брату, много издержано, и ведь не себе, не в свой кошель! Не пито, не
едено, а из сумы вынуто... И опять же цены дают новгородцы нонече - лучше
не нать!
княгини, читал-перечитывал, и с купцами толковал московскими. (При нем
сильно поднялся уже московский гость. Стал порядок в княжестве, и
заездили, заторговали, начали рубить амбары да лавки на Москве.) Тут, не
ровен час, новая замятня с Ордой, и до Москвы доберутся! (И об этом
думано, хоть и неловко так думать, вроде торговли, мол, не обманешь - не
продашь.) И с архимандритом со своим советовано, а что архимандрит?
Митрополита нет на Руси, без него нестроение, некому укорить, некому
помирить князей, а так, по человечеству... И то было тоже: насмотрелся тут
на мерзлых да голодных! А что ж Дмитрий хочет народ в Новом Городе голодом
морить? Уж как там ни раскоторовались, а и это все ж таки не дело... И не
вмешаться бы! Блажен муж, иже не идет на совет нечестивых и не сидит в
собрании неправедных... Блажен! И как тут? Родные братья. Старейшие. Что
Митрий, что Андрей - в отца место ему... Сидели все трое вместе в Новом
Городе, в княжой горнице, за одним столом белодубовым... И тут, сейчас...
хлеб не пускать в Новгород! Простую чадь в Новгороде голодом поморить,
себя разорить, с Ордой себя поссорить и Андрея ожесточить. О сю пору был
как-то меж братьями, вроде бы и с тем и с другим ладил! Овдотья уж тоже
(Данил не спал, ворочался ночью):
совсем заболел с того! А нам что будет, Данилушка, страшно ведь подумать!
делу выходило! Да что он хочет один против Орды с Андреем да и Новгорода
тож?! Мало лонись зорили нашу землю!
Сам Дмитрий так поставил. Да еще наместник братнин (до сих пор на шее
сидит!) круто поворотил: стал своею волей хватать новгородских гостей в
Рузе. Данило вскипел, губы задергались (губы потемнели чуток - повзрослел
уже). Протасию: <Бери дружину!> Своей волей поставил тысяцким наконец.
Протасий, как ни сдержан, а на сей раз расхмылился: <Данил Лексаныч!> И не
нашелся, что сказать. Об том только и мечтал всегда, чтобы не с
посольскими да не кожи считать, а ратное дело править. С дружиной поскакал
в Рузу, дня не переждал. Купцов ослобонили, наместничьих ратных изымали,
взяли под стражу. Сказывали, Протасий в Рузе и баять не стал, те когда
уперлись было, за саблю, клинок наголо и - <Вяжи!>. Сшибка вышла-таки,
потом битых, перевязанных считали. От мертвого тела только Господь и спас.
полки снаряжать. Полки снаряжать - значит с братом Митрием воевать...
Воевать не воевать, а выступили в поход, к Дмитрову. Туда же Святослав
Тверской с новгородской помочью, туда же Дмитрий князь с переяславской
ратью.
загородил. Тверичи и москвичи за пять верст от города остановились. Начали
пересылаться послами. Ратиться Данил не хотел, Святослав опасался,
новгородцы тоже не жаждали, да и что они одни! Дмитрий, чая Андрееву
грозу, тоже не рвался в бой.
суховатым, чуть терпким духом созревающего хлеба. Пауты-потыкухи изводили
коней. Полки стояли по лескам, в шатрах, да по деревням. Москвичи и обоза
большого не брали, до дому два перехода! Травить хлеб Данил
строго-настрого запретил и сам проверял, объезжая стан. Дмитровскому князю
разору делать нечего! Худа от него век не видали, гостей, послов, дорожных
всех, кто на Москву али с Москвы, привечает, кормит, а мы? Коней пасли на
луговой отаве. Даже стогов, поставленных дмитровцами, не трогали: князь
запретил.
малиной. В лесу ягоды родилось! Иной, развалясь, - уж и встать лень, -
елозит спиной по сухому колючему дерну, губами с кустов ягоды обирает,
весь в чернике, и зипун, и рожа. Зубы вычернило у всех. Постояли так день,
два, третий - уже и всем ратиться расхотелось. Лето на излет, скоро и хлеб
убирать!
в Дмитров к старшему брату. Дмитрий не чаял, что Данило лично приедет,
даже выглянул со сеней. Данил на дворе слезал с коня, его дружинники тоже
спешивались, отдавали коней коноводам.
из бояр за спиной. И осекся. Дмитрий повел бровью. Поглядел. Тяжело пошел
встречать князя московского. Давно ли мальчишкой - слезы на глазах - стоял
перед ним, кусая губы, худой, горбоносый, смешной. А нынче - рать привел,
наместника, слышно, в нятьи держит. Второй Андрей растет! Вспомнилось
почему-то, как когда-то, когда еще только брал власть, приезжал к Андрею
на Городец. И так же вот спешивался во дворе, и подымался по ступеням, и
мысли не было, чтобы задержать брату брата, и из бояр того никто бы не
сказал!
народился!> И такая же улыбка - рот до ушей.) Обнялись. Данила заматерел,
чуялось, плотнее стал, уже не парень, мужик. Поцеловались в губы, и что-то
надломилось в Дмитрии. Какая уж тут рать, какие бои!
сердитые, ели, сидя бок о бок. Дмитрий угощал, и слуги молча подавали
блюда. Ели, запивали кваском, горячим сбитнем. Ночевать Данила воротился в
свой стан. Рано утром приехал опять. Опять сидели и спорили. Потом
принимали тверичей и новгородцев. Дмитрию пришлось уступить. Рассыпалось,
и, может, к лучшему даже. Что-то отпустило, что-то отошло в душе.
рать. Святослав с Данилой ручались и подтвердили договор.
наместником во своей земле править не мочно. Я товар ворочу, и все, что
задержал, и челядь, что своя у него, ворочу.
(и нос не так нынче лез вперед у него, как прежде). И губы тверже стали.
Тверже и темней. Что ж! Когда-то и сын (сыном Дмитрий считал меньшого,
Александра) так же вот скажет что-то, чего отец от него и не ждал никогда,
и надо будет уже и разрешить, и позволить, чего бы ране и подумать
позволить не смог, как теперь вот младшему брату.
из поливного тяжелого кувшина летнего кисловатого меду себе и брату.
наместничу покалечил, говорят?
сказал Дмитрий. - Сегодня ж!
Дмитровской дороге идет.
плечами, Дмитрий. - Боярам своим накажу.
тяжелыми плечами. И Данил поднял свою. Кисло было. Кислым и запили.
задумал отречься от престола, и в Сарае уже начинается замятня, ссоры за
власть. А когда такое начинается в Орде, лучше не лезь. Князь не князь,
купец не купец - обчистят, догола разденут, не те, так другие.
для Андрея. Привел Тураитемиря и Алына с ратными и сам при них пришел
воеводою на Русь. Притихшая земля готовилась к новому погрому. Ни
ростовские, ни другие какие князья не вступились, выжидали. Жители
затворялись в городах или, зарыв хлеб, убегали в леса. Вновь по дорогам
потянулись испуганные караваны беженцев. Горько шутили: <Так и обыкнем
кажну осень в бегах!>
Владимира. Город тотчас разбежался, едва ли не весь. Впрочем, Семен
Тонильич не повел татар на Переяславль, а стал разорять Суздальскую землю.
уходили в леса.
надеть отцову кольчугу для дела. Впрочем, они только передвигались, и
непонятно было, чего хотят воеводы. То ли загородить путь татарам, то ли
увернуться от боя. В конце концов они совсем оторвались от своих. Сторожа
была невеликая, с тридцать мужиков-ратников. Брони были только у четверых.
Медленно, петляя по проселкам, отряд отодвигался к Переяславлю.
и снова протаявшими дорогами висел серый туман-морок. Ратники издрогли,
костра зажигать было не велено. Жрали сухомятью уже четвертый день.
Деревенский народ попрятался, не у кого было спросить и дороги. Татар
Максимов Альберт
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Вронский Константин
Орловский Гай Юлий