маленький в углу холодного дома, где доедают мертвых собаки. Рука его
протягивается и мягко касается жестких волос шагирда...
себе слезы. Кроме хлеба, происходит нечто между ним и этим человеком.
Влажными и совсем круглыми были глаза у старика, и не стало ничего дороже
для него этих беспомощных глаз...
к горе. Идущий сзади человек остановился, чтобы купить дыню у глухого
огородника.
стал он выбирать дороги.
костра, остановился там, где вчера сидела эта женщина. Гябры сновали вокруг,
перетаскивали виноград, но не было ее среди них. Тогда он прошел в полутьму
клети...
Потом женщина все поняла, и спокойная уверенность появилась в ее глазах. Все
еще стояла она, и он подошел и резко взял ее за руку. Тогда, ничего не
говоря, сняла она с себя рубаху и легла тут же у ног его на кошму. Руки за
голову положила она, и видны стали волосы в ямках.
бедра, острый запах человеческой плоти доносился снизу. И когда задрожало в
последний раз тело, не мог он лежать больше с ней. Так и не спросив ни о
чем, пошел он назад к воротам. Ожидавший своего времени человек с дыней
удивленно посмотрел ему вслед.
верблюжью колючку на топливо. Все такое же было у нее: руки, шея, пятнышко у
глаза. И даже локоть повернут был так, как в горах, где танцевали они,
ступая ногами по цветам...
рабада, он оступился. Запах распаленной женской плоти заполнил все вокруг.
Качнулась земля, дрожь омерзения прошла от ног к голове, и все съеденное
изверглось из него мучительными толчками.
он приходящего к гябрам имама. Синий халат с серебряной луной и звездами был
на нем, и мягко кривились губы. Обтерев ему рот и усадив в стороне, дальше в
гору пошел ученый имам...
с тюльпанами. В розовый дом потребованы отсюда цветы, и новый вазир
самолично спрашивал о шагирде.
течет на пальцы. Но не перебива-
корзину берет он и идет с ней в дом...
паутиной. Осторожно ступают ноги в неслышных коврах. Однажды увидел он
тюркскую жену султана. Она стояла на айване, и казалось ему, что лицо у нее
светится. Рано утром было это, и солнце еще не вставало за деревьями сада...
протягивает он к ней, и ярче делается свет. Такого еще не видел он в своей
жизни. Какие-то люди здесь, но только тени их обозначаются где-то по
сторонам.
Чуть оттопыривается у нее губа, сияние исходит от зубов, из глаз, от всего,
что неприкрыто у нее. И руки уже тоже непонятно светятся, когда берет она из
корзины цветы. Ему становится страшно, и он закрывает глаза.
отводит ладонь, которой прикрылся он от нее, и удивление в ее глазах. С
плотью эта женщина, как и те, у гябров. Но даже рука его. светится там, где
прикасалась она. С робостью дотрагивается он до этого места...
цветы. Стоят деревья, и плоды желтеют среди листьев. Солнце недвижно в
небе...
предопределенный ему путь. Лишь уйдя из сада, вспоминает он об устаде --
мастере цветов. Некий великий дай из семи имамов учения прибывает к ним, и
сказано ему быть в рабаде огородников...
светильнику. На рассвете явился великий дай Кийя, и все здесь перешло к
нему.
даи-худжжат, "Доказательство Правды" в Хорасане, а эта ступень -- вровень с
семью
говорил наставления.
готовятся к битве за правду, и все знает о здешних делах великий сайид-на,
вождь и доказательство учения. Именно сайид-на -- светоч и надежда мира,
опора справедливости. Воля его несокрушима, а проницательность, как
дейлемский меч, разрубает замыслы врагов.
то, не изменяя голоса, сказал дай Кийя о тяжелой болезни главы учения,
который полностью передал великое кормило сайиду-на Хасану ибн Саббаху,
пусть вечно продлятся его годы. От маловеров и нерешительных успешно
очищается сейчас учение. Новый призыв сайида-на побеждает всюду, и близко
торжество правды. Великий учитель послал его сюда, чтобы ускорить
предопределенное.
Дай Кийя наклонился к самому огню и в первый раз внимательно посмотрел ему в
глаза. Если так думает сайид-на, сказал он, то больше ничего не имеет
значения...
ведом ему первый завет учения, что все от имама? -- строго спрашивал у него
дай Кийя. Народ лишь чистый лист бумаги. Не сам по себе что-нибудь может
человек, а только с наставником-имамом. Волос не может упасть самостоятельно
и капля воды пролиться без объяснения имама. Плавится медь, созревает зерно,
плодится скот -- и тут должен быть разъясняющий имам. Только так войдет
учение в человеческую плоть и кровь. Должны быть твердо убеждены люди, что
жизнь их невозможна без учения, а кто не при-частен, сгинет во мраке
небытия.
всего учения? Те старики, с которых оно начиналось, наивны и недальновидны.
Из землепашцев-райятов и устадов базара они, и нет в них смелости и широты
мысли. Между тем учение возникло не на пустом месте, а в веках зрели
питающие его источники мудрости. Кому, как не ученому сайиду-на, разобраться
в них и стать пророком в свою эпоху... Мировой
правды...
давно уже задумал это, и хоть якобы ушел он от дел правления, послушен ему
султан. Но как заноза в теле этот поход новому вазиру Абу-л-Ганаиму. К нему
и надо находить пути.
самозваный багдадский халиф, а сами узурпаторы-тюрки тайно и явно рвут друг
друга на части. Эмиры крепко засели в своих владениях, полученных от султана
лишь на время -- в икта, и не отдают больше их назад. Многие из них вовсе не
являются к порогу Сельджуков, а те, что в Анатолии, Сирии и Кермане, сами
уже называют себя султанами. В доме самого Малик-шаха распадается все,
потому что от четырех жен его сыновья, и всякая из них имеет приверженцев в
войске. Райяты же и люди рабада по всей земле противятся тюркам, и это тоже
надо всячески использовать для торжества учения. Все пусть будет от тюрков:
готовы еще к защите недавно обретенные крепости в горах и не завершена
великая чистка учения. Зато в будущем году станет несокрушима дейлемская
твердыня...
Сертаков Виталий
Круз Андрей
Посняков Андрей
Никитин Юрий
Белов Вольф
Шилова Юлия