Чтение 68–й страницы книги ~Графиня Де Монсоро~

я занимался, начиная с давешнего вечера.

- То есть, - уточнил Шико, - чем вы занимались о восьми часов вечера до
десяти. Что вы делали с десяти вечера до трех часов утра, мне неизвестно.

- Как это понять - с десяти вечера до трех утра?

- Да так - в десять часов вы ушли.

- Я? - сказал Горанфло, удивленно выпучив па гасконца глаза.

- Конечно, я даже спросил вас, куда вы идете.

- Куда я иду; вы у меня спросили, куда я иду?

- Да!

- И что я вам ответил?

- Вы ответили, что идете произносить речь. Однако в этом есть доля
правды, - пробормотал потрясенный Горанфло.

- Проклятие! Какая там доля, вы даже воспроизвели передо мной добрый
кусок вашей речи, она была не из коротких.

- Моя речь состояла из трех частей, такую композицию Аристотель считает
наилучшей.

- Ив вашей речи были возмутительные выпады против короля Генриха
Третьего.

- Да неужели?! - сказал монах.

- Просто возмутительные, и я не удивлюсь, если узнаю, что вас преследуют
как подстрекателя к беспорядкам.

- Господин Шико, вы открываете мне глаза. А что, когда я говорил с вами,
у меня был вид человека проснувшегося?

- Должен признаться, куманек, вы показались мне очень странным. Особенно
взгляд у вас был такой неподвижный, что я даже испугался. Можно было
подумать, что вы все еще не пробудились и говорите во сне.

- И все же, - сказал Горанфло, - какой бы дьявол в это дело ни влез, я
уверен, что проснулся нынче утром в "Роге изобилия".

- Ну и что в этом удивительного?

- Как что удивительного? Ведь, по вашим словам, в десять часов я ушел из
"Рога изобилия".

- Да, но вы туда вернулись в три часа утра, и в качестве доказательства
могу сказать, что вы оставили дверь открытой и я замерз.

- И я тоже, - сказал Горанфло. - Это я припоминаю.

- Вот видите! - подхватил Шико.

- Если только вы говорите правду...

- Как - если я говорю правду? Будьте уверены, куманек, мои слова -
чистейшая правда. Спросите-ка у мэтра Бономе.

- У мэтра Бономе?

- Конечно, ведь это он открыл вам дверь. Должен вам заметить, что,
вернувшись, вы просто раздувались от спеси, и я вам сказал: "Стыдитесь,
куманек, спесь не приличествует человеку, особенно если этот человек -
монах".

- И почему я так возгордился?

- Потому что ваша речь имела успех, потому что вас поздравляли и хвалили
герцог де Гиз, кардинал и герцог Майеннский... Да продлит господь его дни, -
добавил Шико, приподнимая шляпу.

- Теперь мне все понятно, - сказал Горанфло.

- Вот и отлично. Значит, вы признаете, что были на этом собрании? Черт
побери, как это вы его называли? Постойте! Собрание святого Союза. Вот так.

Горанфло уронил голову на грудь и застонал.

- Я сомнамбула, - сказал он, - я давно уже это подозревал.

- Сомнамбула? - переспросил Шико - А что это значит - сомнамбула?

- Это значит, господин Шико, - в моем теле дух господствует над плотью в
такой степени, что, когда плоть спит, дух бодрствует и повелевает ею, а
плоть, раз уж она спит, вынуждена повиноваться.

- Э, куманек, - сказал Шико, - все это сильно смахивает на колдовство.
Если вы одержимы нечистой силой, признайтесь мне откровенно. Как это можно,
чтобы человек во сне ходил, размахивал руками, говорил речи, поносящие
короля, - и все это не просыпаясь! Клянусь святым чревом! По-моему, это
противоестественно. Прочь, Вельзевул! Vade retro, Satanas!

И Шико отъехал в сторону.

- Значит, - сказал Горанфло, - и вы, и вы тоже меня покидаете, господин
Шико. Tu quoque, Brute! ай-яй-яй! Я никогда не думал, что вы на это
способны.

И убитый горем монах попытался выжать из своей груди рыдание.

Столь великое отчаяние, которое казалось еще более безмерным оттого, что
оно заключалось в этом пузатом теле, вызвало у Шико жалость.

- Ну-ка, - сказал он, - повтори, что ты мне говорил?

- Когда?

- Только что.

- Увы! Я ничего не помню, я с ума схожу, голова у меня битком набита, а
желудок пуст. Наставьте меня на путь истинный, господин Шико!

- Ты мне говорил что-то о странствиях? - Да, говорил, я сказал, что
достопочтенный отец приор отправил меня постранствовать.

- В каком направлении? - осведомился Шико.

- В любом, куда я захочу, - ответил монах.

- И ты идешь?..

- Куда глаза глядят. - Горанфло воздел руки к небу. - Уповая на милость
божью! Господин Шико, не оставьте меня в беде, ссудите меня парой экю на
дорогу.

- Я сделаю лучше, - сказал Шико.

- Ну-ка, ну-ка, что вы сделаете?

- Как я вам сказал, я тоже путешествую.

- Правда, вы мне это говорили.

- Ну и вот, я беру вас с собой.

Горанфло недоверчиво посмотрел на Шико, это был взгляд человека, не
смеющего верить в свалившееся на него счастье.

- Но при условии, что вы будете вести себя разумно, тогда я вам позволю
оставаться закоренелым греховодником. Принимаете мое предложение?

- Принимаю ли я! Принимаю ли я!.. А хватит ли у нас денег на
путешествие?

- Глядите сюда, - сказал Шико, вытаскивая длинный кошелек с приятно
округлившимися боками. Горанфло подпрыгнул от радости, - Сколько? - спросил
он.

- Сто пятьдесят пистолей.

- И куда мы направляемся?

- Это ты увидишь, кум.

- Когда мы позавтракаем?

- Сейчас же.

- Но на чем я поеду? - с беспокойством спросил Горанфло.

- Только не па моей лошади, клянусь телом Христовым. Ты ее раздавишь.

- А тогда, - растерянно сказал Горанфло, - что же мы будем делать?

- Нет ничего проще. Ты пузат, как Силен, и такой же пьяница. Ну и, чтобы
сходство было полным, я куплю тебе осла.

- Вы мой король, господин Шико; вы мое солнышко! Только выберите осла
покрепче. Вы мой бог. Ну, а теперь, где мы позавтракаем?

- Здесь, смерть Христова, прямо здесь. Взгляни, что там за надпись над
этой дверью, и прочти, если умеешь читать.

И в самом деле, дом, находившийся перед ними, представлял собой нечто
вроде постоялого двора. Горанфло посмотрел в ту сторону, куда был направлен
указующий перст Шико, и прочел:

- "Здесь: ветчина, яйца, паштет из угрей и белое вино".

Трудно описать, как преобразилось лицо Горанфло при виде этой вывески:
оно разом ожило, глаза расширились, губы растянулись, обнажив двойной ряд
белых и жадных зубов. В знак благодарности монах весело воздел руки к небу
и, раскачиваясь всем своим грузным телом в некоем подобии ритма, затянул
следующую песенку, которую можно извинить только восторженным состоянием
певца:

Когда осла ты расседлал,

Когда бутылку в руки взял,

Осел на луг несется,

Вино в стаканы льется.

Но в городе и на селе

Счастливей нет монаха,

Когда монах навеселе

Пьет и пьет без страха.

Он пьет за деньги и за так,

И дом родной ему кабак.

- Отлично сказано! - воскликнул Шико. - Ну, а теперь, возлюбленный брат
мой, не теряя ни минуты, пожалуйте за стол, а я тем временем пущусь на
поиски осла.

Глава 28

О ТОМ, КАК БРАТ ГОРАНФЛО ПУТЕШЕСТВОВАЛ НА ОСЛЕ ПО ИМЕНИ ПАНУРГ, И КАК ВО ВРЕМЯ ЭТОГО ПУТЕШЕСТВИЯ ОН ПОСТИГ МНОГОЕ ТАКОЕ, ЧЕГО РАНЬШЕ НЕ ВЕДАЛ

Прежде чем покинуть гостеприимный кров "Рога изобилия", Шико плотно
позавтракал, и только поэтому он на сей раз с таким безразличием отнесся к
своему собственному желудку, о котором наш гасконец, какой бы он ни был
дурак или каким бы дураком он ни притворялся, всегда проявлял не меньшую
заботу, чем любой монах.

К тому же недаром говорится - великие страсти подкрепляют наши силы, а
Шико обуревала поистине великая страсть.

Он привел брата Горанфло в маленький домик и усадил за стол, на котором
перед монахом тут же воздвигли некое подобие башни из ветчины, яиц и бутылок
с вином. Достойный брат с присущими ему рвением и обстоятельностью взялся за
разрушение этой крепости.