дополнительным ускорением. Возможно, так оно и было. Неплохо для реального
десанта... но как Геометры гасят энергию падения? Двигатели? Парашюты?
Крыло? Моральная стойкость?
пилотов. Летчик, упавший на снежный склон, летчик, упавший на вспаханное
поле, летчик упавший в стог сена...
энергичным.
потерявший сознание от холода и удушья. И снежная целина подо мной была так
же рада встрече, как сейчас -- Родина Геометров.
Удар -- но легкий, едва ощутимый. И сразу же свет. Мягкая оболочка исчезла,
лопнула. Я упал лицом в снег. В воздухе кружились, оседая, крошечные
клочки.
двухкилометровой высоты? Нет, конечно. Невозможно. Помогло бы не больше,
чем гидравлический затвор героям Жюля Верна, отправившимся из пушки на
Луну. А кресло ухитрилось поглотить всю энергию падения... Какие-то поля.
Амортизационный кокон.
чистое небо... Я встал, стряхнул с головы обрывок тонкой невесомой ткани.
Сказал -- голос донесся из невообразимой дали:
или нет заметить мое падение?
процедура предназначена для скрытого проникновения на чужые планеты -- то
вполне вероятно.
придется.
попробовать вторично угнать скаут...
быть,-- бережно зарыть его на невообразимом Поле Чудес. И идти сдаваться.
затаился.
живете, и вас голыми руками не взять. А Землю никто не защитит. Кроме
меня -- никто.
трудно спорить с живыми.
спешила погоня.
Куалькуа, я смогу пролежать под снегом до темноты? Обеспечишь тепло?
никаких следов, кроме вмятины под ногами, где спасший меня амортизационный
кокон коснулся земли. Опустившись на колени, я стал зарываться в сухой,
рассыпчатый снег. Глубже... до самой земли. Не знаю, как это выглядело со
стороны, но все лучше, чем торчать на чистой белизне.
сердце -- так, что, пожалуй, не уснешь, и кожа горела. Симбионт не стал
отращивать на мне шерсть, чего я втайне опасался, а просто увеличил
кровоток. Ну и, похоже, усилил выделение тепла. Вот она, лучшая диета,
лежать в снегу. К вечеру сожгу килограмма три собственной плоти...
видения. В них меня заставляли куда-то идти и что-то делать. Мир был
искаженным, замкнутым, похожим на цепь холодных, низких пещер. Я бродил по
ним, не находя выхода, мучаясь от собственного бессилия, а время -- скупо
отведенное мне время, истекало. Потом я просыпался, шевелился в подтаявшей
снежной пещерке, поднимал лицо с ладоней. Одна ладонь пульсировала алым,
Зерно светило сквозь кожу. Я выглядывал из снега, чувствуя себя страусом,
надежно зарывшим голову в песок.
почему бы и нет, кстати? После случившегося, когда обнаружили смерть
Наставника Пера -- вполне могли всех эвакуировать. То-то будет
радости -- наткнуться на следственную группу из суровых регрессоров...
Наверное, скаут уже сбили. Удастся ли Геометром дознаться, что в кабине не
было пилота? Не станут ли они прочесывать всю трассу полета, они же знают о
возможности "десантирования"? Столько вопросов, и никаких ответов. Я
говорил сам с собой, звал Ника Римера, прячущегося в моей душе, задавал
куалькуа бесцельные вопросы. Но от себя я не мог услышать ничего нового,
Ример молчал, а куалькуа отделывался односложными ответами, словно и его
что-то терзало. Иногда мне казалось, что все произошедшее, Маша и Данилов,
оказавшиеся сотрудниками ФСБ, Тень, объединившая полмиллиона планет, дед,
умерший и получивший новое, молодое тело -- это все сон. Болезненный
бред... а на самом деле я бежал из концлагеря Геометров и теперь замерзаю в
снегах. Может быть, и Петра Хрумова никакого нет и не было, а
я -- сумасшедший регрессор Ник Ример, поднявший руку на своего Наставника и
наказанный по заслугам...
реальнее заледеневшей снежной корки вокруг меня, реальнее красной от
прилива крови ладони, на которой лежало. Зерно -- вот главное, а я... а я
лишь ходячий придаток, что принес его в этот мир.
что багровый диск Матушки заползает за горизонт. Солнце тоже было Зерном,
могучим и безучастным, и оно тоже разгоняло обморочный морок.
отпустите меня...
Ример, и даже не понимал, хочет ли он еще этого. Не зря же исчез. О чем бы
он ни мечтал, какие бы стихи ни сочинял в одиночестве, но он -- плоть от
плоти этого мира. Он был вправе отдать ему Врата. Он был вправе вернуть их
мне. Только Ример мог решить, чья родина войдет в Тень.
же свободен, как корабли Геометров. Такая же марионетка, как мальчик Дари.
Так же счастлив, как Ник Ример. Пусть все кончится.
даром. Но уже стемнело, и начинался снегопад... надо было идти. Что бы ни
ждало впереди.
Конечно, если Геометры поняли, как чужак проник в интернат, то водовод
перекрыт или напичкан аппаратурой слежения... уже подойдя к прозрачному
куполу, я остановился, размышляя.
неделю назад. Вечность.
сугроб, каждый миг ожидая щелканья капкана или вспышки парализующего луча.
Нет, ничего. Дверка, ручка. Я потянул, услышал гул несущегося потока. Ну
вот, повторим историю как фарс.
они не поддались. Возможно, в образе Наставника Пера я сумел бы их открыть,
но Пер мертв. Наверняка отпечатки его пальцев уже выведены из памяти
замков.
старый друг -- теплом и приятельскими похлопываниями. Меня потащило по
узкому туннелю. Ну! Неужели вы такие беззаботные, Геометры?
гулом обмывала меня, уносясь дальше по водоводу. Я лежал, озираясь. Никого
нет. Да в чем же дело?
Наставник Пер решил покинуть интернат -- это было глубоко выстраданным и
абсолютно личным решением. Вернется и объяснит. Правда, меня видела
Катти... причем видела и в обличии Ника Римера, и в облике Пера, и в моем
собственном. Неужели ей не поверили? Неужели она не рассказала о
случившемся?
корабль, уверяя, что внутри -- регрессор Ник Ример. А ведь всем известно,
что регрессор Ример погиб, находясь на лечении.
Апатия и безразличие проходили, смывались холодным душем.
Суворов Виктор
Володихин Дмитрий
Майер Стефани
Никитин Юрий
Березин Федор