Тогда только стали выползать, тянуться к дому...
весь разорен. Хлеб разрыт, вырыт и ларь с лопотью, лишь укладка с серебром
и дорогой кованью, схороненная Натальей, уцелела. Видимо, холоп перешел
опять к своим, к литве, и указал, где зарыто боярское добро...
пока сидели в лесу), уцелел конь. Дрова так и лежали в круглых кострах в
глубине двора, и даже несколько стогов сена уцелели на задах - видно,
литвины, ограбив деревню, скоро ушли в иное место.
Услюм? Но что можно было выяснить в этой одичалой, сорванной со своих
мест, мятущейся человечьей скорби?
Просили хлеба, но их было нечем кормить. Добро, мужики поделились с нею
спасенным житом. И когда однажды в горницу взошел, постучав, тощий паренек
в рванине и остановился у притолоки, Наталья хотела подать печеную репину
да проводить со двора, но мальчик заплакал, и тогда Наталья признала в нем
Услюмова сына. Охнула, обняла, повела мыть и обирать вшей. От него и
узналось о судьбе деверя.
навести.
от пленных, что князь в городе, а сил, могущих нежданно напасть на него,
не собрано, он стремительными переходами, стягивая рати в единый кулак,
двинулся к Москве. Город встретил его пожарами. По приказу воевод выжигали
окологородье, чтобы не дать противнику возможности сделать примет. Ольгерд
стал под самым городом, перестреливаясь с московитами, стоявшими на
заборолах, отнюдь не пытаясь, однако, штурмовать каменную крепость. У него
не было ни осадных орудий, ни потребных к делу мастеров, а сверх того,
несобранные рати, как он понимал и сам, могли быть собраны при
распорядительности боярской очень быстро, и тогда он со всею своею
конницей окажется на чужой земле, в кольце вражеских войск. Да и еще было
одно недоброе соображение у великого князя литовского. Михаил Тверской,
заставивший его выступить в этот поход, страшил Ольгерда своею невероятной
настойчивостью. Иметь противу себя ратную Тверь с князем Михаилом во главе
вместо этого сосунка, неспособного в срок собрать рати (каким он считал
Дмитрия), ему вовсе не улыбалось.
мог разорить и пожечь, Ольгерд при первом известии о том, что москвичи
готовы пойти на мировую, начал отводить рати.
шагах трудно было уже различить человека, пушистый звездчатый снег. Михаил
подъехал к обширной бревенчатой поварне чьего-то разоренного боярского
гнезда. Спешился, околачивая снег с шапки, пролез внутрь. Тут горел
костер, бросая багровые сполохи на черные, покрытые сажей стены и потолок
из круглого накатника. У костра, на разложенных попонах и седлах, сидели
литовские воеводы; худой Кейстут, высоко подобравший колени и выставивший
вперед острый подбородок, - серая борода его лежала на скрещенных руках;
сын его, молодой Витовт, растянулся рядом на попоне, глядя в огонь.
Ольгерд расположился царственно, откинувшись на возвышение из седел,
покрытое попоною, и выставив вперед увечную ногу. Ольгердовичи, Андрей
Полоцкий и Дмитрий-Корибут Брянский, сидели рядом. Оба крупные, сильные,
спокойные. Добрыми детьми наградила Ольгерда судьба! По другую сторону
костра устроился в окружении воевод смоленский князь. На вертеле над
костром жарился вепрь. Сновали дружинники и слуги.
Ольгерд тяжело поглядел на тверского князя.
мира!
не довершив мира, все начнется сначала. Но говорить ни о чем не стоило,
доколе воеводы не поужинают.
мясо. Уже когда каждый, протянувши руку, взял по куску и сосредоточенная
работа челюстей замедлилась, показав, что первый голод утолен, он
вымолвил, ни к кому не обращаясь:
выкрикнув:
грызть мясо. Он потянулся за новым куском хлеба, поставленного в большой
корзине прямь огня.
тому, по крайней мере в своем присутствии, и ближайших сподвижников.
Жир тек по рукам, гора мяса и хлеба быстро уменьшалась.
Московит был устрашен, и ему, Ольгерду, больше не требовалось ничего. -
Городок он тебе отдает и вотчину князя Семена, из-за которой у вас
восстала рознь, тоже!
князья в землях своих, - насупясь, ответил Михаил, - что я полный хозяин в
своей волости и сам буду давать выход татарам!
Михаил. - Пусть едет к себе и возобновит ряд со мною! Хозяин ему я, а не
великий князь владимирский! А полон пущай выкупают серебром!
справедливо. Ведь победители - мы!
кому-кому, а не ему бы задавать подобный вопрос).
уничтожать родственника, преступая тот незримый, нигде не записанный, но
достаточно твердо соблюдаемый во Владимирской земле ряд, по которому
враждующие князья все же старались не убивать друг друга, отличаясь в этом
и от татар и даже от соседней Рязани.
решительно пресечена совокупною волею воевод, и к тому дню, когда Ольгерд
показался под городом, ратные были расставлены по стенам, конница готова к
вылазкам, ремесленный люд из окологородья <забит в осаду> - город готов
был достойно встретить врага, ежели бы Ольгердовы рати отважились на
приступ.
лазал на стены, сам брался за лук, пуская стрелы в слишком близко
подъезжающих литвинов, тормошил Вельяминова - весь был в упоении войны,
осады близкого боя. Дмитрий, растерянный и гневный, стоял на заборолах в
тяжелом панцире и броне, стоял и глядел все еще не понимая, как и почему
это произошло на разъезжающих среди обугленных бревен окологородья
литовских всадников. Уступив Орде и выпустив князя Михаила, он ежели и
ожидал пакости какой, то только от Азизовых татар. А тут пленена и
разграблена вся земля подобного не было от самой Федорчуковой рати!
стенах города), успокаивал ослабших духом и молился. Для него свершенное
Михаилом Тверским и Ольгердом было, увы, тоже неожиданностью.
уйдет. Но тот, оттянув войска, потребовал ряда с Михаилом, и Алексий,
понимая и свою вину в днешней беде, распорядил подписать грамоты и через
бояр урядить о мире. Князя Еремея, побледневшего упирающегося, выпроводили
из города. Сам Алексий смотрел с заборол, как князь выехал из ворот, как
сблизил с литовским разъездом, как его, уже вдали, встретили какие-то
новые, видимо, княж-Михайловы всадники и после недолгой толковни,
выстроившись в два ряда, поскакали следом...
прихлынули толпы страждущих, разоренных людей, и всех надобно было
кормить, одевать, устраивать и лечить, дабы не нажить иншей беды - глада и
мора.
хоть каких-то коней и коров. Скот вели из Ростова, покупали на князево
серебро в Нижегородской волости. Великим постом татарские купцы пригнали
на Москву табун лошадей и распродавали в торгу. Совсем неимущим посельские
выдавали коней бесплатно, под будущий урожай. То же делали и все бояре.
Земля без рабочих рук не стоила ничего. Это понимали хорошо все, а о той
человеческой тесноте, которая позволяла в последующие (ближайшие к нам)
века небрежничать жизнью сотен тысяч смердов, тогда еще и не помышляли.
участи друга. Когда выяснилась гибель передового полка, были посланы мнихи
и ратники - собрать и погрести трупы. Никитина тела не нашли, да и многих
не досчитались, сокрытых во глубине снегов или растасканных волками и
вороньем. Станята надеялся еще, что Никиту увели в полон, но среди
выкупленных ратников его тоже не было. Он съездил - надо было осмотреть