симметрию всех своих частей".
определенный центр, т.е. предполагает это тело как нечто целое. O понятии
центра в античной эстетике и философии вообще мы уже имели случай говорить
выше. Если мы сравним эту поликлетовскую установку, например, с египетской
манерой симметрии, то мы, безусловно, заметим, что Поликлет ориентируется на
живое человеческое тело, в то время как в Египте интересовались, главным
образом, совершенно априорными схемами. Последний из приведенных текстов
Галена, гласящий о статуе как целом, о симметрии входящих в нее элементов
(ср. еще и предыдущий текст Галена), вскрывает существенную сторону
греческого учения о пропорциях в отличие от египетского. Греки не исходили
от какой-то единицы измерения, чтобы потом, путем умножения этой единицы на
то или иное целое число, получить желаемые размеры отдельных частей тела.
Греки исходили из данных самих частей независимо от того, из какой общей
меры, принятой за единицу, эти части получаются. У Поликлета брался рост
человека как целое, как единица; потом фиксировалась отдельная часть тела
как таковая, какова бы она ни была по своим размерам, и уже только после
этого фиксировалось отношение каждой такой части к целому. Ясно, что тут не
могли получаться целые числа. Каждая часть в отношении целого выражалась
дробью, в которой числитель всегда был единицей, а знаменатель варьировался
в связи с реальными размерами данной части. Отношение же между отдельными
частями выражалось еще более сложными дробями и даже иррациональными
числами. К этим результатам пришло и известное измерение поликлетова
Дорифора, предпринятое Калькманом47. Пропорциональность развивалась здесь не
от какой-то априорной единицы измерения - не имеющей ничего общего ни с
отдельными частями тела, ни с самим телом, взятым как целое, - к обработке
всего тела как такового. Напротив, пропорциональность строилась тут вне
всякой абстрактной меры, от одной реальной части тела к другой и к самому
телу как целому. Здесь выступала чисто антропо-метрическая точка зрения
вместо египетского условного априоризма. Здесь, прежде всего, учитывались
реальные органические соотношения, царящие в человеческом теле, включая всю
сферу его эластических движений и ориентированность его в окружающей
обстановке. При фиксировании целого тут уже нельзя было игнорировать "точку
зрения" наблюдателя. Было важно, находится ли статуя прямо перед
наблюдателем или она помещена очень высоко. Так, например, уже не раз
указывалось, что Афина Фидия имеет объективно вовсе не те пропорции, какие
представляются смотрящему на нее снизу. Изображение Химеры, включающее части
разных живых существ, имеет цельную структуру пропорций, а не несколько их
типов, как египетский сфинкс.
анекдоте Диодора Сицилийского (историк I в. до н.э.), не связанном, правда,
непосредственно с Поликлетом, но все же весьма характерном и выразительном
для греческих пропорций вообще. Диодор (Diod. 198) пишет: "Из древних
скульпторов наибольшею славою пользовались у них Телекл и Феодор, сыновья
Река, которые соорудили для самосцев статую Аполлона Пифийского.
Рассказывают, что одна половина этой статуи была приготовлена Телеклом на
Самосе, другая же часть была сделана его братом Феодором в Эфесе. Будучи
сложенными, эти части настолько соответствовали одна другой, что казалось
будто все произведение исполнено одним [мастером]. Однако этот род работы
никогда не применяется у греков, но большею частью употребляется у египтян.
В самом деле, о симметрии статуй у них судят не с точки зрения
представления, получаемого в соответствии с [реальным] видением (oyc apo tCs
cata tCn hArasin phan tasias), как это происходит у греков, но всякий раз,
когда они кладут камни и обрабатывают их путем дробления, в это самое время
они пользуются одной и той же аналогией от наименьшей [величины] до
наибольшей, поскольку они создают симметрию живого существа путем разделения
всей величины его тела на 21 1?4 частей. Поэтому, когда художники
условливаются [здесь] друг с другом относительно размеров, то, несмотря на
свое разделение друг от друга, они создают в своих произведениях настолько
точно совпадающие размеры, что своеобразие их мастерства способно вызывать
изумление. Упомянутая самосская статуя, если, согласно с египетскими
методами искусства, делить ее по темени надвое, определяет середину тела
вплоть до полового члена, оказываясь, таким образом, равной самой себе со
всех сторон. Говорят, что она больше всего похожа на египетские статуи,
поскольку руки ее как бы распростерты, а ноги растопырены"48.
своеобразие греческого чувства телесных пропорций и вырастающих из него
греческих художественно-технических измерений и канонов. Самое главное это
то, что греки судят "с точки зрения представления, получаемого в
соответствии с (реальным) видением". Это - то, чего нет ни в строгих канонах
Египта, ни в средневековой практике и что возродилось лишь в новое время у
Леонардо да Винчи и Дюрера.
Плиния (Plin. nat. hist., ХХХIV 56): "Отличительной особенностью Поликлета
является то, что он додумался придавать фигурам такую постановку, чтобы они
опирались на нижнюю часть лишь одной ноги. Однако Варрон передает, что его
произведения были "квадратные" (quadrata) и почти все по одному образцу".
Что значит эта "квадратность" или, может быть, "квадратичность", о которой
Плиний говорит со ссылкой на Варрона? Как показывает Cels. II, I, это -
neque gracile, neque obesus, т.е. "не тонкое [худое] и не толстое". О
Веспасиане читаем у Светония (Vesp. 20): "Веспасиан был "с плотными сильными
членами" (compactis formisque membris). Квинтилиан употребляет этот эпитет и
для характеристики речевого склада, говоря, например, о "легком и
завершенном (quadrata) складе слов" (II 5, 9) и о возникновении из
разнохарактерных частиц речи "суровой, пышной, сдержанной (quadratum) и
расслабленной" (IХ, 4, 69). У Петрония (43,7) читаем: "Легко тому, у кого
все идет гладко (quadrata)". Кроме того, quadratus есть у Плиния,
по-видимому, перевод греческого tetragonos, а это последнее попадается в
более буквальном смысле у Philostr. Heroic, р. 673, - "квадратный вид носа"
(то же ср. и р. 715), а главное, попадается в сочетании "квадратный человек"
со значением "бравый" у Аристотеля. "Всегда или большею частью будет
поступать и мыслить согласно добродетели и будет наилучше переносить
случайности и будет всегда вполне гармоничным тот, кто поистине хорош и
устойчив (tetragAnos) без упрека" (Arist. Ethic. N I 11, 1100 b19).
"Является метафорой называть хорошего (agathos) человека четырехугольным
(Arist. Rhet. III 11,1411b27). Выражение "квадратный умом" читаем у Платона:
"Действительно, трудно сделаться человеком, хорошим, совершенным во всех
отношениях [буквально: "четырехугольным по рукам, ногам и уму"]" (Plat.
Plot. 339 b).
показывающий нам все отличие "квадратности" Поликлета от "тонкости" Лисиппа:
"Передают, что он [Лисипп] очень много способствовал усовершенствованию
скульптуры своей манерой изображать волосы, хотя человека он делал меньше,
чем более древние художники, а само тело тоньше и суше, благодаря чему
получалось такое впечатление, будто его статуи были выше ростом. Симметрия,
которую Лисипп соблюдал с наивысшей тщательностью, не имеет соответственного
латинского названия. При этом Лисипп применил новую и не примененную дотоле
манеру построения фигур, вместо квадратных, как это делали старые мастера; и
он заявлял, что те делали изображения людей такими, какими они бывают в
действительности, а он сам - такими, какими они кажутся. Отличительными
свойствами Лисиппа являются и те хитро придуманные тонкости, которые он
соблюдал даже в мельчайших подробностях своих произведений".
даже физически. Широкие плечи, составляющие тут пропорционально четверть
всего роста, и прямоугольная обработка мускулатуры торса и груди создают
впечатление "квадратности", несмотря на живой ритм, приданный всему телу
поднятием левого плеча и опусканием правого, а также изогнутостью бедер и
откидыванием назад левой ноги. Однако "квадратность" нужно понимать тут
гораздо шире, как вообще классический стиль, еще не перешедший к утончениям
Лисиппа.
считая образцовыми частями тела у Мирона голову, а у Праксителя руки,
полагает таковой у Поликлета грудь. Прибавим к этому и еще слова Квинтилиана
(Quint. XIII 10, 8). "Более грубые и ближе всего к тосканским делали статуи
Каллон и Гегесий, уже менее жесткие - Каламис, Мирон же [еще] мягче только
что названных. Тщательность и красота [decor - приличие, украшенность]
больше прочих у Поликлета, которому [хотя ему и присуждается большинством
пальма первенства], однако, не хватает, как полагают, важности [pondus,
веса], чтобы ни в чем его не принижать. Действительно, насколько он
присоединил к истине еще и красоту человеческой формы, настолько, полагают,
он не выдержал важного значения богов. Как говорят, он даже избегал и более
пожилого возраста, не осмелившись никуда пойти дальше наивных щек [молодых
людей]. Но чего не хватало Поликлету, то было дано у Фидия и Алкамена...".
Это сообщение Квинтилиана несколько корректирует данные Плиния и других об
увесистости пропорций Поликлета. Не отличаясь нежностью, они все же не были
величественными и сверхчеловеческими. Им была свойственна именно
человеческая, а мы бы прибавили, именно классическая греческая красота. Если
мы хотим остаться строго в рамках классической Греции, резко отделяя ее и от
архаики и от эллинизма, то мы должны взять скульптуру совершенно не
психологическую, но тем не менее человеческую. В этой скульптуре должны быть
выражены не переживания, а физическое положение физического же тела -
бросание диска, несение копья, повязывание головы и пр. А это и будет,
главным образом, Поликлет и его эпоха.
выразительными являются следующие слова Лукиана (Luc. De salt. 75 Баран.):
"Что же касается тела, то мне кажется, танцор должен отвечать строгим
правилам Поликлета: не быть ни чересчур высоким и неумеренно длинным, ни
малорослым, как карлик, но безукоризненно соразмерным; ни толстым, иначе
игра будет неубедительна, ни чрезмерно худым, чтобы не походить на скелет и
Шекли Роберт
Курылев Олег
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Соломатина Татьяна