один в арьергарде шел, потому что вы все со страху обдристались, думаете,
мне сладко было? Выскочит из пыли, отхватит ползадницы, и нет его... Вот
так-то, голубчики, сволочи мои дорогие, не вам одним тяжело, у меня тоже
от жажды внутри все потрескалось...
завтра и дай команду - птичкой полетим, через месяц будем дома, бросишь
Гейгеру под ноги свои высокие полномочия и скажешь: ну тебя, брат, на хер,
сам иди, если тебе так приспичило экспансию разводить, если у тебя,
понимаешь, в одном месте свербеж... Да нет, собственно, почему обязательно
со скандалом? Как-никак, а прошли восемьсот километров, карту сделали,
архивов раздобыли десять ящиков - мало, что ли? Ну нет там ничего дальше!
Сколько же можно еще ноги мозолить? Это ведь не Земля, не шар! Антигорода
никакого, конечно, нет, это совершенно теперь ясно - никто здесь о нем и
слыхом не слыхивал... В общем, оправдания найдутся. Оправдания... То-то и
оно, что оправдания!
было тебе идти до конца. Так? Так. Теперь: дальше идти можешь? Могу.
Жратва есть, горючее есть, оружие в порядке... Люди, конечно, измотались,
но все целы-невредимы... Да и не так уж измотались, в конце концов, коли
Мымру по вечерам валяют... Нет, брат, не сходятся у тебя концы с концами.
Дерьмовый ты начальник, скажет тебе Гейгер, ошибся я в тебе! А тут еще ему
Кехада - в одно ухо, Пермяк - в другое, а там уже и Эллизауэр на
подхвате...
было уже поздно. С ужасом он обнаружил, что для него, оказывается, отнюдь
немаловажную роль играет его положение господина советника и что ему
крайне не нравится думать о том, что положение это может вдруг измениться.
без этого положения? Пожалуйста! Пусть господин Кехада садится на мое
место, а я сяду - на его. Дело от этого пострадает, что ли?.. Господи,
подумал он вдруг. Да какое, собственно, дело-то? Что ты несешь, милый? Ты
ведь уже теперь не маленький - о судьбах мира заботиться... Судьбы мира,
знаешь ли, и без тебя обойдутся, и без Гейгера... Каждый должен делать
свое дело на своем посту? Пожалуйста, не возражаю. Готов делать свое дело
на своем посту. На своем. На этом самом. На посту власть имущего. Вот
так-то, господин советник!.. А какого черта? Почему бывший унтер-офицер
битой армии имеет право властвовать над миллионным городом, а я - без пяти
минут кандидат наук, человек с высшим образованием, комсомолец - не имею
права властвовать над отделом науки? Что же это - у меня хуже выходит, чем
у него? В чем дело?..
тот, кто имеет власть. А еще точнее, если угодно, - право на власть имеет
тот, кто эту власть осуществляет. Умеешь подчинять - имеешь право на
власть. Не умеешь - извини!..
потому вы у меня пойдете, что я сам рвусь, как этот павиан бородатый, в
неизведанные дали, а потому вы у меня пойдете, что я вам прикажу идти. А
прикажу я вам идти, сукины вы дети, разгильдяи, ландскнехты дрисливые, не
из чувства долга перед Городом или, упаси бог, перед Гейгером, а потому,
что у меня есть власть, и эту власть я должен постоянно подтверждать - и
перед вами, паскудниками, подтверждать, и перед собой. И перед Гейгером...
Перед вами - потому что иначе вы меня сожрете. Перед Гейгером - потому что
иначе он меня выгонит и будет прав. А перед собой... Это, знаете ли,
королям и всяким там монархам была в свое время лафа. Власть у них была от
бога, лично, без власти ни они сами себя не представляли, ни ихние
подданные. Да и то, между прочим, зевать им не приходилось. А мы,
маленькие люди, в бога не верим. Нас на трон мирром не мазали. Мы должны
сами о себе позаботиться... У нас, знаете ли, так: кто смел, тот и съел.
Самозванцев нам не надо - командовать буду я. Не ты, не он, не они и не
оне. Я. Армия меня поддержит...
перевернулся на другой бок, а руку для удобства засунул под подушку, где
было попрохладней. Пальцы его наткнулись на пистолет.
господин советник? Это же - стрелять придется! Не в воображении своем
стрелять ("Рядовой Хнойпек, выйти из строя!.."), не онанизмом умственным
заниматься, а вот так - взять и выпалить живому человеку, может быть,
безоружному, может быть, даже ничего не подозревающему, может быть, и не
виноватому, в конце концов... да плевать на все это! - ЖИВОМУ человеку - в
живот, в мягкое, в кишки... Нет, этого я не умею. Этого я никогда не делал
и, ей-богу, не представляю... На триста сороковом километре я, конечно,
тоже палил, как и все, со страху просто, ничего же не понимал... Но там я
никого не видел, и там в меня, черт побери, тоже стреляли!..
опять же... А если они все-таки не пойдут? Я им прикажу, а они мне
ответят: шел бы ты на хер, братец, сам иди, если у тебя в одном месте
свербеж...
жратвы выделить на обратную дорогу, поломанный трактор пусть чинят...
Идите, мол, без вас обойдемся. Как бы это было роскошно - разом
освободиться от дерьма!.. Впрочем, он сразу представил себе лицо
полковника при таком предложении. М-да, полковник этого не поймет. Не та
порода. Он как раз из этих... из монархов. Ему мысль о возможном
неподчинении просто в голову не приходит. И уж во всяком случае, мучиться
над всеми этими проблемами он не станет... Военно-аристократическая
косточка. Ему хорошо - у него и отец был полковник, и дед был полковник, и
прадед был полковник - вон какую империю отгрохали, то-то, небось, народу
перебили... Вот он пусть и расстреливает, в случае чего. В конце концов,
это его люди. Я в его дела вмешиваться не намерен... Ч-черт, надоело мне
это все! Интеллигентщина распротухлая, развел гнидник под черепушкой!..
Должны идти, и все! Я выполняю приказ, и вы извольте выполнять. Меня не
приласкают, если нарушу, и вам тоже, черт вас дери, не поздоровится! И
все. И к черту. Лучше о бабах думать, чем об этой ерунде. Тоже мне -
философия власти...
представил себе Сельму. В этом ее сиреневом пеньюаре - как она наклоняется
перед постелью и ставит на столик поднос с кофе... Он подробно представил
себе, как все это было бы с Сельмой, а потом вдруг - уже без всякой натуги
- очутился на службе в своем кабинете, где обнаружил в большом кресле
Амалию с юбчонкой, закатанной до подмышек... Тогда он понял, что дело
зашло слишком далеко.
врезался в задницу, и некоторое время сидел, таращась в слабо освещенный
рассеянным светом прямоугольник окна. Потом он посмотрел на часы. Было уже
больше двенадцати. А вот встану сейчас, подумал он. Спущусь на первый
этаж... Где она там дрыхнет - на кухне, что ли? Раньше эта мысль всегда
вызывала у него здоровое отвращение. Сейчас этого не получалось. Он
представил себе голые грязные ноги Мымры, но не задержался на них, а пошел
выше... Ему вдруг стало интересно, а какая она голая. В конце концов, баба
есть баба...
тьме. Только белки поблескивают.
был пронзительный, отчаянный, словно он звал на помощь.
огромный мерно ударял огромной кувалдой по крошащемуся камню.
нечеловеческим голосом и принялся стрелять.
билось оранжевое пламя выстрелов. В огненных отсветах выше по улице
чернело что-то громоздкое, неподвижное, непонятных очертаний, и из него
вылетали и рассыпались снопы зеленоватых искр. Андрей ничего не успел
понять. Обойма у часового кончилась, на мгновение наступила тишина, потом
он там в темноте снова дико завизжал - совсем как лошадь, - забухал
ботинками и вдруг оказался в круге света под самым окном - влетел,
завертелся на одном месте, размахивая пустым автоматом, затем, не
переставая визжать, бросился к трактору, забился в черную тень под
гусеницу и все дергал, дергал из-за пояса запасную обойму, и никак не мог
выдернуть... И тогда снова послышались хрусткие удары кувалды о камень:
бумм-бумм-бумм...
шнурками выскочил с пистолетом в руке на улицу, там уже было полно народу.
Сержант Фогель ревел быком:
трактор, за кабину! Наблюдать, приготовиться вести огонь!.. Живее! Дохлые
свиньи!.. Василенко! Налево! Залечь, вести... Налево, раздолбай
славянский! Залечь, вести наблюдение!.. Палотти! Куда, макаронник!..
силой ударил его башмаком в зад и швырнул к трактору.
на ногах, абсолютно ничего не соображая, борясь с нестерпимым желанием
заорать что-то бессмысленное. Он прижался к стене и, выставив перед собой
пистолет, затравленно озирался. Почему они все бегут туда? А вдруг те
нападут сзади? Или с крыши? Или из дома напротив?..
Лукин Евгений
Андреев Николай
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Шилова Юлия