Но, точно почуяв или догадав нечто, Калита в сумраке опочивальни открыл
глаза и, зацепив ухом смутное шевеление где-то там, за стенами, стараясь
не разбудить жены, приподнялся на локте. Слуга, чумной со сна, вскочил и
побежал босиком, на цыпочках, вызнать, в чем дело. Вскоре великий князь, в
накинутом сверх белья ордынском стеганом халате, уже сидел за налоем и
читал при свете единственной свечи измятую грамоту, из коей явствовало,
что Гедимин, вечный соперник, нависший над западными границами Руси, тяжко
занемог, оставляет Вильну младшему, Евнутию, и стол литовский намереваются
делить сейчас его многочисленные сыновья.
Наримонта-Глеба на литовский стол, а там, глядишь... И с Новгорода теперь
мочно спросить... Сна - как не бывало. Ум работал с лихорадочной
быстротой. Как ни повернет в Литве (да и Гедимин еще не умер!), пока они
там не урядят, не вступят ни во что. Сейчас, именно сейчас надо торопить
смоленский поход! А с Новым Городом так: послам - ничего не говорить,
отпустить с честью. А вслед - своих послов. Пущай Новгород воротит ему -
запрос царев, вторую дань, вытребованную с него Узбеком! И - не отступать!
Ежели потребует дело - послать рать на Торжок! А гонца наградить! -
подумалось тут же. Награждать за хорошую службу Калита не забывал никогда.
шепотом отдал наказы. Потом спрятал грамоту в окованный железом ларец,
потянулся, почти сладострастным кошачьим движением выгибая спину, задул
свечу и, улыбаясь в темноте, полез в постелю. Ульяна вздрогнула, невесть
чем испуганная. Калита потрепал ее по щеке и, засыпая, подумал, впервые,
кажется, за все эти долгие годы: кто же кого переживет? Он Узбека или
Узбек его?
тревожные. Возлюбленники Александровы сумели-таки напеть в уши Узбеку.
Доверенный боярин писал, что без великого князя или, по крайности, сынов
его никакого дела вершить немочно, понеже доброхоты тверского князя тако
глаголют: вот Александр и сам едет, и сына своего послал, а Иван ни сам не
едет в Орду, ни сына никоторого не шлет, стало быть, лихо мыслит альбо на
Тверь, альбо на самого кесаря ордынского! <Еди сам вборзе али уж сынов
шли! - писал боярин в конце грамоты. - Иначе не вем, како ся и поворотит
тута!>
посольство в Новгород с требованием запроса царева, он не мог. Да и...
нельзя ему быти тамо! Аще убьют Александра при нем - его же и овинят! Аще
без него - возложат хулу на кесаря ордынского. А явить надо было
покорство. Полное. Такое, дабы и Узбек ся удоволил досыти! А значит, надо
было посылать сыновей. Всех троих вместе. <Весь род в руки твои предаю...>
Тогда поверит! А ежели?
руками ордынскую грамоту.
Орду неможно. Без меня все зде порушит. - Помолчав, он прибавил устало: -
Похоти Узбековы! Учнет играть нами, яко кошка мышью. Не хотел я того, а
достоит тебе ехати, сын! С братьями. Всем троим. Яко на суд или на милость
ханскую. Без вас ничто ся не содеет в Орде!
выговорил Калита непривычным для него жалобно-беззащитным голосом. Еще
помолчав и пригорбясь, едва слышно примолвил: - Убьют вас - все брошу и
уйду в монастырь.
строго отмолвил:
Не за тем еду к хану, чтобы пропала Москва и все наше дело изгибло!
глаза ладонью и чуя кожей, сколь, по сути своей, непрочны все его ловчие
петли и хитрые замыслы там, в Орде, и сколь опасен путь, по коему отослал
он ныне детей и наследников своих.
долго, не была так мучительно, так безмерно и столь непереносно тяжела.
насильной смерти и до получения ярлыка на великое княжение владимирское -
вот сколь широко размахивала ему судьба! Вот сколь наразно приходило
гадать и размысливать ныне! Да и свои, из Орды, доносили так и эдак. То
пугали, то ободряли надеждами. Почему бы хану, в конце концов, и не
воротить ему великий стол? Увы, не одного Александра сбивали с толку
Узбековы прихоти!
повода сотворить по воле тверского князя и, наделив великим княжением,
вборзе вместе с сыном отпустит его домой. Знал бы Александр, сколь мало
осталось жизни врагу его, да и самому Узбеку, и что все, что надо было ему
сейчас, - это тянуть-затягивать, как умел тянуть покойный Юрий Московский,
и - кто знает? Не поворотилась бы иначе судьба Твери? Но ни тянуть, ни
ждать Александр не умел и зазывным речам татарина Исторчея поверил потому,
что хотел поверить, хотел скорей кончить, разорвать этот изматывающий круг
неуверенности, призрачных надежд и тайных страхов, и - как тогда, как
когда-то, бросив горожанам роковое <жечь!> и тем обрек свой город на
гибель, а себя на десятилетнее изгнание - так и теперь не выдержал, не
вынес того, что его противник, Иван Калита, вынес бы и выдержал
седьмикратно. Почем знать? Протяни Александр еще, мог бы и сам Узбек
переменить решение, как ни тщательно готовил Калита торжество своей воли в
Орде.
ходившая в черном иноческом одеянии (лишь ею и держался в единой горсти
тверской княжеский дом!), только она почуяла сердцем гибель и пыталась
остеречь сына. Настасья, та в суетах и заботах, в постоянном страхе за
Федю, застрявшего в Сарае, как-то на этот раз не сумела почуять беды,
далась и сама на обман посулов и обещаний ордынских.
навеки. А тогда - вс° впусте, вс° как ветром разнесено. Батюшка с Дмитрием
не за то погинули!
ушло. Меня, такую, на том свети Михаил, твой отец, и не узнает, поди...
Высохла вся, краше в домовину кладут... А только послушай старого сердца
моего, не езди!
быть, то пусть и будет. А только, чаю, и Узбеку прискучила Иванова власть.
Надо ехать в Орду!
живу. И тебя, сын, гляди, по вискам сединою поволочило! Высок ты и статен,
и собою хорош, и воин прямой, а только хитрости мало в тебе! Мужества
много, а того, что у Ивана, ворога твоего, нет! Погинешь сам и Федю, внука
моего, погубишь с собою. Не езди в Орду! Богата торговая Тверь, откупись
дарами великими. Не езди, сын, послушай свою старую матерь!
Русь Узбек. А заплачено досыти! Да и не откупиться серебром от ханской
грозы! А там - дожидай новой рати нахождения, и снова мне убегать в Литву
да сидеть десять летов во Пскове! А что станет с землею, мать? Нет, поеду
к Узбеку! Выручу сына, а Бог даст, и великое княжение ворочу нашему роду!
ни жизни не хватит дожидать возрастия внучат, меньших твоих! На кого
оставляешь Тверь?
брату своему?
вертит. Помру - не было бы вам всем худа от нее!
в покоях да княжьих мастериц за свое дело посажала, дак ты и сердце несешь
на ее. Жонка - жонка и есь. Век за хозяином, одною мужевой головой оба и
думают!
лежит мое сердце к дочери Юрия! Ее ить отец батюшку твоего убил!
нонеча! Самому горька чаша сия, да не уйти! Должно испить до дна!
русской земли, а нет - всяду к батюшке с Митей, в том мире, в горнем,
одесную престола господня. Судьбы своей на добром коне не объехати!
страха и упрека, щедрый с дружиной, хлебосольный в пирах, храбрый на ловах
и на рати, гордый и капризно-невнимательный. Человек, которого можно
любить и нельзя, неможно спасти...
младших дружинников, проходит, решительная и прямая, висячими переходами
на половину своего предпоследнего сына, Константина, и чужой, ненавистной
и нелюбимой московской его жены. Она идет к нему, к больному. (Или не
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Ильин Андрей
Контровский Владимир
Акунин Борис
Чернецов Андрей