Люсе, то война
между Веней и империей продолжалась весь месяц, который молодая императрица
пробыла здесь. И в этой войне были набеги разбойников на имперские владения, и
ответные походы имперских войск с попытками вернуть императрицу, и наконец,
переговоры, которые ни к чему не вели, хотя бы потому, что у Вени, кроме
бандитов, никого не было. Ни вельмож, ни государственных деятелей. Ведь не
считать же государственным деятелем Григория Михайловича с его гитарой,
которого в империи почитали за ренегата, или Койвисто из Гельсингфорса.
очередной раз проснулся исследователь. Финская фамилия и место действия обещали
информацию о пределах и специфике этого мира.
существовали для нее не более как фон - приятный либо раздражающий. Потому
заканчивая рассказ о последних событиях, она обращалась к Егору, а не ко мне...
бандиты уговорили, думали, добыча будет большая. Ему донесли, что Кюхельбекер,
который там самый толковый, поедет в университет и возьмет с собой часть
велосипедистов. Вот они и решили победить. И победили. А Павел Петрович не
очень мучился?
сделали? Жалко. Он хороший.
словно дрались.