"Клуба 12 стульев" со стихией первоапрельских шуток покончено: отныне первое
апреля -- День смеха. Конечно, старые традиции остаются в силе. Можно, как и
сто лет назад, насмерть перепугать товарища: "Тебя срочно вызывает капитан!
Чего ты натворил?!" Но общего одобрения такие шуточки уже не вызывают.
Недостаточно современны они, что ли. Первое апреля нынче предъявляет
человеку новые, повышенные требования, главное из которых -- внесение в смех
элемента интеллектуальности. И место мало изобретательной "купли" занимают
веселые истории, которые непринужденно рассказываются в дружеском кругу.
ветеран "Оби" и один из самых веселых членов ее экипажа, по трансляции
созвал желающих в столовую команды и провозгласил День смеха открытым.
Вступительное слово было доверено мне. Оратор я никудышный и успеха у
широкой публики не имел. Она сочувственно, но без тени улыбки следила за
моими усилиями. Минут десять я добросовестно пыхтел и даже лез вон из кожи,
чтобы хоть кого-нибудь рассмешить, но, после того как в зале послышалось
чье-то всхрапыванье, понял, что нельзя до бесконечности испытывать терпение
аудитории. Покидая трибуну, я споткнулся и нелепо взмахнул руками, что
вызвало общий и дружный смех -- удачнейшая концовка, которую я отныне возьму
на вооружение и буду горячо рекомендовать своим коллегам-юмористам. Нужно
только хорошенько отрепетировать этот трюк, чтобы его исполнение выглядело
по возможности естественным.
из пальца схемы, а "невыдуманные истории", достоверность которых ни у кого
не вызывает сомнения. Причина этого успеха в том, что каждый слушатель легко
может представить себя в роли действующего лица подобной истории, потому что
она может случиться с кем угодно.
его экспедиция находилась в девятистах километрах от Тикси. Ближайшее от
заброшенного в тайгу отряда почтовое отделение было в этом поселке, и туда
адресовалась вся корреспонденция. И вот Валерий получает от бабушки из
Ленинграда такую радиограмму: "Петр Иванович едет в Тикси в свободное время
забеги к нему за посылкой".
как-то в Чокурдах и первым делом отправился в гостиницу, занимать номер.
Администратор почему-то долго вертел в руках паспорт, с некоторым
недоумением посматривал то на фотокарточку, то на гостя. Совершаев удивился:
течет, все изменяется.
паспорт жены!
фантазией даже самого выдающегося юмориста. И не только ситуации. Ивой раз в
обычном разговоре мелькнет такая фраза, что пальчики оближешь. Как-то у нас
с Димдимычем в каюте сидело несколько ребят, и разговор зашел о
доисторической эпохе. И Гена Арваутов по ассоциации вспомнил:
тысяч лет великолепно сохранился -- вечная мерзлота! Решили для экзотики
поесть его мяса. А почему бы и нет? Наши предки ели, чем мы хуже? И поели.
Только вечером все оказались в больнице: видимо, мясо было несвежее.
занесенное снегом оборудование:
воистину прирожденный рассказчик! Ему еще не было и тридцати, но в жизни он
успел повидать много и хорошего, и плохого, а гибкий мозг и цепкая память
сохранили увиденное и окрасили его в комические тона. К тому же Валера
превосходный мастер своего бурового дела, безотказный работник, что у
полярников всегда вызывает уважение. А личность рассказчика при живом
общении -- фактор далеко не последний.
ничего смешного нет и быть не может. Но Валера дважды проваливался в трещины
и поэтому имеет моральное право на такой рассказ:
послали уничтожить негодную к употреблению взрывчатку. Сначала мы везли ее в
вездеходе, а потом, когда началась зона трещин, перегрузили на санки и
потащили на сопку Ветров. Уничтожили взрывчатку, отправились по своему следу
обратно. А началась поземка. Смотрю, следы наши замело. А когда поземка
заметает следы, всякий знает, что эти места светлее остального снега. И
мосты через трещины тоже светлее. Ничего, думаем, разберемся. Идем, за
саночки вдвоем держимся, анекдоты рассказываем, хохочем. Очень нам было
весело. Помню, что когда снег подо мной провалился и я полетел вниз, то еще
продолжал повизгивать. Итак, провалился, держусь за веревку от саней и от
скуки дрыгаю ногами в воздухе. И тут наблюдаю ужасную картину: Коля,
которому очень не хотелось одному возвращаться в Мирный, решает меня спасти.
А для этого он намеревается бросить санки и протянуть мне руку помощи. Вы
скажете -- честный и благородный поступок. Может, так оно и есть. Но если
Коля отпустит санки, кого он будет спасать? В лучшем случае мою репутацию и
светлую память. Поэтому я мгновенно срабатываю и со страшной силой ору,
чтобы он не бросал санки, а, наоборот, держался за них, как за лотерейный
билет, который выиграл швейную машину. Коля тоже срабатывает и вытаскивает
меня за санки. Вытаскивает и начинает хохотать еще больше, чем над
анекдотом. "Иду, -- хохочет, -- гляжу, -- хохочет, -- а вместо тебя на меня
твоя голова смотрит!" Я тоже засмеялся так называемым нервным смехом и не
мог остановиться, пока не заглянул в трещину: красивая такая, голубая и без
дна. Остальную дорогу до Мирного икал, потом прошло, после щей с мясом...
водители" папы Зимина. Добавляя все новые подробности, они стали наперебой
рассказывать, как встречала поезд группа Фисенко на трассе Мирный -- Восток.
Валерий морщился и негодующе мотал головой.
судить о лошади? А где психологические детали? Где сюжет? Образы персонажей?
Сирота из группы Фисенко.
кристальную правду. Дело было так. В октябре 1969 года наш буровой отряд
выехал из Мирного на пятидесятый километр. Задача -- пробурить Антарктиду и
поднять керн. Нашли ровное место, поставили вышку, балок, проводили ребят и
остались одни. Юра, как все знают, -- большой профессионал по сну, но тогда
ему пришлось спать меньше других, потому что он выполнял обязанности
главного механика, главного энергетика, метеоролога, синоптика, начальника
радиостанции и парторга. Отыгрался он потом, в Мирном, где по возвращении
проспал трое суток и встал худой и голодный, как медведь из берлоги после
зимней спячки. Игорь же был главным инженером, буровым мастером и
шеф-поваром ресторана "Пятидесятый километр". Я осуществлял общее
руководство. Юра поднимался первым без пятнадцати семь и шел снимать
показания с приборов. Его морально угнетало, что мы еще спим, и поэтому
через полчаса он с наслаждением будил Игоря, который, проклиная свою
несчастную судьбу, выползал из мешка и топал на камбуз разогревать свою
подгоревшую кашу...
каша была хорошая; мы, во всяком случае, ни в какой другой ресторан не
ходили. Кашу мы запивали компотом, если Юра, чемпион и рекордсмен мира по
этому продукту, не успевал выдуть его до завтрака.
уточнил Зеленцов.
Юрой, -- вновь поправился Валера. -- Буровой отряд работал у нас неплохо, за
пятьдесят дней прошли скважину в двести пятьдесят метров и подняли около
трех тонн керна, того самого, что едет с нами домой в рефрижераторе.
Работали часов по шестнадцать в сутки, скучать было некогда, но если в
Мирном ночами снился Ленинград то на пятидесятом километре нам снился
Мирный, в котором сосредоточилась вся цивилизация: кают-компания, баня, кино
и Ксюха, которая всегда спала в нашем шестом доме и облаивала всех там
непрописанных. Короче, ждали поезд с огромным нетерпением, в день его выхода
не слезали с вышки, все глаза просмотрели. Наконец увидели, начали бездумно
палить из ракетниц, и вот поезд совсем рядом, а ракеты, как назло,
кончились. Ну как встречать дорогих товарищей? Залезли на, крышу балка, и
когда ребята с нами поздоровались, мы в ответ дружно залаяли. Почему? А
потому, во-первых, что ни ракет, ни коньяку у нас не было, а во-вторых, в
Мирном все равно были уверены, что мы одичали!
повести я уже рассказывал об одном дне, проведенном на Ватерлоо. Правда,
тогда на берег сошел совсем еще зеленый новичок с расширенными от восторга
глазами, готовый обратиться на "вы" к самому захудалому пингвину и
вызывавший улыбки бывалых полярников своей чудовищной наивностью. Однако
месяц на Востоке вышиб из новичка излишки восторга, а месяц в Мирном --
остатки наивности; и хотя главного в Антарктиде -- зимовки -- новичок не
испытал, но пообтерся, объездился, нашпиговался опытом -- словом, начал
превращаться в того самого воробья, которого на мякине не проведешь.
безразличие, когда "Обь" бросила якоря в тихой бухте острова. Отнюдь нет!
Максимов Альберт
Сертаков Виталий
Махров Алексей
Андреев Николай
Курылев Олег
Белов Вольф