удачно переданная и завершенная образным выражением, душа ее устремля-
лась к ней, она повторяла ее словно музыкальную фразу, и мысль, даже са-
мая сложная, освещала ее, словно божественный луч. Она жила этой идеей,
сообразовывалась с нею во всех своих переживаниях, черпала в ней подлин-
ную силу, запоминала на всю жизнь. И эта идея не являлась для нее пустым
изречением, она становилась правилом поведения, оружием в борьбе. К чему
было анализировать и изучать книгу в тот самый миг, как она ее просмот-
рела? Ведь эта книга целиком запечатлелась в ее сердце, как только им
завладело произведенное впечатление. Судьба не повелевала Консуэло идти
дальше. Она не собиралась постичь своим умом все глубины философии. Она
ощущала жар тайных откровений, доступных лишь поэтическим душам, если
они исполнены любви. Вот так читала она несколько дней подряд, почти ни-
чего не читая. Ей не удалось бы передать кому-нибудь содержание этих
книг, но многие страницы, где, быть может, она прочитала лишь по одной
строчке, были окроплены ее слезами, и нередко, подбегая к клавесину, она
импровизировала мелодии, нежность и величие которых являлись жгучим и
непроизвольным выражением ее благородных чувств.
донесениями Маттеуса. Она дала себе слово не задавать ему впредь никаких
вопросов. Быть может, он и сам получил выговор за свою нескромность, но
только теперь он сделался столь же молчалив, сколь многословен был в
первые дни. Малиновка продолжала каждое утро прилетать к Консуэло, одна-
ко Готлиб уже не появлялся вдалеке. Казалось, это маленькое созданьице
(Консуэло готова была поверить, что оно заколдовано) назначило себе оп-
ределенные часы, чтобы являться и веселить ее своим присутствием, а по-
том ровно в полдень возвращаться ко второму своему другу. В сущности,
тут не было ничего чудесного. У живых тварей, живущих на воле, существу-
ют свои привычки, и они проводят свой день еще более умно и предусмотри-
тельно, чем домашние животные. Как-то утром Консуэло заметила, что птич-
ка летит не так грациозно, как обычно. Она казалась рассерженной и недо-
вольной. Вместо того чтобы подлететь и взять корм из ее пальцев, мали-
новка начала коготками и клювом сбрасывать с себя какие-то путы. Консуэ-
ло подошла ближе и увидела черную нитку, свисавшую с ее крыла. Быть мо-
жет, бедняжка попала в силок и, вырвавшись из него благодаря ловкости и
смелости, унесла с собой часть своих оков? Консуэло без труда взяла
птичку в руки, но ей оказалось нелегко освободить ее от шелковой нитки,
искусно завязанной у нее на спинке и поддерживавшей под левым крылом
крошечный, очень тоненький мешочек. В мешочке оказалась записка, напи-
санная едва различимыми буквами, а бумага была до того тонка, что, каза-
лось, вотвот рассыплется от ее дыхания. С первых же слов Консуэло поня-
ла, что это было послание от дорогого ее сердцу незнакомца. В записке
было всего несколько слов:
страсти, мне поручили выполнить одно доброе дело. Но ничто, даже возмож-
ность творить милосердие, не может рассеять мою душу, где царишь ты. Я
выполнил поручение быстрее, чем это считали возможным. Я вернулся и люб-
лю тебя больше прежнего. Но, по-видимому, небо проясняется. Не знаю, что
произошло между тобой и ними, но они стали ко мне более снисходительны и
теперь считают мою любовь уже не преступлением, а лишь несчастьем - для
меня самого. Несчастьем! О, они не любят! Они не знают, что я не могу
быть несчастен, если ты любишь меня, а ведь ты любишь, не правда ли?
Скажи это малиновке из Шпандау. Это она. Я привез ее, спрятав на своей
груди. Пусть же она отплатит мне за заботы и принесет от тебя хоть одно
слово. Верный Готлиб передаст мне записку, не читая".
Консуэло страстно захотелось ответить, и надо сознаться, что боязнь рас-
сердить Невидимых, нежелание нарушить свое слово не так уж сильно удер-
живали ее. Но мысль о том, что записка может быть обнаружена и явится
причиной нового изгнания рыцаря, придала ей мужества. Она отпустила ма-
линовку, не отправив с ней никакого ответа, но пролила немало слез, во-
ображая, с какой горечью и разочарованием встретит возлюбленный эту жес-
токость.
пение не могли утишить беспокойство, бушевавшее в ее груди с той минуты,
как она узнала, что рыцарь находится где-то рядом. Она не могла запре-
тить себе надеяться, что он нарушит запрет за них обоих и что вечером
она увидит его в цветущих кустах. Но ей не хотелось побуждать его к это-
му, показываясь в саду, и весь вечер она провела взаперти, всматриваясь
в щели жалюзи, трепеща от страха и от желания его увидеть и все-таки ре-
шившись не отвечать на его зов. Он не пришел, и она так удивилась и
огорчилась, словно твердо рассчитывала на его безрассудство, хоть и ста-
ла бы бранить его за это, хоть оно снова разбудило бы все ее тревоги.
Все незаметные и тайные драмы жгучих юных увлечений разыгрались за нес-
колько часов в ее душе. То была новая фаза ее жизни, новые, дотоле не
изведанные ощущения. Ей часто приходилось поджидать Андзолето вечером на
набережных Венеции или на каменных ступеньках Корте-Минелли, но она жда-
ла его, повторяя утренний урок или читая молитвы, без нетерпения, без
страха, без трепета и без тревоги. Эта детская любовь еще так походила
на дружбу, в ней не было ничего общего с той, какую она испытывала сей-
час к Ливерани. На следующее утро она с волнением ждала малиновку, но та
не прилетела. Не схватили ли ее по дороге строгие аргусы? Или неприятное
ощущение от шелкового пояска и слишком тяжелой ноши помешало ей вылететь
из дому? Но ведь птичка так умна, что, наверное, вспомнила бы, как Кон-
суэло освободила ее накануне от этого груза, и явилась бы к ней снова,
чтобы попросить о такой же услуге.
больших несчастьях, не плакавшая даже и во время пребывания в Шпандау,
она чувствовала себя сломленной и изнуренной страданиями своей любви и
тщетно искала в себе ту силу, которая поддерживала ее прежде во время
всех испытаний.
вдруг две черные фигуры появились на пороге музыкального салона, хотя
она и не слышала на лестнице их шагов. При виде этих призраков у нее
вырвался испуганный возглас, но один из них произнес более мягким голо-
сом, чем в первый раз:
лянись также, что, если повязка упадет или сдвинется, ты закроешь глаза
и откроешь их лишь тогда, когда мы тебе позволим.
ли остановиться, незнакомый голос произнес:
не будет иного стража, кроме твоего слова.
лампой, висевшей на крюке посередине. Единственный судья в красной ман-
тии и синевато-белой маске сидел на старинном кресле у стола. Он был
согбен годами, несколько седых прядей виднелись из-под капюшона. Голос у
него был надтреснутый и дрожащий. Вид старости сразу изменил чувства
Консуэло, и страх, невольно охвативший ее при встрече с Невидимым, тот-
час же перешел в почтительное уважение.
на скамеечку в некотором отдалении. - Перед тобой тот, кто явится твоим
исповедником. Я старейший из членов совета, и спокойствие всей моей жиз-
ни сделало мой ум не менее целомудренно чистым, чем ум чистейшего като-
лического пастыря. Я не лгу. Но если ты все-таки хочешь отвергнуть меня,
ты свободна.
повлечет за собой исповедь другого лица.
учителю проступок товарища, но сын спешит осведомить отца о проступке
своего брата, ибо ему известно, что отец пресекает и исправляет, не ка-
рая. Во всяком случае, таковы должны быть правила семьи. Ты здесь в лоне
семьи, ищущей пути к идеалу. Доверяешь ли ты ей?
человека, был задан с такой кротостью, а звук его голоса был так мягок,
что Консуэло, внезапно увлеченная и расстроганная, без колебаний ответи-
ла:
впервые, ты произнесла слова, которые мы обдумали и взвесили. Ты сказа-
ла: "Для женщины - это страшная нравственная пытка - исповедоваться в
присутствии восьмерых мужчин". Твоя стыдливость принята во внимание. Ты
будешь исповедоваться только передо мной, и я не выдам твоих тайн. Мне
дано нераздельное право - хоть я и не занимаю в совете какого-либо иск-
лючительного положения - быть твоим наставником в одном деле весьма ще-
котливого свойства, имеющем лишь косвенную связь с твоим посвящением.
Готова ли ты отвечать мне без замешательства? Откроешь ли передо мной
свое сердце?
твое прошлое не принадлежит нам. Но тебя предупредили - ты должна очис-
тить душу с той минуты, которая отметила начало твоего приобщения к нам.
Тебе следовало подумать о трудностях и последствиях этого приобщения, но
об этом ты отдашь отчет не мне одному. У нас с тобой будет разговор о
другом. Отвечай же.