доброжелательный.
совестью сказал бы: "Не упомню...",-- но у хромого госпо-дина был такой вид,
словно он все знает заранее, а ответы сек-ретаря нужны ему только для
проверки.
бумажке читал,-- экий скот государством нашим правит, каналья, лицемер,
сквалыга, гнусарь, это в том смысле, что канцлер изволит шепелявить...
Угрожал ли? И это было. Не раз говаривал Лесток, что рад бы был прострелить
канцлерову голову пистолетом, да случай не представился.
наконец перешел к главному вопросу:
Финкенштейна известно стало, что господин твой о перемене нынешнего
благополучного государствования богомерзкий замысел имел. Что знаешь о сем
предмете?
отвечать, научи! Ничего не знаю? Не поверят... Но он и впрямь ничего не
знает об участии Лестока в заговоре против императрицы.
в сидячем положении, ему очень хо-телось повалиться в ноги следователю с
воплем: "Не было ничего, не было!"-- но он превозмог себя и довольно внятно
ответил:
моей искренностью, дабы помочь следствию.
Шавюзо и прорвало. Он рассказал о визитах мальтийского рыцаря, рассказал не
только то, что ему положено было знать, но и то, что он подслушал. И о
деньгах полученных показал, и о беседах про русскую армию.
такого?
целью, узнать о друге своем князе Оленеве, который за неведомое ему
государственное преступление сидит в крепости.
говорил, как с цепи сорвался, а следователь кивал кудлатой головой и задавал
новые вопросы.
беседовать с арестованным секретарем и перенесемся в парк князя Черкасского,
в маленький флигель, где в этот вечер суждено было состояться важному
разговору, который так ждал Никита Оленев.
с того времени, когда он стал ощущать мир вокруг себя как реальный, прошла
всего неделя. Эти семь дней были лучшими в его жизни, потому что все это
время он путешествовал по тесным улочкам Венеции наедине с очаровательной
Марией. Солнечный го-род был особенно хорош тем, что находился вне
досягаемости Тайной канцелярии и хромого следователя, кроме того, в Венецию
-очень легко было попасть; мысль, как известно, самый быстрый транспорт.
Никиты был приход Лядащева, который вошел незамет-но, сел на подоконник и
принялся рассматривать пейзаж за окном. Он не встревал в разговор, но вел
себя так, словно имеет полное право присутствовать в столь тесной компании.
похлопать друга, не вспомнил, махнул рукой и сел на край кровати. Он
Выглядел серьезным, строгим, а более всего уставшим, видно, аварийная работа
порядком его потрепала.
Никита.-- Дамы -- лучшее изобретение природы,-- он улыбнулся Марии и
Софье,--но ведь и о деле надо поговорить. А где Сашка?
подготовить, нельзя же вот так и брякнуть, намеревался начать разговор с
Гольденберга, векселя и Дементия Палыча, но увидев друга, разволновался
вдруг, понял, что лукавить он не в силах, а потому именно и брякнул:
тот с негодованием отвел его руку.
он сжал кулаки.-- Закон парности, будь проклят! Теперь я понимаю, почему
здесь передо мной ломали комедию. Стоило спасать меня, чтоб сесть самому? --
Голос Никиты сорвался на крик, Алексей никогда не видел его в таком
состоянии.
Лядащев,-- что трудно отказать себе в удовольствии помочь в беде другу.
неспра-ведливость. Арест Сашки --. это злодейство! Невинный человек
попа-дает в крепость. Его пытаются спасти. Далее спаситель сам попа-дает за
решетку, но он уже виновен! Его есть за что судить. Как же, он не подчинился
этому монстру -- государству!
Лядащева.-- Это мы точно знаем.
кре-пость,--опять вмешался Лядащев.--Я думаю, он догадается, как вести себя
на допросе.
зубы.-- Они могут продолжаться до бесконечности! В чем его обвиняют?--
спросил он резко, повернувшись к Лядащеву.
отлавливать безвинных людей?
арест. Это была не только случайность, но и неосмот-рительность, которая
потянула за собой шлейф событий.
судьбе.-- Голос Никиты помимо его воли прозвучал несколько надменно.-- Вы
правы. Я кругом виноват.
вляпались. Как там у вас? Жизнь родине, честь никому?-- Лядащев грустно
рассмеялся.
Алешка, надо что-то придумать! Дверь во флигель неслышно отворилась.
спокойный, глуховатый голос.
понял, что главное, зачем нужен Белов следствию, было не убийство
Гольденберга, о чем сообщалось в анонимном доносе, и не шпионские игры.
Надобно было доказать, что Белов есть свя-зующее звено между Лестоком и
молодым двором и, стало быть, пря-мой пособник заговора. Доказательств на
этот счет было мало, .улик еще меньше, но ведь это как допрос вести. Ему ли
не знать, что зачастую все улики бывают словлены в опросных листах. Как по
евангельской заповеди каждый человек грешен, так и в судейских делах -- всяк
от рождения хоть в чем-то, да виноват перед госу-дарством.
прусского короля, а Белов в этой мутной водице рыбкой плавает. Что ему там
надобно? Четыре года назад встречался он мельком с прытким "вьюношем", сидел
тогда гардемарин перед Тай-ной канцелярией ощипанным воробышком. Как-то он
себя сейчас по-ведет?
порыв к делу есть, а Дементий Палыч все как будто отлынивал от допроса.
Белову, конечно, известны подробности подме-ны Сакромозо, а желательно,
чтобы эти подробности не попали в опросные листы. Вовсе не один Дементий
Палыч был виноват в про-вале дела мальтийского рыцаря. Ему ведено было
придумать способ компромата и ареста -- придумал, велено было повременить с
допро-сами на Каменном Носу -- повременил. Мысль была правильная, мол,
испугается Сакромозо тюрьмы и станет сговорчивее, кто ж мог пред-положить,
что его похитят? Но беда еще в том, что похитили не Сакромозо, ведь это
Оленев на мызе сидел, все дело в подмене, а коли захотят найти в этом
виновного, то за все просчеты будет отвечать он -- Дементий Палыч Шуриков.
столь важный проступок -- опросные листы штудируются самим Шуваловым. Но
папки с делами пухнут на глазах, вопросов будет много, каждый
подследственный и свидетель будут петь свою песню. Если постараться, то
побочную линию о подмене Сакро-мозо можно уподобить слабому ручейку, который
вливается в широ-кую реку, а там уж вся вода перемешана. Главное, чтоб Белов
правильно повел себя на допросе. Надобно ему об этом намекнуть...
сторона, которая несказанно мучила Дементия Палыча, а правильнее сказать --
томила. Ранее он никогда не брал взяток, по-читал себя человеком честным и
гордился этим. Дементий Палыч и подозревать не мог, что внезапная утрата
гордости и внутреннего достоинства будет так болезненна. Может, это и
называется "угрызе-ниями - совести"? И опять-таки в слове "угрызение"
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Мацумото Сэйте
Андреев Николай
Лукин Евгений
Сапковский Анджей