темноты зимних ночей, из слободской избы на берега Теплых морей. И вот он
здесь не в легком полете души, но в яви телесного образа.
россичей. Равняясь с Ратибором, всадники умолкали. Каждый думал - а как
прилажен колчан, ладно ли лежит седло, плотен ли вьюк и ровны ли
переметные сумы. Строг походный князь, все видит. Сотни стекали правым
берегом Гебра, по имперской дороге, к морю.
себя в молодых. Его же время ушло, не тот он, его не влечет больше мечта о
чудесном. Он несет собой войско.
друг Индульф-Лютобор, прусс с Волчьего моря.
перекатывается обточенная волнами галька. Уже легло под ними послушное
море, оно глаже, чем самая гладкая степь. Ходить бы по спине таких вод,
будь вправду у человека такая сила, о какой некогда лгал на Торжке-острове
черный ромей.
Ратибора. И он думает не об этом малом войске, с которым ныне пришел на
берег Теплого моря. Его забота - большое войско, большой простор.
речные тропы: на Ильмень и Двиной на Волчье холодное море. В лесных
дебрях, в глубоких снегах и в топях болот тонет стылая безлюдная полуночь.
На полудень же конному россичу свободно идти. Степи открыты, горы
доступны. Полудень близок, в нем нет беспредельности полуночной тверди.
Нужна сила войска.
границы, а любимый Всеславом Княжгород на краю росской земли. Хорош
Княжгород, как крепость против Степи. Так и ставился он, после победы.
Сила войска - от силы земли. Сидеть бы поглубже росскому князю там, где
лучше слышен голос земли.
нарушая безлюдный покой чужой соленой воды. Ратибор слышит ропот голосов,
слышит конскую поступь. Послушно и стройно идет молодое войско. Прожитыми
годами походный князь вдвое старше почти каждого воина. Но его тело
сильнее, чем в лето первой схватки, когда у Сладкого ручья били налетных
хазар. Чудесно шевельнулось забытое, и князь не стал себя обманывать:
смуглая девушка, которая его ждет на развалинах Мизийского Неаполя, это
хазаринка.
бог до срока брал их к себе на небо.
вползавшие на откосы предгорий, желтели созревающим хлебом. Сады были
полны обилием плодов. Повсюду ограды или завалы устроены из колючего
тегенька - кустарника, который ромеи называют акулеатосом - держи-деревом.
заброшенного, где через обвалившиеся крыши проросли деревья, стены
закрылись мхами.
неудачливый полководец. Он прибыл как друг, с дарами сладкой пищи, вина,
украшений. От имени базилевса-автократора, повелителя империи, префект
Фракии предложил Ратибору союз. Будет навечно забыта обида, причиненная
славянами великой империи. Пусть славяне останутся во Фракии. Фракия
славится плодородием земли и радостями жизни. Славяне получат уже
возделанные земли, дома, обзаведение. Им привезут красивых женщин. За все
славяне обяжутся службой в войске. Они, как союзники, будут воевать за
базилевса, и добыча, которую они возьмут, станет их собственностью.
задарить. Сначала - союзники, потом и подданные. Предшественники Кирилла
иной раз преуспевали в подобных делах. Знал о таком и Малх. Поэтому он,
переводя ответ Ратибора, своей волей перевернул язык и оставил патрикию
надежду: "Князь будет думать, князь здраво обсудит твое предложение".
Всадники для себя ловили скотину, забытую ромеями в бегстве. Здесь было
хуже, чем в степи, где походя брали облавами туров, тарпанов, косуль.
Волки опережали россичей и резали беззащитных коров, быков, коз, овец.
заметно тоще, короче колосом, мельче зерном. Поэтому ромейские купцы так
старались на торгу брать росский хлеб, думали россичи.
более поднятые крепостной стеной, не давали подойти к Топеру от реки. С
севера город укрывала стена в шесть человеческих ростов, усиленная рвом.
Спешенные сотни Крука и Мала осаждали Топер, втянувшийся в стены,
закрывший ворота, изготовившийся защищаться до последней капли крови,
капли воды и куска хлеба.
Македонией, Эпиром, Элладой. Государственная почта, гонцы которой
пользовались подставами и одолевали путь от столицы до Топера за три дня,
а от Юстинианополя - за один, давно известила префекта Акинфия о вторжении
варваров. Более двадцати дней тому назад пришло сообщение о разрушении
варварами крепости Новеюстинианы.
появлялись вблизи Топера, поэтому здесь никого не волновало обычное
вторжение во Фракию. Страх за себя возник после разгрома легиона,
обнажившего дорогу через Юстинианополь. Положились на тзурульскую конницу.
Погибла и она. Надеялись, что варвары пойдут к Византии. Почта перестала
работать, Топер ничего не знал до появления первых беглецов: варвары уже
приближались к устью Гебра.
глубокими, но еще холодными, были разложены костры. Заготовили и камни.
Иногда вниз валились полено или обломок камня весом в два десятка фунтов,
сброшенные в давке.
варвары, но обнаглевшие скамары?
лошади, блеяли овцы. Гневный рев быка не мог заглушить горестное мычание
коров. Как сговорившись, все сразу, задыхаясь и спеша, вопили ослы. Не
город - загон для скота.
подданные которой привыкли сбиваться за стены. Страх перед варварами
загнал в Топер тех, кто не смог или побоялся уйти в горы. В городе можно
было найти и фракийца с устья Гебра, и македонца, прибежавшего навстречу
варварам из-за Нестоса, древней границы между Македонией и Фракией.
Беглецы стояли лагерем на всех улицах, всех площадях. Домовладельцы
сдавали в прибыльную аренду каждый локоть двора и сада, брали за право
черпать воду из колодца, разводить огонь, пользоваться нечистыми местами -
латринами.
велел страже у ворот считать прибывающих. Легионеры сбились, префект не
настаивал.
похищавших сколько-нибудь состоятельных для выкупа. Уже давно
города-крепости вобрали окружных землевладельцев. В селениях распоряжались
наемные управители, доходы падали: хозяина не заменишь.
составленным нотариями, своим телом и его свободой за доверенное их
распоряжению хозяйское имущество, управители старались спасти запасы,
пригнали скот, рабов. В город вдавливались груженые телеги, шумные стада и
молчаливые толпы двуногих животных, без которых земельная собственность не
имела цены. Явились рабы империи - колоны со своими рабами, сбегались даже
сервы и приписные к земле: варвары не разбираются между подданными.
исполинским ростом, зубами людоедов и бесчисленны, как зимние волки.
Ворота закрылись. Опоздавшие умоляли впустить их. Стража пользовалась
случаем, приоткрывая створки за деньги.
казались обыкновенными людьми, даже мельче. Их сосчитали. Их оказалось
немного. Не мириады, как передавали раньше, но сотен двенадцать или
меньше. Пробыв под городом не более половины дня, скифы ушли. Префект не
решился сразу открыть ворота: появились пешие варвары. Остерегаясь
известного коварства славянских скифов, Акинфий решил выждать.
выражала осажденным свое презрение.
одобрения издевались над скифами, показывая им со стены части тела, обычно
скрываемые от глаз. Несомненно, оскорбление достигло цели, и дикие варвары
были жестоко унижены.
Топере пленных из числа ныне вторгнувшихся варваров вздернули девятерых
преступников из числа заключенных в городской тюрьме злостных
неплательщиков налогов. Логофет Топера Гордий, человек образованный,
произнес двустишие из Гомера:
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Свержин Владимир
Прозоров Александр
Херберт Фрэнк
Прозоров Александр