растрескан солнцем и морозом, изрыт ветром. Рыхлые породы оплывают
глинистой коркой, как будто недавно облитые водой. Каждый обрыв здесь
- как только что нанесенная земле рана. В зонах развития песков
занесенные ими холмы и горы создают гнетущее впечатление победы рыхлой
безликой пыльной материи над чем-то твердым и гордым. А здесь, на Оши,
покрытые лишайниками глыбы казались древним устойчивым островком среди
хаоса размытого, вечно меняющегося камня. Это означало, что размыв и
разрушение горных пород на Оши-нуру раньше, может быть, два-три
тысячелетия назад, были более сильны, а теперь ослабли. Вместе с
ослаблением размыва перестали вымываться и окаменелые кости. В
местонахождении Оши не было захоронено костных скоплений, потому что
во время отложения пород не было речных русел. Указание на сильное
развитие косой слоистости - признака переменных речных потоков,
сделанное американцами, нами не подтвердилось. Следовательно, в первое
посещение Оши американская экспедиция собрала все то, что было вымыто
за тысячи лет. Остатки же, погребенные и рассеянные в огромных массах
песчаников и глин, найти было мало шансов.
местонахождение, при каких условиях и в какое время. Невероятные формы
размывов со всех сторон обступали меня. Надменно выпятили красные
груди утесы, сверху прикрытые броневыми плитами базальта цвета железа,
словно вожди сказочных индейцев. У подножия обрывов - поразительный
хаос камня - конкреций темно-коричневого песчаника. Шары, колеса,
валы, колбасы, трубы, какие-то окорока - все темное и мертвое валялось
на низких буграх. Выше камень делался светлее - красный, желтый,
светло-серый. Его очертания на крутых стенах и выступах принимали
облик живого: страшные рожи, птицы, звери хмуро глядели с высоты на
карабкающегося по дну ущелья человека. Особенно поразителен был уступ
на восточном конце Центрального останца, высоко над дном котловины.
Низкая каменная скамья образовала полукруг, и на концах его стояли два
четырехметровых каменных идола: правый (северный) - с грозно
нахмуренным лбом, левый (южный) - с недоброй гримасой искривленного
рта. Человеческое подобие этих фигур выветривания было просто
поразительным. Еще более удивительна их "установка" на местности -
настоящее древнее жертвенное место.
сантиметров высоты, в профиль очень похожую на задорную старушонку.
Ниже ущелий Центрального останца ветвились менее крутые овраги,
разделенные широкими и плоскими промежутками. Поверхность этих
маленьких плато, равно как и дно ущелий, была завалена правильными
шарами темного песчаника размером в среднем с человеческую голову.
Почерневшие от пустынного загара шары удивительно походили на пушечные
ядра, и местность напоминала поле необычайно жестокого старинного
сражения.
обход восточной части впадины. На вершине горы Оши-нуру мы воздвигли
обо, заложили в него обычную коробку с запиской об экспедиции и
приступили к исследованию восточной системы обрывов и ущелий. Склон
впадины спадал двумя гигантскими ступенями по сто метров высоты.
Второй уступ образовали базальты. По их плитообразной поверхности
змеились жуткие пропасти - обрывистые каньоны по пятьдесят - семьдесят
метров в глубину. Верхний слой - черные и темно-коричневые отвесные
базальтовые скалы, в трещинах которых пестрели яркие пучки синих
цветов. Внизу валялись гигантские кубические глыбы базальтов.
раскалившись на солнце, дышали невыносимым жаром. Отсюда мы пробрались
в ущелье глинистых пород с более пологими, но удивительно ровными и
гладкими стенами. Серые породы казались откосами туго натянутой замши,
красные - завесами бархата. Под ними вилась желтая лента русла,
усеянная кустиками крупных оранжевых, синих и белых цветов. По ущелью
струился их сильный аромат, особенно от оранжевых, которые носят у
монголов замечательно поэтическое название - алтан дзула (золотая
свеча). Они издавали запах лилии, но во много раз более сильный и
пряный.
казалось, сгущалась. Песок с кустиками колючки хрустел под ногами,
уступчиво оседая и замедляя шаг. Мы по очереди несли тяжелую кость
огромного динозавра - зауропода, найденную в верхней серой толще. Но
это были последние трудности. Исследование местонахождения
закончилось, и непригодность его для раскопок сделалась очевидной.
Отложения нижнемеловой эпохи, встреченные на Оши, чрезвычайно
напоминали такие же отложения гор Хара-Хутул в Восточной Гоби. Те же
базальты, серая и надбазальтовая глинистая толща, множество конкреций
песчаника в подбазальтовых слоях. Но Хара-Хутул был очень богат
остатками растений и костями разнообразных динозавров. Там, как это
уже говорилось, пролегало большое русло, и сохранившиеся вертикальные
пни болотных кипарисов указывали на близость затопленного низменного
берега, находившегося в километре от костеносного русла.
берега. Вода, сносившая остатки динозавров и растений, из береговой
области сюда не дошла. Только редкие трупы маленьких попугаеклювых
динозавров заплывали сюда да еще попадали отдельные кости зауроподов -
гигантских обитателей морских прибрежий.
в Оши не было могучих рек, подводные русла которых заходили в море
далеко от берега и приносили множество остатков обитателей суши.
впадины, постепенно взбираясь с холма на холм. Насколько легок был
спуск, настолько труден оказался под(r)ем. С края котловины я еще раз
окинул ее взглядом, проверяя направление сбросов, образовавших
первоначально почти квадратную впадину, причудливо размытую затем
временными потоками. Скоро мы вернулись к месту отворота, повернули
направо, на запад, и, проехав двадцать пять километров, забрались на
перевал между двумя невысокими горами. Опять небесно-голубой щебень
известняка расстелился перед нами по наклонной равнине, спускавшейся к
речке Хунгуй-гол ("Безлюдная"). В жаркой впадине нас облепило
неимоверное количество мельчайшего гнуса - мокреца. Машины стали
оседать и проваливаться в пухлых глинах. Прямо-таки физическая духота
чувствовалась среди этих пухлых глин, когда машину что-то хватало за
задний мост, тянуло и осаживало назад. Трудно передать тревогу, с
которой озираешься вокруг в поисках твердой почвы!
узнали, что автомобильный след, приведший нас в котловину, не
принадлежал нашим машинам. Местность оказалась из(r)езженной машинами
другой экспедиции, покрышки у которых, к несчастью, не отличались от
наших. Я сфотографировал группу очень симпатичных мальчишек,
выстроившихся передо мной верхом, наподобие трех богатырей Васнецова.
Только вместо копий в руках у "богатырей" были укрюки - длинные палки
с веревочными петлями на концах, употреблявшиеся для ловли лошадей.
прямо на Бага-Богдо - наш очередной маяк. По твердой почве машины
пошли быстро, и огромная Бага-Богдо росла перед нами с каждым часом. А
справа, с севера, приближалась гигантская заросль дериса, совершенно
непроходимая для машин. Эта заросшая дерисом котловина неумолимо
отжимала нас на юг, к крутой подошве Бага-Богдо. На речке Хонгорингол
("Низинная речка") мы остановились на обед и нашли кол с письмом от
Рождественского, который ночевал здесь 28 июля. Оказалось, что в это
время два дня лил дождь. Стало понятно, почему следы наших машин
казались старыми и мы их путали с какими-то чужими.
к северо-западу, на широкую твердую равнину. Теперь маяком стала
красавица Ихэ-Богдо, возвышавшаяся синей стеной далеко на западе.
Гигантская Бага-Богдо протянулась в голубом тумане на юге вдоль всего
нашего пути. Так сменяли друг друга наши голубые маяки. Всего лишь
месяц тому назад мы находились по южную сторону этих гор, возвращаясь
из Западного маршрута.
низкое солнце. Лукавая степь с торчащими пучками лука на закате
испещрилась длинными острыми уголками черных теней, а щебень на голых
промежутках стал розовым. Мы долго мчались по этому узорному ковру из
черных клинышков на розовом фоне, пока не пересекли следа наших машин,
шедшего на север, и тут остановились на ночлег.
лагерь отряда Рождественского у родника Лу ("Дракон"). Здесь стояло
обо с бутылочкой и стрелой, указывавшей вверх по широкому руслу
Хзандагол ("Сандаловая речка"). К северу местность все время
поднималась, и я тревожно думал о том, как добрались к цели машины
Орокнурского отряда при крайне ограниченном запасе масла.
навстречу вылетел "Козел". Завизжали тормоза, радостные вопли
приветствовали наше прибытие. Тут же мы стали вручать почту Орлову,
Рождественскому и Эглону, которые оказались в машине. Александров,
водитель "Козла", отошел от меня с разочарованным видом, но тут же был
утешен Прониным, видимо, посвященным в улан-баторские секреты нашего
Ивана Михайловича. Секреты эти, впрочем, знали все, но старались не
смущать Александрова.
схватил их, распечатал одну, прочитал другую, и тут лицо его
вытянулось. Просмотрев текст еще раз, Орлов отдал мне обе телеграммы,
Курылев Олег
Орлов Алекс
Корнев Павел
Елманов Валерий
Херберт Фрэнк
Махров Алексей