стороны реки еще один сундук подплывает... - Шульгин замолчал, закашлялся,
начал прикуривать дрожащими руками.
Ларисой стали бегом собирать хоть что-то: видеокассеты, фотографии, записи
наши; слышим - Сашка уже стреляет...
Хоть придержу чуток, думаю. Тут они как дадут лучом. Крышу сразу снесло,
как меня бревнами не поубивало, не знаю. Я вниз, к воротам, как рубану с
рук, от пояса! В одного попал. Ты знаешь, словно в мыльный пузырь! Хлоп -
и ничего нету... Они прицел не успели снизить, вторым залпом полдома
снесло. Стою на карачках, а надо мной бревна порхают... Вижу, труба дело.
Заскочил на веранду, а дальше не могу. Ноги отнялись. Хорошо, Олег меня за
ворот втащил в подвал...
"окно" просунул, Лариса с той стороны помогла. И вижу - перекрытия
бетонные надо мною поднимаются. Медленно так, словно крышка гроба у
панночки... - Он передернул плечами. - Лариска кричит от страха.
не повторю... Олег схватил блок управления, прижал к животу, как регбист,
и - на нашу сторону. Я успел увидеть, как потолок рухнул - и все. Кабель
перерубило, "окно" исчезло. А мы стоим в каком-то коридоре. Осмотрелись,
ощупали друг друга, руки-ноги целы, и пошли вас искать...
космонавтов. Они выглядели по меньшей мере ошарашенными. Двух дней на
Валгалле и трех в Замке (а здесь прошло именно лишь три дня, пока длилась
эпопея на Валгалле) им явно не хватило, чтобы полностью адаптироваться к
иному времени и образу жизни.
выяснил для себя некоторые мелкие подробности.
ты... Знал, что так и будет?
открыли? Или все же вы сами додумались? Но кое-какие соображения имелись,
не скрою. Почему я от вас ушел? Вот как раз поэтому. Если ребят в плену
сейчас на детекторах крутят, память им зондируют, они про меня ничего,
кроме того, что был такой, сказать и вспомнить не смогут. А сейчас только
мы с Антоном помочь сможем.
мне с Антоном твоим повидаться, сказать, что я о нем думаю...
широкоплечий парень лет тридцати, в безукоризненном светлом костюме при
галстуке в тонкую красную полоску, похожий на американца с рекламного
плаката сигарет "Лорд".
рассматривая, как восковую куклу в музее Тюссо. - Хорош... - И неожиданно
для всех сделал резкое движение рукой.
Шульгина. - Хоть ты и ниндзя, как я слышал, реакция у меня лучше.
Дальнейшего не уловил никто. Словно черная молния блеснула перед глазами,
и Антон, отлетев метра на три, рухнул навзничь, разбросав руки.
выпрямился во весь рост. Губы у него были в крови.
Альба, с восторгом глядя на Шульгина, который суженными в щелочки глазами
следил за Антоном.
снова улыбнулся.
Спустил пар? Тогда пойдем. Пора поговорить серьезно.
то уже раннее утро, а если до сих пор не ложился - то, пожалуй, еще ночь.
"Час быка", называл такое время Ефремов. Об этом диалектическом переходе
еще и Прутков писал: "Желающий трапезовать слишком поздно рискует
трапезовать рано поутру".
осенней печалью, и единственное в жизни утешение, что в отличие от прочих
нормальных граждан мне не нужно в мутных рассветных сумерках продирать
глаза и, проклиная судьбу и горсовет, ждать троллейбуса на остановке,
насквозь простреливаемой струями ледяного дождя. Напротив, в самый для
трудящихся отвратительный час я с полным правом задерну шторы, укутаюсь
пледом, как шотландский лорд, и буду спать, сколько пожелаю.
чудес природы?
было накануне нашей, не скрою, страшной битвы. Страшной не только и не
столько обычным в бою страхом смерти, а своей ирреальностью. Ничего
подобного мы не испытывали раньше - ни на Земле, когда работали с Иркиными
"приятелями", ни здесь...
дымом, вымотанные до последней крайности, сидели на свернутых чехлах на
полу боевого отделения и разговаривали. И что удивительно, не о войне, а
на самые нейтральные темы.
для подстраховки. Чувствовал он себя так, словно его долго ногами били,
потому и остался без особых протестов.
что-то настолько нездешнее, гораздо более нечеловеческое, чем все ранее
виденное. Вчера, в горячке боя, мы этого не заметили, а сейчас сразу в
глаза бросилось. Бронеходы разбитые прямо кричали, что они из мира, ничего
общего с человеческими понятиями не имеющего. В них не было ни одной
линии, ни одной плоскости, согласующейся с нашей геометрией. Как бы это
поточнее описать - ну, если представить себе рисунок, выполненный сразу и
в прямой и в обратной перспективе. Как будто видишь сразу то, что
одновременно видеть никак невозможно. Как будто у прямоугольника все
четыре угла - тупые. Но все это настолько неуловимо, что понять, в чем
фокус - невозможно.
не должно. Так только Морис Эшер рисует.
Никаких ракообразных не обнаружили. Неракообразных тоже. А содержимое
бронеходов больше всего напоминало внутренности ламповой ЭВМ пятидесятых
годов, как я ее себе представляю, если ее долго, сладострастно крушить
ломом. Еще там были такие как бы струны или стеклянные световоды, и ничего
больше. Как эти штуки ездили, чем или кем управлялись, где у них двигатели
и где оружие - полный туман.
никчемной информации и мало-помалу прониклись комплексом неполноценности
пополам с унылой злостью. Решили перекурить.
Возьми самого признанного титана мысли, хоть Ломоносова, и покажи ему
Р-16, сбитый зенитной ракетой. Много ли он там сообразит? А разница всего
две сотни лет, и техника земная.
нашем месте давно бы в футурошок впали...
помещики реагировали.
Островский обрисовал! А те самые купцы, имей в виду, и Калифорнию с
Аляской завоевывали, и Афанасий Никитин тоже купец, сам знаешь, куда
ходил. Не нужно зря на людей клепать.
галактического населения еще и не то видели, а мы из своего захолустья
попали в чуть более населенные места и уже вообразили, что достигли вершин
немыслимого. А все это, быть может, просто невинная игра в крысу, как
говаривал тот же Остап Ибрагимович, по другому, впрочем, поводу...
действительность как невероятность. Что есть, то и есть. Достаточно того,
что мы сознаем уникальность текущего момента в рамках нашего опыта и
стараемся соответствовать.
произошло то самое, что окончательно уводит сюжет моего повествования за
всякие пределы соцреализма в его ждановской трактовке (ну, помните: "...не
о том, что есть, а о том, что должно быть").
одну из секунд нашего перекура я перестал осознавать себя как личность. Но
даже в таком бессознательном состоянии мне было очень, пардон, хреново.
Как если бы... ну скажем, броситься с гранатой под гусеницы танка, граната
не взрывается, и тебя долго и больно гусеницы перемешивают с грунтом. А
Белоусов Валерий
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Белогорский Евгений
Роллинс Джеймс