Чтение 68–й страницы книги ~Преемник~

его бьет в то место, где усатая тварь была минуту назад...

"Нет места в этом мире, но, может быть..."

По стеклу забарабанил дождь, тут же обернувшийся ливнем.

Как, почему ты не хочешь быть магом, удивился Фагирра.

Луар подошел к окну и оттянул в сторону занавеску; мир по ту сторону
стекла утопал в серой мути. Самое время подсесть к огоньку, прижаться к
теплому отцовскому боку и послушать историю о славных подвигах, о боях и
походах, о разящем оружии и поверженных врагах...

Но-но, ублюдок, сказал призрак крысы. К чему эти сантименты...
Дождевая вода размывает глину, где-то на склоне оврага обнажаются кости
егеря, загрызенного волками в позапрошлом году...

Рука Луара нащупала на груди медальон.

Молния вспыхнула одновременно с ударом грома, и Луар разглядел на
небе голубую сетку вен; в свете следующей вспышки он увидел Амулет на
своей ладони - он был изъеден ржавчиной почти полностью.

Следующую молнию он увидел уже через прорезь. Гром оглушил его, как
дубина.

...Человек сидел за клавесином; руки его неподвижно лежали на
клавишах, и мелодия звучала сама собой. Старинная пастушья песенка,
исполняемая с торжественностью гимна.

- Уймись, - сказал человек с кривой улыбкой. - И оставь меня в покое.

Один глаз его был живой и смотрел с мрачной насмешкой; другой,
мертвый и неподвижный, казался осколком стекла. Мелодия смолкла; теперь
сидящий просто стучал по клавишам длинным сухим пальцем, и звук получался
нудный, немузыкальный и однообразный.

- Спроси его, - пробормотал человек, рассеянно наклонив голову к
плечу. - Он должен знать... У него большое преимущество - он жив... Хотя
это как расценивать... М-м-м... Рано или поздно... А я уже успел, - и он
ударил по клавишам, извлекая полный диссонансов аккорд.

- Вы кто? - спросил Луар и не услышал себя. Человек за клавесином
пожал плечами:

- Зачем они извратили его имя... И дали его тебе. Перевертыш... - он
вдруг захлопнул крышку и навалился на нее локтями. Луар отшатнулся - так
пристально смотрел единственный зрячий глаз.

- Не обижайся... - незнакомец вздохнул. - Но если ворону вывалять в
муке - она все равно не станет лебедем, верно?

- Да, - сказал Луар. Незнакомец вдруг усмехнулся:

- Разве небо покрыто кожей? Голубой кожей? И кровь и сукровица? И
пылающие книги? Я знаю, ради чего... Но и он ушел. Да, - и незнакомец
печально покивал.

- Я пойду, - шепотом сказал Луар.

- Да кто ж тебя держит, - рассеянно пробормотал незнакомец, снова
открывая крышку клавесина.

За спиной у него оказалось огромное, до потолка, зеркало; в зеркале
отражался печальный черноволосый мужчина с больными, почти собачьими
глазами.

- Свечи только зажги, - сказал человек за клавесином. Пастушья
песенка грянула снова - надсадно, как похоронный марш.

...Он открыл глаза.

В кабинете было темно, и за окном лил дождь. На письменном столе
оплывала невесть откуда взявшаяся свеча.

В полдень весь город бросил работу, и развлечения, и любовь;
недоеденные обеды стыли на столах. Потрясающий слух выгнал на улицу
торговцев и белошвеек, студентов и мясников, простолюдинов и аристократов,
взрослых, детей и стариков; огромная толпа хлынула по направлению к
городским воротам, и чтобы сдержать столпотворение, стражникам не раз и не
два пришлось пустить в ход древки копий.

Слух был прост и ошеломляющ: везут Сову!!

Свидетели исторического события знали, что обо всем увиденном они
рано или поздно расскажут внукам.

Ворота оказались забиты народом - стража кричала до хрипоты,
замахиваясь, а то и охаживая древками чьи-то спины. Толпа, возбужденная и
потому не особенно робкая, наконец-то уступила место процессии; Сова сидел
на телеге, надменный, как король, которого встречают подданные.

В толпе случилось братание.

Люди вопили и целовались, поздравляли друг друга, бросали в воздух
шляпы и обливались слезами облегчения; как-то само собой оказалось, что
Сова был чуть не единственным горем большинства горожан и жителей
предместья - теперь, говорили они друг другу, теперь-то мы заживем. Теперь
все беды позади, эк его, душегуба, и поделом...

Шея Совы была обвязана грязной тряпкой; закованный в цепи, он смотрел
по сторонам холодно и высокомерно, и те из горожан, кому выпало несчастье
встретиться с ним взглядом, поспешно отводили глаза.

Впереди и позади телеги ехали победители, одолевшие легендарного
разбойника и истребившие его шайку; толпа ревела от восторга, а цветочницы
бросали в стражников свой товар, не заботясь о потерянном заработке.

На другой телеге везли работу для для палача - спутанных сетью
разбойников, схваченных живьем. Эти смотрели вниз, и кое-кому из наиболее
смелых горожан удалось даже метко запустить в них камнем.

Наконец, замыкал процессию полковник Эгерт Солль. Толпа впала в
экстаз.

Даже измученный, даже раненный - а чуть напряженная посадка его
выдавала рану - Солль оставался потрясающе красив. Победа наложила на его
благородное лицо некий царственный отблеск - впечатлительные дамочки
лишались чувств, те из них, кто был покрепче, отбивали ладони и срывали
голоса в приветственных криках. Мужчины бросали вверх шляпы и выкрикивали
здравицы, не упуская случая поцеловать на радостях хорошенькую соседку;
город исходил благодарностью, и множество младенцев, рожденных в
последующие дни, наречено было Эгертами.

Солль в который раз подтвердил свое право называться гениальным
военачальником, и многие в тот день вспомнили Осаду. Слава! - летело над
головами толпы; слава! - звенели стекла, и гремели барабаны, и рекой
лилось вино - как на день Премноголикования, нет, обильнее...

Солль, кричали благодарные горожане. Слава Соллю, слава, слава...

Сова молчал, и рука его теребила кожаный мешочек, висевший на
обмотанной тряпками шее.

Три дня город радовался и пьянствовал; на четвертый день к победителю
Соллю явился с визитом городской судья.

От лейтенанта Ваора, явившегося с докладом, несло, как из винного
погреба; встретившись глазами со старым знакомым Ансином, Эгерт почел за
благо притвориться пьяным.

Судья кивнул в ответ на его благодушную улыбку:

- Поздравляю...

Солль потупился, как невеста.

Не говоря больше ни слова, судья положил на стол перед полковником
обрывок колодезной цепи.

Несколько минут в комнате висела тишина; Эгерт глядел на цепь, и лицо
его понемногу становилось не просто трезвым - угрюмо-трезвым. Не дожидаясь
приглашения, судья уселся в кресло для посетителей и сложил руки на
животе.

- Опять? - хрипло спросил Солль.

Судья кивнул.

- Когда?

Судья поиграл сплетенными пальцами:

- Да вот как раз сегодня ночью... Девочка. Десять лет.

Эгерт смотрел в стол. Ему казалось, что его грубо выдернули из
забытья и ткнули носом в свинцово-тяжелое, холодное, неотвратимое. Что
теперь?

- Что теперь? - спросил он глухо.

Судья построил из пальцев некое подобие шатра:

- Теперь, Солль... Теперь показания служителя...

Эгерт подскочил:

- Что?!

Судья бледно улыбнулся:

- Университетского служителя, Эгерт. Не служителя Лаш... Такой
смирный старичок, преданный старым стенам... Впрочем, что это я тебе-то
рассказываю, - судья взглянул испытующе.

Эгерт вспомнил. Действительно, неприметный старикашка, благоговеющий
перед госпожой Торией...

Имя обожгло, как уголь. Эгерт закусил губу:

- И что?

Судья вздохнул:

- Старичок явился с доносом... Сын невесть куда пропавшей госпожи
Тории поселился в кабинете декана Луаяна, невзирая на его, старичка,
протесты... Более того - юноша активно занимается магией, и служитель
опасается, что его упражнения вредны и направлены на зло - старик своими
ушами слышал гром и видел молнию... И так далее.

- Думаю, - медленно сказал Эгерт, - что парень имеет право на
наследство, оставленное его дедом... Что до грома и молнии... Огненные
нетопыри не летали? Дракон не появлялся?

Судья усмехнулся. Длинно и пристально посмотрел Соллю в глаза:

- Эгерт... Мои люди допросили поодиночке всех, кого вы взяли...
Кроме, пока что, Совы. Но прочих - всех.

Солль почувствовал, как внутри него нарастает страх, железной лапой
сжимает горло, оборачивается почти что паникой.

- Ну и что? - вопрос получился резким, Эгерт не хотел идти на